Как освобождать рабов в двадцать первом веке

Район красных фонарей Форбсганги не освещен красными фонарями.  Он не освещен вообще ничем, электричество туда не проведено.  Бордели размещаются в обычных глинобитных домах, а собственно клиентов проститутки принимают в хижинах крытых джутовой соломой.  Магазинчик у перекрестка торгует рисом, маслом и конфетами.  Это индийско-непальская граница, штат Бихар.  Здесь нечем особенно торговать кроме секса.

Когда Мина Хасина идет по тропинке между домов, дети замолкают и смотрят на нее.  Взрослые смотрят исподлобья, напряжение такое, что воздух можно ножом резать.  Мине уже за тридцать, она темнокожая, с живым лицом и маленькой серьгой в левой ноздре.  Завязанные назад волосы, неброское сари и абсолютное спокойствие перед лицом всеобщего презрения.

Мина – индийская мусульманка и много лет была узницей борделя управляемого кланом из племени Натт.  Натт – низкокастовое племя, традиционно занималось сутенерством, а для женщин проституция передается от матери к дочери.  По тропинке между борделей Мина добирается до дома побольше, где иногда собирается местный совет, садится и рассказывает.  Жители деревни понемногу возвращаются к своим делам.

«Мне было лет восемь или девять когда меня похитили и продали» рассказывает Мина.  Она из бедной семьи из пограничной деревни.  Сначала ее отправили в дом, где жило еще несколько не достигших зрелости девочек.  Когда ей было двенадцать – за полгода до первой менструации – Мину отправили в бордель.

— Они получили от этого клиента много денег – размеренно рассказывает Мина – Я начала сопротивляться и плакать и у него ничего не вышло.  Я так сопротивлялась, что ему вернули деньги.  Меня потом били – ремнем, палками, железками.  Очень сильно били.

Она встряхивает головой чтобы отогнать воспоминания.

— Раз пять они приводили клиентов и каждый раз я сопротивлялась.  Они продолжали меня бить.  Когда это не помогло, они напоили меня чем-то и я стала пьяная.

Мина проснулась с похмелья и в крови и поняла, что произошло.  Она сдалась и перестала драться с клиентами.

В борделе, где жила Мина, всем заправляла матриарх семьи, Айнуль Биби.  Иногда Айнуль била девочек сама, иногда поручала это своей невестке или сыновьям, которые избивали жертв до полусмерти.

— Даже плакать было нельзя – вспоминает Мина – За это тоже били.  Я подумала – лучше умереть чем так жить.  Один раз я прыгнула с балкона, но ничего не случилось.  Даже ногу не сломала.

Мину и других девушек не пускали за территорию борделя и ничего им не платили.  Их в среднем посещали по десять клиентов в день, семь дней в неделю.  Если девушка засыпала или жаловалась, наказание было одно – побои.  А если кто-то сопротивлялся, то наказание было публичным чтобы напугать остальных.

Людей живущих в таких условиях в Индии больше чем в любой другой стране.  Там насчитывается от двух до трех миллионов проституток.  Хотя многие из них торгуют собой добровольно и получают деньги на руки, большинство попадает в бордели не по своей воле.  В 2008 были опубликованы результаты опроса среди индийских и непальских проституток.  Из тех, кто начал свою карьеру подростками, около половины рассказали, что были похищены.  Женщины, которые начали работать после восемнадцати, в основном приходят в бордель сами, часто с целью заработать для детей.  Те, кто становятся рабынями в детстве, не знают ничего другого и не умеют ничего больше кроме как себя продавать.

В Китае больше проституток чем в Индии – некоторые называют цифру десять миллионов, но гораздо меньший процент рабынь в борделях.  Борделей в Китае вообще немного.  Большинство китайских проституток работают без сутенеров и называются «динг-донг ксияоче», потому что они звонят в двери гостиничных номеров и себя предлагают.  Даже те, кто работают в массажных кабинетах и саунах, имеют возможность не предлагать себя клиентам и оставить себе если не весь заработок, то часть.

В таких консервативных пуританских обществах как Индия, Пакистан и Иран меньше женщин согласно идти в этот бизнес добровольно.  Поэтому проституток сначала обращают в рабство.  Неженатые молодые люди в этих странах не могут спать со своими невестами и могут снять сексуальное напряжение только в борделе.

Общество с этим согласно.  Девушки из статусных семей сохраняют свою добродетель, молодым людям есть где погулять и всем хорошо.  Основная масса узниц борделей – нелегалки из Бангладеш и Непала или девушки из бедных индийских деревень.  Пока речь идет о неграмотных низкокастовых крестьянских дочерях вроде Мины – всех все как бы устраивает.

В борделе никто не пользовался презервативами.  Мина здорова, но тест на ВИЧ она не проходила.  (ВИЧ в Индии не так сильно распространен к в Африке, но риск для проститутки больше среднего).  Не имея возможности предохраняться, Мина забеременела и это привело ее в отчаяние.

