Как харедим стали харедим
«Коль Хадаш Асур мин Ха-Тора»
Термин «ортодоксия» в отношении консервативно религиозных евреев начал применяться лишь с начала девятнадцатого века. Одним из первых ортодоксальных идеологов был Моше Шрибер (1762-1839) из Прессбурга (Братиславы) широко известный как Хатам Софер. Его упорное сопротивление всем нововведениям оформилось в его завещание «Коль Хадаш Асур мин Ха Тора» и служило путеводной звездой ортодоксальным евреям следующих поколений.
Самым почитаемым мудрецом Торы начала двадцатого века стал Исраэль Меир Хакоэн (1838-1933) более известный как Хофец Хаим по названию его фундаментального труда по еврейским законам о запрете на сплетни и клевету. Хофец Хаим возглавил агудистское движение, боролся с сионизмом и не жалел критики для феномена эмиграции в Америку, потому что считал Америку олицетворением всего, что еврею не нужно.
После смерти Хофец Хаима самым влиятельным миснагедским законоучителем стал рав Хаим Ойзер Гродзенски. Он также возглавил совет Агуды. Еще в юные годы за Гродзенским закрепилась репутация илуя, абсолютного гения. Он объявил врагами еврейского народа сионизм, просвещение и любые религиозные инновации. В 1939-ом году он выпустил посек, в котором объявлял ассимиляцию и реформизм причинами катастроф упавших на еврейский народ.
Гродзенский и его школа считали, что единственный способ задержать волну модернизма – это воздвигнуть на ее пути плотину несгибаемого консерваторства. Было принято огромное количество новых устрожений, которые в рекордно короткие сроки приобрели силу универсально обязательной галахи. Но даже в семье самого Хаима Ойзера Гродзенского были люди сошедшие с пути. Его племянник ушел из йешивы и докатился до того, что стал редактором виленского «Ойвент-курьера».
Еще с более болезненной проблемой столкнулся другой известный законоучитель, рав Йосеф Розин из Двинска (1858-1936), известный как Гаон из Рогачева. Его дочь осталась бездетной вдовой и должна была пройти церемонию халицы чтобы иметь возможность снова выйти замуж. И тут выяснилось, что один брат умершего зятя Гаона из Рогачева – выкрест в Кенигсберге, а другой – коммунист в Ленинграде. Из оставшихся записей неясно что было решено и сумела ли дочь рава пройти церемонию. Ясно одно – даже в таких элитных семьях молодежь массово сходила с пути.
В Германии получила распостранение совсем другая форма ортодоксии. Это течении возглавили две очень крупные фигуры – Азриэль Хильдешаймер из Берлина (1820-1899) и Самсон Рафаэль Гирш из Франкфурта (1808-1888). Они строго соблюдали все что положено, но при этом приветствовали светское образование и пытались примирить иудаизм с идеалами просвещения. Хотя им и их последователям случалось цапаться по практическим и логистическим вопросам, по идеологическим вопросам трений не возникало. Все были согласны, что Тору нужно сочетать со здравым смыслом, чем опасно приближались к аскале. Хирш дошел до того, что разрешил мужской хор в синагоге и не возражал, когда другие раввины носили облачения а-ля пастор и читали проповеди по-немецки.
****
«Здесь нет места для двоих»
Хотя хасиды и миснагеды сотрудничали в Агуде и других подобных организациях, исторические разногласия между этими двумя лагерями совсем не смягчились. Хасидские реббе сохраняли влияние в южной и центральной Польше, в разных регионах Румынии, Венгрии и Чехословакии и всюду, куда евреи эмигрировали из Европы.
Двумя наиболее влиятельными хасидскими дворами центральной Польши были Гур и Александров. В Галиции большинство составляли хасиды двора Бельз. Другие хасидские группы насчитывали от нескольких тысяч до нескольких десятков последователей. Обычно никакой формальной организации не существовало, за исключением немногих избранных ежедневно учившихся и молившихся с ребе. В городах, куда мигрировало много хасидим принадлежащих к одному двору, они тут же организовывали свой штибл, как правило на частной квартире, а не в синагоге. Последователи писали ребе письма и встречались с ним в поисках духовного обновления, советов по жизни и решения любых проблем.
Среди хасидских лидеров репутацию наиболее сурового и бескомпромиссного снискал Хаим Элазар Шапира из Мункач (чешское Прикарпатье, ныне Украина). Шапира легко приходил в неистовство и мог часами обличать сионизм, коммунизм, Америку, другие хасидские дворы, все существующие правительства, театральные постановки и спортивные состязания. Доставалось даже агудистам. Приехав на воды в Мариенбад летом 1930-ого, Хаим Элазар Шапира высказался следующим образом «Ди агудистен йимах шмам ве зихрам, вос зенен эргер альс ди кловим ди сионистен» — «Эти агудисты, да сотрутся их имена, еще хуже чем эти собаки сионисты». Нравы при мункачевском дворе были самые что ни на есть тоталитарные. Тех, кто пытался пролезть на аудиенцию с ребе без приглашения, охранник не просто отгонял, а в назидание бил палкой.