— Я думала, что не хочу быть матерью, зачем рожать ребенка в такую жизнь – вспоминает Мина.  Но в борделе у Айнуль беременность не возбранялась, потому что когда рождается новое поколение рабов, бизнес не страдает.  Девочкам прямая дорога в бордель, а мальчиков задействуют в качестве слуг.

В борделе, без медицинской помощи, Мина родила девочку и назвала ее Найна.  Но вскоре Айнуль забрала у нее ребенка – чтобы остановить лактацию (клиентам не нравится) и держать ребенка в заложниках дабы Мина не убежала.  «Мы не отдадим тебе Найну иначе ты сбежишь» сказала Айнуль.  Потом у Мины родился сын Вивек и с ним повторилась та же история.  Детей Мины растили чужие люди в той части фактории, где ей было запрещено появляться.

— Они удерживали моих детей и думали, что я не убегу.

В какой-то степени эта стратегия сработала.  Однажды Мина устроила массовый побег, но сама не убежала, потому что не хотела бросать своих детей.  И снова ее избили.

Айнуль сама была проституткой когда была молода и нечего было ждать, что она будет кого-то жалеть.  «Если мои дочери могли быть проститутками, то и от вас не убудет» говорила она девочкам.  Она действительно принудила к проституции двух своих дочерей.  («Их тоже заставили побоями» объясняет Мина «Кто добровольно согласится на такое?»).

По подсчетам Мины, за двенадцать лет в борделе, ее били в среднем четыре раза в неделю.  Многие девушки впадали в тупое скотское состояние от такого обращения, но Мина не сдалась.  Она способна упереться рогом и стоять на своем.  Она упряма и не слишком приятна в общении и потому односельчане ее не долюбливают.  Мина нарушает неписанный кодекс поведения женщины в индийской деревне – терпеть и молчать.

Полиция предпочитает не вмешиваться в такие дела.  Многие полицейские регулярно посещают бордели и получают сервис за счет заведения.  Но Мина пришла в такое отчаяние, что как-то сбежала за забор и отправилась в полицейский участок за помощью.

«Меня принуждают к проституции в борделе таком-то» заявила Мина удивленному полицейскому на ресепшене.  «Сутенеры бьют меня и держат моих детей взаперти».  Вокруг столпились другие полицейские, над Миной посмеялись и велели уйти откуда пришла.  «Как ты смеешь вообще сюда приходить» заявил Мине кто-то из полицейских чинов.

В конце концов Мину отослали обратно взяв с владельцев борделя обещание ее не бить.  Наказания не последовало, но соседка предупредила Мину, что ее планируют убить.  В районах красных фонарей это случается не чаще чем фермер убивает дойную корову.  Но если проститутка слишком мутит воду, ее могут и убить в назидание остальным.

Испугавшись за свою жизнь, Мина решила оставить своих детей и сбежала из борделя.  На поезде она несколько часов добиралась до Форбсганги.  Кто-то там донес Манушу, одному из сыновей Айнуль, что Мина сбежала.  Вскоре Мануш явился в Форбсганг наказать Мину.  Он сказал, что в бордель обратно ее не примут – слишком много наследила.  Она может остаться в Форбсганге и продавать себя, а ему отдавать выручку.  Не зная что еще делать, Мина согласилась.  Всякий когда Мануш приезжал в Форбсганг за деньгами, ему казалось, что денег мало и всякий раз Мине доставалось.  Один раз он повалил Мину на землю прямо на улице и стал так драть ремнем, что вмешался сосед, работник местной аптеки.

«Ты уже продаешь ее, наживаешься на ней.  Зачем же ее еще и бить?»

Того человека звали Кудуз.  Для Мины, привыкшей к всеобщему презрению было небывалым чудом, что кто то за нее заступился.  Мануш сбежал и Кудуз помог ей подняться.  Они стали встречаться и скоро Кудуз предложил Мине пожениться.

Мануша это предложение совсем не обрадовало.  Он предложил Кудузу сто тысяч рупий (две с половиной тысячи долларов) чтобы тот отказался от Мины.  Возможно, он опасался, что став респектабельной замужней женщиной, Мина устроит борделю неприятности.   Кудуз от денег отказался.

«Даже если ты предложишь мне миллион рупий, я не откажусь от нее.  Ты так долго продавал людей, что уже ничего другого не знаешь» сказал он.

После свадьбы Мина родила Кудузу двух дочерей и съездила в родную деревню, надеясь найти своих родителей.  Мать ее умерла – соседи рассказали, что она тронулась умом оплакивая похищенную Мину – но отец был жив, и удивился и обрадовался, узнав дочь, которую уже давно считал погибшей.

Жизнь налаживалась, но Мина не могла забыть своих старших детей оставленных в борделе.  И она стала ездить – пять часов на автобусе в один конец.  Часами она ходила вокруг забора борделя Айнуль Биби и звала Найну и Вивека.  Но ничего не получалось.  К детям Мину не пускали, в полиции ее слушать не стали.  Ее угрожали убить и похитить в бордель ее младших дочерей.  Один раз пара наемников Натт явилась в дом Мины в Форбсганге, но Кудуз схватил нож и пригрозил нарезать их на куски.  Мина понимала, что Найне скоро исполнится двенадцать и тогда ее выставят на рынок, но сделать она ничего не могла.

* * *

Не будет преувеличением сказать, что миллионы женщин и девушек находятся в самом настоящем рабстве.  (Основное отличие от рабства девятнадцатого века это то, что многие к тридцати годам умирают от СПИДа).  Обычно это феномен описывают как «контрабанда с целью вовлечения в проституцию», но это название не отражает реальной картины.  Проституция это только часть проблемы.  Во многих странах (Китай, Бразилия, большинство африканских стран) проституция широко распространена, но носит добровольный характер (а смысле вызвана экономическим давлением, а не физическим принуждением).  В этих странах женщин не запирают в борделях, а многие работают вообще вне борделей и без сутенеров.  Контрабанда тоже не определяющий элемент.  Чтобы поработить девушку, не обязательно ее куда-то далеко увозить.  Лучший слово для описания ситуации – это «рабство».

Число современных рабов трудно установить с точностью.  Агентство ООН, занимающееся проблемами труда и занятости утверждает, что в мире насчитывается примерно двенадцать с половиной миллионов рабов – во всякого рода рабстве, не только в сексуальном.  Другой ООНовский отчет утверждал что в одной Азии в близких к рабству условиях живет более миллиона детей и подростков.  Известный медицинский журнал «Ланцет» называет цифру миллион детей по всему миру насильно вовлеченных в проституцию.  Сложно считать, потому что предоставляющих сексуальные услуги не всегда можно разделить на аккуратные категории – эта работает добровольно, а та нет.  Некоторые активисты смотрят на проституток и видят рабынь, другие видят самостоятельных женщин занимающихся профессией ничем не хуже любой другой.  В реальности есть и те, и другие, и еще многие, которые живут в непонятном состоянии между свободой и рабством.

Обязательный элемент работы борделя – это ломка психики девочек насилием, угрозами и унижениями.  Мы разговаривали с пятнадцатилетней тайкой, которую принудили есть собачьи экскременты с пола – чтобы не мнила себя человеком.  Когда психика сломана и личность уничтожена, физический контроль уже просто не нужен.  Такая девушка может улыбаться и махать рукой прохожему, может хватать его за рукав и тащить в бордель.  Иностранцы думают что она там добровольно, не прикована и не привязана.  Но в такой ситуации послушание хозяевам борделя значит что угодно, но не согласие.

Лонг Просс было тринадцать лет, когда ее похитили и продали в бордель в Камбодже.  За непослушание хозяйка проткнула ей металлическим штырем глаз.

По нашим подсчетам, около трех миллионов женщин и девушек (и совсем немного мальчиков) по всему миру, живут в рабстве секс-индустрии.  Эта цифра не учитывает тех, кого принудили к проституции словесными угрозами и обманом.  Не учитывает они и миллионы подростков младше восемнадцати, которые юридически вообще ни на что не могут соглашаться.  Итак, существует три миллиона человек, являющихся чьей-то собственностью и хозяин может их безнаказанно убивать.

Юридическое определение контрабанды людей – при помощи силы или обмана переправить кого-то через государственную границу.  Госдепартамент США считает, что ежегодно границы таким образом пересекает от 600,000 до 800,000 человек.  Восемьдесят процентов из них составляют женщины и девушки.  Но так как Мина не пересекала границу, она вроде как и не считается.  Большинство людей порабoщенных в борделях ни разу в жизни не пересекали никакой границы.  Отчет Госдепартамента признает, что «миллионы жертв принуждаются к проституции в границах своих стран».

В пиковое десятилетие трансатлантической работорговли (1780-ые) из Африки в Новый Свет перевозилось около 80,000 рабов ежегодно.  С 1811 по 1850 эта цифра составляла чуть больше пятидесяти тысяч.  И получается что в двадцать-первом веке в бордели продается больше рабов чем на плантации в восемнадцатом или девятнадцатом.  Так же как на плантациях два века назад, человеческая жизнь в борделе дешева.  В 1791 уголовный кодекс Северной Каролины приравнял убийство негра к убийству белого и вскоре такой же закон приняла Джорджия.  Но – гладко было на бумаге, да забыли про овраги.  Законы есть и в Индии и в Пакистане, но если владелец борделя захочет избавиться от непокорной проститутки, то мешать ему никто не станет и наказания можно не бояться.