В то время как большинство модернистских еврейских идеологий полагали, что евреи улучшат свою жизнь занимаясь физическим трудом (и сами улучшатся в процессе), многие строго ортодоксальные считали, что идеальная форма существования еврея – это изучение Торы буквально днем и ночью. Мункачевский ребе писал «Мы не должны рассчитывать на избавление собственными усилиями. Нельзя ожидать избавления из какого-то другого источника кроме как от Всевышнего». По тем же причинам он возражал не только против любых форм светского образования, современной медицины, технологических инноваций, но и против изучения законов о построении Храма.
Мункачевский ребе не одобрял эмиграции из Европы в Америку или Палестину. Он настаивал, чтобы его хасиды оставались в Европе и ждали прихода Машиаха, который должен был состояться в 1941-ом (сам Шапира умер в 1937). Сертификаты на эмиграцию в Палестину он называл сертификатами смерти и отступничества. Ребе посетил Палестину в 1930-ом, но вернулся оттуда убежденный в сатанинском характере всего сионистского проекта. Когда сионисты уговорили городской совет Мункач присвоить главное улице еврейского квартала имя Иегуды Галеви, Шапира пришел в ярость. Он использовал свое влияние на городской совет и улица была переименована в улицу Путей Раскаяния по названию книги написанной его отцом.
То, что хасиды приписывали своим ребе способности пророков и чудотворцев раздражало миснагедов и не вызывали у остальных евреев ничего кроме презрения и насмешек. Свадьбы между отпрысками разных хасидских династий праздновались с поистине королевским размахом. Над некоторыми хасидискими обычаями потешались все без исключения, например на практикой «хапн шраим», то есть хватать с тарелки ребе недоеденные куски.
Ребе получали добровольные пожертвования (пидьонес) от своих последователей. В результате многие стали по-настоящему богатыми людьми с шикарно обставленными резиденциями. В 1928-ом году доход Мункачевского ребе составлял 621,500 крон (около $19,000 по тогдашнему курсу, неслабая сумма для Чехословакии того времени). Это тем более впечатляющая цифра, потому что в то время как другие ребе принимали пидьонес от кого попало, Хаим Элазар Шапира удостаивал такой чести только «евреев Торы» в его собственном чрезвычайно строгом понимании этого термина.
Просвещенные европейские евреи смотрели на хасидизм со смесью отвращения, ужаса и живого интереса. Необычным случаем, когда интерес перевесил все остальное, был чешско-еврейский писатель Иржи Лангер. Совсем молодым человеком он вернулся к религии, ушел из дома и некоторое время жил при дворе Бельзского ребе. В 1916-ом году в Мариенбаде Лангер представил ребе своего друга Франца Кафку. Поговорить с ребе Кафке не удалось, но ему было позволено сопровождать Учителя в прогулках по лесу. Ребе наизусть рассказывал страницы из Талмуда, прерываясь чтобы поговорить с деревьями. Кафку забавляло, что в присутствии ребе все соблюдали декорум достойный коронованной особы. Кафка был в восторге от своего погружения в хасидизм, много об этом говорил и писал. В одном из писем он сравнил Бельзского ребе с султаном на иллюстрации Гюстава Доре к «Барону Мюнхаузену».
Хасиды были очень территориальны и фанатично преданны именно своей династии и своему ребе. Всякое случалось – и запреты на браки между последователями разных хасидских дворов, и драки, и обвинения в недостаточном соблюдении кашрута на тише у «вражеской» династии. Совсем некрасивая история произошла, когда третий Бельзский ребе, Иссахар Дов Рокеах, приехал из Галиции в Мункач, спасаясь от наступающей русской армии. Узнав об этом, Хаим Элазар Шапира взвился под потолок и заявил «Здесь нет места для двоих». Между местными и приезжими хасидами начались взаимные отлучения, обличения, оговоры, наветы и даже столкновения. Наконец Хаим Элазар Шапира не только выгнал соперника из города, но и убедив чехословацкие власти в его неблагонадежности, добился его депотрации из страны. Бельзские хасиды еще долго этой истории не забыли.
***
Что же случилось с Мункачевской династией дальше? Когда Хаим Элазар Шапира умер, ему наследовал его зять, Барух Иегошуа Иерахмиэль Рабинович (1914-1997). Сохранился документ о помолвке 11-летнего Рабиновича с Фримой Хаей Ривкой Шапира. В 1930-ом году будущий тесть взял его с собой в Палестину. В 1933-ем году состоялась свадьба, на которую сьехались 20,000+ гостей. Свадьбу снимали на кинохронику и этот фильм можно найти в архивах на сайте Holocaust Museum в Вашингтоне. Вскоре после того, как Рабинович принял пост ребе, чехословацкие власти без лишних церемоний депортировали его по месту рождения в Польшу. Рабиновичу удалось вызвать семью в Будапешт, пробраться туда самому и всем уехать в Палестину. Фрима Хая Ривка всегда отличалась слабым здоровьем и умерла вскоре после алии. И тут у Баруха Рабиновича начались конфликты с хасидами тестя. Мало того, что он женился вторично на совсем не родовитой женщине, он еще – о, ужас! – поддержал создание государства Израиль. Рабиновичу надоели бесконечные ссоры и вмешательства в его личную жизнь и он уехал в Бразилию. В начале шестидесятых вернулся в Израиль, какое-то время был главным раввином Холона, потом перебрался в Петах-Тикву. Еще в Мункаче в 1940 у них с Фримой родился сын Моше Лейб. Ныне Моше Лейб Рабинович возглавляет мункачевских хасидов из своей резиденции в Боро-Парке (Нью-Йорк).