За несколько последних десятилетий проблема сексуального рабства стала более острой.  Одна причина – падение коммунистических режимов в восточной Европе и в Азии.  В этих странах началось безвластие и криминальные структуры заполнили вакуум.  Масла в огонь подливает глобализация.  Еще поколение назад большинство людей умирало недалеко от того места, где рождалось.  А теперь расстояния сократились.  В итальянском борделе можно встретить девушку из Нигерии, а ее мать ни разу покидала своей деревни.  В сельской Молдавии можно за день посетить несколько деревень и не увидеть ни одной девушки или молодой женщины.  И кроме того ситуация ухудшилась из-за распространения ВИЧ-инфекции.  Быть проданной в бордель во все времена было ужасной судьбой, но в большинстве случаев не было смертным приговором.  Теперь, таки да.  Из-за страха перед СПИДом клиенты теперь предпочитают совсем юных девочек – считается, что они еще не успели подхватить заразу.  И в Азии и в Африке бытует мнение, что секс с девственницей излечивает от СПИДа.  Похищений юных девочек из деревень стало больше.

Эти факторы объясняют почему мы концентрируемся на борделях, а не на каком-то другом виде принудительного труда.  Любой кто, побывал в индийском борделе и на индийском же кирпичном заводе, может сказать – в борделе хуже.  Люди с кирпичных заводов не разлучаются с близкими, ни имеют шансов заразиться СПИДом на работе и имеют больше надежды на избавление.

* * *

В борделе с Найной и Вивеком обращались безобразно.  От них скрывали, что у них есть родная мать.  Найну приучили называть Айнуль Биби бабушкой, а одного из ее сыновей, Винода, отцом.  Иногда ей говорили, что ее мать – жена Винода, Пинки.  Иногда ей говорили, что ее мать умерла.  Но когда Найна попросилась в школу, Винод отказал и заодно расставил все точки над и.

«Ты должна меня слушаться потому что я твой хозяин» сказал он Найне.

Соседи пытались помочь детям.  Они говорили «Какие же они вам родители если они вас так обижают», вспоминает Найна.  Иногда дети слышали как Мина их зовет или даже видели ее в какую-нибудь щель в заборе.  Один раз Мина увидела Найну и сказала «Я твоя мать».  «Нет – ответила Найна – Моя мать Пинки.»

Вивек тоже помнит визиты Мины.  «Снова и снова она приходила и снова и снова они ее прогоняли.  Мне говорили, что моя мать умерла, но почему тогда эта женщина приходит и приходит, несмотря на то, что ее бьют каждый раз.»

Найна и Вивек не переступали порога школы, ни разу не были у врача и не могли выйти за пределы фактории без сопровождения.  Они проводили дни за уборкой и стиркой, ходили черт знает в чем, а обувь им не выдавалась.  Когда Найне исполнилось двенадцать лет, ее раздетую показали пожилому мужчине и ей это очень не понравилось.  «Я спросила Пинки кто этот человек.  Она наказала меня и отправила без ужина спать.»

Через пару дней Пинки велела Найне искупаться, а потом взяла ее собой на рынок и там купила ей красивую одежду и колечеко в ноздрю.  На вопросы Найны ей было сказано «Твой отец взял у этого человека деньги за тебя.  Ты должна делать то, что он хочет.»

Вивеку было только одиннадцать.  Он невысокий и тихий, но унаследовал от своей матери способность упереться рогом и стоять на своем.  Он стал просить «родителей» и «бабушку» отпустить его сестру или найти ей мужа.  В ответ он получал одни побои и насмешки.  «Ты же ничего не зарабатываешь.  Чем ты будешь кормить свою сестру?»  Но Вивек не унимался.  В городе, где полицейские, государственные служащие, индуистские священники и респектабельные обыватели закрывали глаза на принудительную проституцию, единственный голос совести принадлежал мальчишке, которого постоянно били.  Кончилось тем, что Винод и Пинки заперли его, а потом заставили Найну одеться и начать карьеру проститутки.

Айнуль решила, что Вивека можно отвлечь от его протестов, предложив ему женщину.  Ему было велено спасть с проститутками, но Вивек отказался и тогда на него махнули рукой как на дурачка и стали меньше охранять.  Тогда Вивек решил сбежать и найти женщину, которая называла себя его матерью.  Он знал, что ее зовут Мина и что она живет в Форбсганге, но больше ничего не знал.  Воспользовавшись чаевыми накопленными Найной, он купил билет на поезд.

«Я дрожал от страха, что они догонят и убьют меня» вспоминает Вивек.  Часами он болтался по улицам Форбсганги и спрашивал каждого прохожего «Вы не знаете Мину?».  Стучался в каждый дом и спрашивал.  Ходил по улицам и звал «Мина!  Мина!»  Наконец – у Вивека дрожат губы на этой части истории – на зов «Мина» вышла из дома женщина и удивленно на него посмотрела.  Мальчик и женщина смотрели друг на друга и наконец она спросила «Ты Вивек?».

Затем последовали первые несколько недель настоящего счастья, которые Вивек узнал за свою короткую жизнь.  Мина – когда хочет – может быть доброй и теплой и Вивек впервые узнал что это вообще такое – любовь матери.  Но когда Мина услышала что произошло с Найной, на передний план снова вышло ее упрямство.  Дочь надо вызволить чего бы это не стоило.

«Я родила ее, а значит я отвечаю за нее.  Я не могу ее забыть.  Каждый день без Найны прожит зря.»

Мина узнала, что в Форбсганге открылся филиал организации Апнеап.  Организация была основана в Калькутте для борьбы с принудительной проституцией.  Основательница Апнеап – бывшая тележурналистка Ручира Гупта – провела часть своего детства в Форбсганге.  Другие НПО предпочитают не соваться в Бихар из-за разгула преступности, но Ручира знала с кем имеет дело и решила открыть филиал.  Мина со слезами ворвалась в офис и просила помочь ей вызволить дочь.

За всю историю полиция Бихара никогда не проводила облаву на бордель.  У Айнуль Биби были знакомства в местной полиции, зато у Ручиры были такие же теплые знакомства в министерстве.  И кричать Ручира умела не хуже любой мадам.  Итак, Апнеап допекло местную полицию и они провели облаву на бордель, вытащили Найну и отвезли в полицейский участок.  Девочка находилась в состоянии наркотического опьянения, не понимала что происходит и твердила «Я не твоя дочь».  Мина была в отчаянии.  Апнеап забрали Найну в Калькутту в больницу.  Там ей пришлось отвыкать от морфия.  В борделе ее пичкали наркотиками чтобы она не бунтовала.

После рейда жизнь Мины и ее семьи в Форбсганге не была усыпана розами.  Владельцы борделей в Форбсганге ее осуждали.  Даже те члена клана Натт, которые не зарабатывают на проституции, считают Мину доносчицей и не пускают своих дочерей в школу Апнеап.  Работника Апнеап ударили ножом.  Мина спокойна и смеется над идеей, что чужое мнение должно ее волновать.

— А если они черное белым назовут, я с этим тоже должна соглашаться?  Не хотят со мной разговаривать – на здоровье.  Я знаю, что я права.  Ни я, ни мои дети никогда больше не будем себя продавать.

Со теми немногими, кто согласен ее слушать, Мина делится поистине революционными идеями – что проституция это не единственное чем может заниматься девочка и что девочек надо отдавать в школу наравне с мальчиками.  Убить ее больше не угрожают, но продолжают считать грубой неженственной нахалкой.[i]

Апнеап построило в Бихаре школу-интернат.  Найна живет и учится там и мечтает стать учительницей для бедных.

* * *

Целые тома были исписаны с целью доказать, что рабство не такая уж плохая вещь.  Но мы еще не слышали, чтобы кто-то добровольно согласился расстаться со свободой и стать рабом

Авраам Линкольн

После визита к Мине Хасине и Ручире Гупрта в Бихар, Николас отправился в деревню на индийско-непальской границе.  Через перевалочный пункт провозятся тысячи непальских девушек для борделей Калькутты.  Их ценят за красоту, светлую кожу, покорность и не-знание местных языков.  Пока Ник заполнял на пограничном пункте бесконечные бумаги, у него на глазах через границу в Индию шли многочисленные непальцы и никто не заполнял никаких форм.

Ник разговорился с индийским офицером.  На очень хорошем английском тот похвастался, что разведывательное управление прислало его наблюдать за границей.

«И за чем же вы наблюдаете?» спросил Николас.

«Чтобы к нам не ходили террористы.  После 9-11 наше правительство очень этим озабочено.  И если мы находим контрабанду, мы конфискуем товар.»

Надо заметить, что не за чем особенным этот человек не наблюдал.  Пока он практиковался с Ником в английском, границу без всякого досмотра пересекло несколько тяжелых грузовиков.

«А девушки?  Неужели контрабанда девушек никого не волнует?  Их тут очень много.»

«Да, очень много.  Но с этим ничего не сделаешь.»

«Вы могли бы арестовать контрабандистов.  Разве лучше торговать людьми чем пиратскими копиями DVD?»

Офицер разведки засмеялся и развел руками.

«Без проституции не обойдешься.  Проституция будет всегда в любой стране.  И что делать молодому человеку когда ему уже восемнадцать, а жениться он не может до тридцати?»

«И что, лучшее решение это похищать девушек в Непале и продавать в бордели в Индии?»

Офицер пожал плечами.

«Это печально, кто спорит.  Такова плата за общественную гармонию.  Зато девушки из хороших семей в безопасности.»

«Вам их совсем не жалко?»

«А чего там жалеть?  Они же деревенские, даже читать не умеют.»

Николас поскрипел зубами и через пол-минуты выступил со следующим монологом.

«Я вас понял.  Вы знаете, у нас в Америке очень много проблем с общественной гармонией.  А не начать ли нам похищать индийских девушек из хороших семей для работы в наших борделях?  Тогда молодые американцы получат удовольствие и гармония нашего общества не пострадает.»

Повисла каменная тишина, а потом офицер заржал как при просмотре комедии.

«Теперь я понял.  Это вы так пошутили.  Это действительно очень смешно.»

Ник сдался и замолчал.