Герр Доктор или Рав?
В отличии от христианства, в иудаизме раввин никогда не претендовал на то, чтобы быть посредником между Творцом и человеком. Раввин был знатоком и толкователем закона, и лишь начиная с девятнадцатого века – проповедником. Иногда он был еще и судьей, но к двадцатому веку бейт-дин как институт растерял свой былой авторитет. В современных условиях главной задачей раввина было, чтобы паства элементарно не разбежалась.
В межвоенной Европе раввины уже не обладали тем статусом, которым обладали в предыдущих поколениях. За исключением строго ортодоксальных, никто уже не рассматривал раввинов как вождей или интеллектуальных наставников.
Раввины бывали всякие и разные. Хасидские чудотворцы. Либеральные немецкие рабинеры в пасторских облачениях. Казенные раввины царской России, которых евреи рассматривали как еще одну неприятность себе на голову. Кстати, такое отношение сохранилось и в советские времена. Назначенный с помощью Совета по делам религий раввин обычно не вызывал доверия у тех немногих советских евреев, которых эти вопросы вообще еще интересовали.
Титул главного раввина существовал в некоторых городах, странах и регионах, а в некоторых не существовал. Во Франции и в Париже было два официальных места для главного раввина, а в Германии не было (в некоторых регионах был ландсраббинер, а крупных городах – оберраббинер). На Балканах оттоманская администрация иногда награждала лидеров еврейских общин титулом хахам-баши. Для огромного большинства евреев престиж раввина зависел на от этих побрякушек, а исключительно от его учености.
К двадцатому веку балканские йешивы захирели и уже не могли тягаться в престиже и уровне преподавания с талмудическими академиями Польши и Литвы. Старое поколение знатоков Торы умирало, а новое не обучили. Это заставило балканские и южно-европейские общины импортировать раввинов из Польши. Уроженец австрийской Галиции Исраэль Золлер стал главным раввином Триеста в 1929-ом году, а десять лет спустя – главным раввином Рима.* В Болгарии между 1889 и 1914-ым годом три главных раввина были ашкеназами. С 1920 до 1925 этот пост занимал сефард из Салоник, а потом Болгария вообще осталась без главного раввина до конца сороковых.
Среди немецких раввинов докторат из светского университета считался обязательным. Все они находились под огромным влиянием идей просвещения и немецкой интеллектуальной традиции. Традиционалисты старой школы были от этого не в восторге и горько шутили что с тех пор, как раввин стал «герром доктором», иудаизм заболел. Хаим Ойзер Гродзенский сравнивал сочетание изучения Торы с университетским курсом с растворенным в воде ядом и утверждал, что раввины с докторатами в Польше не нужны.
Впечатляющей комбинацией светского и религиозного образования обладал Цви Перец Чачес, ставший в 1918 главным раввином Вены и остававшийся им до своей скоропостижной смерти в 1927-ом. Уроженец Галиции, он оказался в сложной ситуации ортодоксального раввина во главе либеральной общины. Его энергия лилась через край, а культурные горизонты были широки необычайно. Сионизм он активно поддерживал. Чачес был настоящим активистом, его проповеди собирали тысячные аудитории и цитировались по всей Европе. Когда в 1925-ом он посетил церемонию открытия Еврейского Университета в Иерусалиме, ортодоксальные венские коллеги, день по этому поводу постились. Все признали его не только как духовного, но и как светского руководителя евреев Австрии.
Незадолго до прихода Гитлера к власти, ортодоксы в Германии стали все чаще спрашивать совета у глав поколения в Польше и все строже им следовать. В мая 1933-его правительство Рейха приняло один из своих первых антиеврейских законов – потребовало, чтобы животные перед убоем оглушались, то есть фактически запретило шхиту. Позиция галахи на тему была неясна. Некоторые немецкие раввины склонялись к тому, чтобы разрешить есть забитое таким образом мясо что евреи не перешли на мясо откровенно некошерное (забитое по правилам шхиты мясо из Голландии и Дании было во-первых очень дорого, а во вторых поди достань). Но Гродзенский боялся, что если евреи уступят, то другие европейские государства последуют примеру Германии и запретят шхиту (что Польша вскоре и сделала). Поэтому он употребил все свое влияние, чтобы немецкие раввины не выпустили посек, разрешающий есть мясо оглушенных перед забоем животных.
Исраэль Золлер (Золли) всю оккупацию Рима укрывался в Ватикане, но ничего не сделал, чтобы спасти свою общину. В начале 1945-ого года он крестился в католичество и до конца жизни утверждал что Иисус явился ему во время молитвы на Йом Киппур осенью 1944-ого.