Индия отправила офицера разведки на отдаленную границу (как он работал, это другой вопрос) с целью отслеживания контрабанды, потому что в Дели понимают – США и западные страны заинтересованы в охране интеллектуальной собственности.  Когда в тех же коридорах власти поймут, что на западе заинтересованы в исчезновении сексуального рабства, то на границу будут посланы профессионалы с такой миссией.

Существуют инструменты для борьбы с современным рабством, но политической воли не хватает.  Наверное, так начинается любое аболиционистское движение.  Мы не утверждаем, что западные страны должны бороться с этим злом, потому что Запад виноват.  Мужчины из Европы и Америки не играют центральной роли в проституции в развивающихся странах.  Конечно, американские и европейские секс-туристы ездят на Филиппины, в Таиланд и в Шри Ланку, но составляют ничтожный процент клиентов.  Громадное большинство покупателей услуг проституток – соотечественники.  Более того, западные секс-туристы пользуются услугами проституток, которых можно скорее охарактеризовать как добровольных.  Секс-турист обычно хочет чтобы девушка сопровождала его в гостиничный номер, а по-настоящему порабощенную девушку не выпустят за пределы борделя.  Так что это не тот сценарий, где Запад обязан решать проблему которую сам создал.  Но без действий западных правительств искоренение этого страшного зла может занять больше времени, если вообще произойдет.

Тема проституции имеет свойство разделять людей по идеологическим мотивам и это сдерживает прогресс современного аболиционистского движения.  В конце девяностых американские правые и левые подали вдохновляющий пример межпартийного сотрудничества и протолкнули закон о защите прав жертв контрабанды.  Движение против торговли людьми всегда не укладывалось в строго партийные рамки и имело в своих рядах таких либеральных демократов как покойный сенатор Пол Уэлстон и таких консервативных республиканцев как сенатор Сэм Браунбек.  Хилари Клинтон никогда не оставляла эту борьбу своим вниманием и никто не сделал больше чем Кэролин Малони, демократка, депутат Конгресса из Нью-Йорка.  Одним из немногих достижений на международной  арене президента Джорджа Буша-младшего был комплекс мер по борьбе с торговлей людьми.  На этом поле пасутся как феминистские, так и евангелические организации, но не разговаривают между собой и не координируют своих усилий.  Между тем хоть какое-то единство в рядах аболиционистов движению бы совсем не помешало.

Одной из причин такого несогласия – это разные идеологические подходы к проституции.  Слева предпочитают пользоваться нейтральным термином «секс-работница» и не выносят моральных суждений по поводу того, что происходит между двумя взрослыми людьми по взаимному согласию.  Справа считают любую проституцию позорной и унизительной.  Результатом этих идеологических баталий является отсутствие сотрудничества в борьбе с формами проституции, которые не нравятся абсолютно всем – проституцией детской и принудительной.

Мы сидим в гостиной старенького дома Ручиры Гупты в Бихаре после целого дня похода по району красных фонарей.

— У них там в университетах теоретические дебаты – вздыхает Ручира – Но кто из этих теоретиков когда-нибудь ходил на наших улицах?  Не важно какое название придумать.  Важно, что детей в рабстве держат.

Как политику применять для искоренения подобного рабства?  Сначала мы думали, что запрещать проституцию принесет не больше пользы чем принес «сухой закон» в Америке 1920-ых.  Вместо того, что бесполезными законами загонять проституцию в подполье, лучше ее легализовать и регулировать как любую другую индустрию.  Многие НПО предпочитают прагматичную «обезвреживающую» модель, потому что она позволяет медработникам раздавать презервативы и посещать бордели с инспекциями.

Со временем, мы изменили свое мнение.   Модель «легализовать и регулировать» не сработала в странах, где проституция в основном принудительная.  Коррупция властей сводит на нет большинство усилий по регулированию.  Легальный бордель привлекает нелегальный бизнес по торговле детьми.  Но существуют факты указывающие на то, что наказание сутенеров в сочетании с реабилитацией жертв приносит плоды.  Мы являемся сторонниками именно такого подхода.  Это означает нажимать на правительства не только принимать законы, на и выполнять их.  Это означает составлять списки – сколько облав проведено, сколько сутенеров арестовано.  Бордели-тюрьмы должны быть закрыты, покупателей несовершеннолетних девственниц надо сажать и полицейских чинов надо вызывать на ковер и ставить их карьеру в зависимость от искоренения коррупции в этом вопросе.  Такие меры приводят к резкому уменьшению доходов от борделя.

Полностью проституцию это не истребит.  В Иране бордели противозаконны и мэр Тегерана выступал с соответствующими речами пока его самого не поймали в борделе без штанов.  Рейды и облавы не идеальны, но они приводят к тому, что полицейские требует у владельцев борделей более крупные взятки.  Полиция может не закрыть бордель, который сама же и крышует, но соседний закроет.  Только такими мерами и можно уменьшить число девочек-подростков, которых держат в клетках пока не умрут от СПИДа.

— Это вполне можно сделать – говорит Гэри Хейген из International Justice Mission – Совершенно не обязательно арестовывать всех и каждого.  Достаточно арестовать и посадить нескольких сутенеров, а дальше пойдет как круги по воде.  Те, кто сейчас торгует деревенскими девочками, переключится на краденые радиоприемники.

Многие либералы и феминистки не в восторге от наказаний, которые мы предлагаем, из опасения что криминализация заставит бордели уйти в глубокое подполье.  Вместо этого они предлагают легализацию и надзор и в качестве иллюстрации успешности такого подхода приводят проект Санагачи.

Слово «Санагачи» означает «золотое дерево».  Этот район красный фонарей существовал в Калькутте с позапрошлого века.  Сейчас там по узким переулками стоят сотни многоэтажный борделей, где живут и работают больше шести тысяч проституток.   В начале девяностых ученые боялись, что эпидемия СПИДа охватит Индию как пожар и Международная Организация Здравоохранения начала в Калькутте проект Сонагачи.  Началось с того, что бы основан профсоюз сексработниц Дурбар Махила Саманвайя (ДМС), который раздавал всем презервативы и учил ими пользоваться.

ДМС имело успехи в распространении презервативов.  Один опрос показал, что усилия организации повысили пользование презервативами на 25%.  В 2005-ом году, другой опрос показал, что меньше десяти процентов секс-работниц Сонагачи было инифицировано, в то время как в Мумбай, где не было профсоюза, это цифра составляла половину.  ДМС научились работать с прессой и предлагали экскурсии по Сонагачи.  Посетителям рассказывали, что никаких малолетних и порабощенных проституток в Сонагачи нет и что не имеющая профессии женщина может хоть как-то заработать.  ДМС получила поддержку от Фонда Билла и Мелинды Гейтс и эксперты приветствовали их успех.

Но когда мы начали исследовать цифры, энтузиазма поубавилось.  Во первых, секс-работницы не использовали презервативы так регулярно как утверждали в интервью.  В последующих интервью только 56% сказали, что использовали презерватив с тремя последними клиентами.  И сравнение с Мумбай никуда не годилось, потому что СПИД всегда был шире распространен и южной и западной Индии чем в северной и восточной.  На момент начала проекта, было инифицировано только 1% калькуттских проституток.  Возможно, ДМС повлияло на многих использовать презервативы, но эти достижение скромнее чем кое-кому хотелось бы.

Николас раскритиковал ДМС в своем блоге и реакция не замделила последовать.

Меня никогда не перестает удивлять как пугает людей, называющих себя прогрессивными сама идея, что женщины будут принимать решения каким способом им зарабатывать… Вы эксплуатируете трагические истории о секс-работницах чтобы дискредитировать всю профессию в то время как секс-работницы только начали добиваться безопасности.  Ваша позиция – типичный комплекс миссионера, который хочет спасти из дикости темнокожих туземцев.

Многие индийские либералы согласны с этим[ii].  Но мы слышали противоположные заявления от женщин, которые положили жизнь на борьбу с рабством в районах красных фонарей.  Есть Ручира Гупта, есть Урми Бассу, которая возглавляет фонд «Новый Свет», где реабилитируют бывших проституток.  Ручира и Урми утверждают, что ДМС стало марионеткой борделевладельцев.

Урми познакомила нас с Гитой Гош, чьи история проливает свет на то, чего не расскажут туристами на экскурсиях ДМС.  Гита выросла в бедной деревне в Бангладеш и в одиннадцать лет сбежала от мачехи.  С подружкой на пару они добрались до Сонагачи и поселились у тети подружки.  Та оказалась владелицей борделя.  Сначала, «тетя» относилась к Гите хорошо.  Но когда Гита начала созревать, ей сделали прическу, запихнули в сексапильное платье и заперли в комнате с клиентом-арабом.

«Я перепугалась, он был такой огромный.  Как я не плакала, не просила, он стянул с меня платье и сделал свое дело.  Это продолжалось месяц.  Он в основном пил алкоголь и спал.  Я даже не могла лечь отдельно.  Было очень больно и много крови.»

Первые свои три года в Сонагачи Гита провела в настоящем заточении и никак свобод а-ля ДМС ей никто не предоставил.  Ее жизнь включала в себя угрозы убийства и регулярные побои.  Насколько Гита видела, то вся деятельность ДМС шла на пользу кому угодно, только не девушкам вроде нее.  Когда ей наконец разрешили стоять на улице около борделя и  зазывать клиентов, за ней все равно продолжали следить.  За свою работу Гита не получила ни одной рупии.  Это настоящий рабский труд исполняемый от страха перед смертью.  Другие женщины Сонагачи описывают такую же безрадостную реальность.

Любой, кто выйдет на улицы Сонагачи вечерком, увидит торгующих собой малолеток.  Ник несколько раз обошел главное улицу и заходил в бордели.  Он видел там много девочек, которых никуда не отпускали.  Не зная непальского, бенгальского или хинди, он не имел возможности их распросить.  Но вот что обнаружил Ануп Патель, студент медфака Йельского Университета.  Из его полевых исследований Сонагачи ясно, что о цене услуги договариваются сутенер и клиент, без участия девушки.  Более того, за несколько лишних рупий, клиент может купить себе право не использовать презерватив.  Девушку никто, конечно, не спрашивает.

А что мы видим если сравнить Сонагачи с ситуацией в Мумбае?  Традиционно, мумбайские бордели были ужаснее калькуттских и заслужили такую славу, держа девушек в настоящих клетках.  В результате наказаний и облав, предпринятых под общественным, в том числе международным давлением, количество проституток в Мумбае упало в шесть раз.  В Калькутте оно не изменилось за последние десять лет.

Мумбайские бордели действительно ушли в подполье.  Трудно определить, насколько эффективна политика наказаний, а еще труднее обеспечить проституток презервативми и медицинским обслуживанием.  Возможно среди них участились случаи заражения ВИЧ, но как проверить?  Что очевидно – наказания сделали бизнес не таким прибыльным и цена на девушек упала.

Сравнение Швеции и Нидерландов иллюстрируют два подхода.  В 2000 Нидерланды легализовали проституцию (хотя до легализации за нее тоже особо не наказывали).  Это было сделано в надежде, что так будет легче наблюдать за здоровьем проституток и соблюдением их трудовых прав и следить, чтобы в бизнес не шли подростки и по принуждению.  В 1999-ом году шведы, наоборот, объявили покупку сексуальных услуг уголовным деянием и там клиенту проститутки в теории светит полгода тюрьмы.  Наказание проститутки не предусматривается, что отражает определенный общественный настрой – проститутка это прежде всего жертва, а не преступница.

Спустя десять лет шведская модель принесла следующие плоды.  Число проституток сократилось за первые пять лет на сорок процентов и цена услуг существенно упала – потому что упал спрос.  Заниматься контрабандой девушек в такую страну более чем невыгодно.

В Нидерландах легализация упростила задачу медосмотров, но нет никаких доказательств, что венерические болезни и СПИД стали медленнее распространяться.  Нидерландские сутенеры предлагают малолеток.  Количество переправленных через границу проституток возросло, потому что с легализаций проституции Амстердам превратился в центр секс-туризма.  Одно время даже проводился эксперимент «зон толерантности», особых районов где процветала уличная проституция без вмешательства властей.  Это привело к всплеску преступности и в 2003-ем году, амстердамский горсовет эксперимент прикрыл.  И что мы имеем в результате?  Можно встретить несовершеннолетнюю уроженку Украины или Болгарии в борделе Амстердама.  Но не в Стокгольме.

В отличии от Нидерландов или Швеции, в бедных странах закон часто бывает вообще не актуален, особенно в провинции.  Надо сосредоточиться на претворении в реальность тех законов, что уже есть.

Наказательный подход очень хорошо работает против покупателей девственниц.  Такие сделки, особенно в Азии, приносят работорговцам несметные прибыли и приводят к постоянному потоку похищений.  Будучи один раз изнасилованными, такие девушки считают, что ничего кроме проституции им уже до смерти не светит.  Покупатели – богатые азиатские бизнесмены, в основном китайцы или из стран Персидского Залива.  Если хотя бы несколько из них надолго посадить и довести это до сведения соответствующих кругов – начнут происходить хорошие вещи.  Рынок продажи девственниц съежится в размерах, цена на них упадет, мафиозные структуры найдут себе более прибыльное или менее нервное занятие, средний возраст начала «карьеры» несколько повысится и понизится степень принуждения.

Мы увидели как изменилась ситуация в камбоджийском городке Свей Пак, где когда-то процветала принудительная проституция.  Когда Николас впервые оказался в тамошнем борделе, там продавали семи- и восьмилетних детей.  Ник представился потенциальным клиентом и ему предложили тринадцатилетнюю девственницу, как богатому иностранцу.  Потом Госдепартамент США выпустил отчет о секс-рабстве.  Отчет раскритиковал камбоджийское правительство в пух и прах, в Свей Пак стали ездить журналисты и там закрепились несколько НПО.  Свей Пак стал символом сексуального рабства.  Камбоджийское правительство решило, что взятки борделевладельцев местным полицейским чинам не стоят международного позора.  Начались рейды и облавы.

Последние пару раз когда Ник был в Свей Паке, никто в открытую не предлагал девушек и бордели были закрыты.  Входить с сутенерами в контакт можно было только через местных знакомых.  Заходить нужно было тайком, через заднюю дверь.  А когда Ник спросил нет ли девочек или девственниц, мадам начала расшаркиваться и извиняться, что теперь не достать.  Это признаки прогресса.  Какая-то форма проституции всегда будет сопровождать человечество, но нет никаких причин не бороться с сексуальным рабством.

[i] И феминисткой.  Феминистки вечно чего-то требуют и добиваются.  Что было бы с ее детьми будь она милой и приятной в общении?

Другие главы книги читайте по ссылке.