Книга и Слово
Книга и Слово (сначала рукописное, потом рукописное и печатное) всегда стояли в центре еврейской жизни. В синагоге самыми священными предметами были письменные свитки закона. Напечанные тома Талмуда занимала почетное место в бесчисленных бейт-мидрашах и в частных домах тех евреев, кто мог это себе позволить.
В восемнадцатом и девятнадцатом веках деньги на издание святых книг собирались по подписке и имена жертвователей печатались на титульном листе с указанием города или местечка. Из этих списков ясно, что даже жители самых маленьких и изолированных местечек жертвовали на богоугодное дело.*
Почти везде евреи были самой грамотной группой населения. Разрыв в грамотности между евреями и неевреями был особенно заметен в восточной Европе, где неграмотность сельского населения была повсеместной. В СССР в 1939-ом грамотных среди евреев было 94%, больше чем среди всех остальных национальностей. Грамотность во многом связана с урбанизацией, однако даже если брать горожан, евреи были грамотнее своих соседей.
Польская перепись населения 1921-ого года показывает, что грамотных на польском языке евреев было больше чем грамотных на польском языке поляков. Умение писать и читать на идише и на иврите польскими властями за грамотность не признавалось. Большинство еврейских мужчин восточной Европы были вдвойне грамотными, умели читать-писать на идиш и на местном языке. Среди женщин таких тоже было немало, но встречались и неграмотные женщины, особенно в глуши.
Высокая грамотность и повсеместное занятие торговлей открыло евреям дорогу в издательский мир. Фирмы С. Фишер в Германии, Калман-Леви во Франции и Эмилио Тревес в Италии находились в авангарде книгоиздательства в начале двацдатого века. Они выпускали книги на языках своих стран. Та же картина наблюдалась и в восточной Европе. Еврейские издательства и типографии выпускали книги на всех возможных языках.
Начало хаскалы расширило горизонты издаваемой на иврите литературы и дало толчок волне изданий на социальные, политические и культурные темы, как художественных, так и нет. На идиш в основном выходили пересказы популярной у неевреев бульварной литературы.
В штетлах бродячие книгоноши продавали святые книги, календари, сборники рассказов, «Цене-рене», произведения классиков литературы на идиш, романы про Палестину Айзека Меира Дика и такие всеми любимые вещи «почитать в субботу после обеда на завалинке» как «Приключения Синбада Морехода» в переводе на идиш. В результате еврейский дом, где не было хоть нескольких книг, был исключением, а не правилом, и исключением достаточно маргинальным.
Чтение начиналось рано. Еврейские дети читали то же, что их нееврейские сверстники (за исключением явно христианских произведений). На идиш писалась и переводилась литература для детей – рассказы Шолом Алейхема, еврейские сказки, биографии известных людей, сказки братьев Гримм, «Звездный мальчик» Оскара Уайлда и «Борьба за огонь» Жозефа Рони. Многие подростки вели дневники чтения и записывали мысли и чувства, взыванные прочитанным текстом. Бедные люди часто тратили на книги последнее. А те, кому тратить было нечего, шли в библиотеку.
Библиотеки
В начале двадцатого века даже общины в маленьких местечках могли похвастаться собственной библиотекой. Обычно за библиотеку отвечала кехила и размещали ее в синагоге или бейт-мидраше. Так было и в местечке Бучач в восточной Галиции. Габай поручил двенадцатилетнему Шмулику Чачкесу (будущему писателю Шмуэлю Йосефу Агнону) инвентаризацию книг и десятилетие спустя писатель вспоминал это с гордостью за свой профессионализм. Но даже он не удержался от того, чтобы писать на полях книг комментарии.
Были библиотеки аффилированные с каким-то идеологическим движением – ортодоксальные, сионистские, социалистические. В Польше связанная с Бундом Культур-Лига содержала в середине тридцатых 900 библиотек. Гебраистская Тарбут содержала 370. Общины больших городов содержали собственные библиотеки. Еврейская библиотека Варшавы открылась в 1866 и на момент переезда в новое здание 60 лет спустя насчитывала тридцать пять тысяч книг.
Библиотеки стали настоящими университетами для еврейских масс и читатели относились к ним с большой любовью. В своих мемуарах поэт Авром Суцкевер тепло пишет о Сташунской библиотеки в Вильно и об ее бессменном библиотекаре Хайкле Лунском, который к каждому читателю находил подход.* В Сташунской библиотеке было 100 сидячих мест, а посещало ее в среднем 230 человек в день. Как и многие, еврейские библиотеки, Сташунская была открыта в шаббат, но писать было запрещено.
Конечно, огромное количество библиотек, не отражает их качества. Некоторые продержались на плаву лишь несколько лет и не имели больших коллекций. Многие библиотеки не имели денег на покупку новых книг. В 1929 году библиотека имени И.Л. Переца в Зорткове (Галиция) переписывалась с чикагским еврейским издателем и просила книг – «о том, чтобы покупать книги по американским ценам мы даже помыслить не можем». Спустя некоторое время библиотека получила из Чикаго какое-то количество книг в качестве подарков.
В 1937 году зортковская библиотека имени И.Л.Переца составила отчет. К тому времени в ней насчитывалось 2500 книг. В отличии от многих светских еврейских библиотек, эта не приобретала книг на польском, мотивируя это тем, что в других библиотеках польских книг достаточно. Как следствие, демография читателей в библиотеки имени Переца отличалась от типичной. Почти 80% читателей составляли взрослые мужчины. К 1936 ому году большинство женщин и подростков даже в Галиции на идиш уже не читало.
Были опрошены так же другие городские библиотеки. Выяснилось, что количество еврейских читателей книг на польском превышает количество читателей книг на идиш в 2.5 раза. Около трети книг на идиш – переводы с других языков. Самой популярной книгой оказался сборник рассказов малоизвествного писателя на идиш из Чикаго Моисея Гинциса (возможно эти книги пришли в той самой чикагской посылке). Самый активный читатель занял в библиотеке 206 книг за 1934-ый год.
В Варшаве тоже следили за языковыми предпочтениями читателей еврейских библиотек. В 1934 половина книг в еврейских библиотеках столицы была на польском. Четверть – на идиш и еще четверть на иврите, русском, немецком и других языках. Даже в своей европейской цитадели идиш сдавал позиции.
Не надо думать, что еврейские библиотеки были беспристрастными распостранителями знаний. Почти все руководствовались какой нибудь идеологией при подборе книг. Даже такой широко мысляший ученый как Эмануэль Рингельблюм поставил условия когда в 1931-ом году его партия Поалей Цион решил покончить с цензурой в своих библиотеках – никаких материалов критикующих СССР.
Более драматическая попытка библиотечной цензуры произошла в местечке Радин около Вильно и во всем безобразии показала глубину вражды и непонимания между светскими и религиозными евреями. В 1926-ом году ученики йешивы Хофец Хаима обчистили городскую светскую библиотеку. Как кошка, с гордостью приносящая хозяйке мышиные хвостики, они содрали со всех книг корешки и принесли их в приемную Хафец Хаима. Оставшимися без корешков книгами топили в йешиве печки. Польская полиция провела расследование, однако виновные не были найдены. Хафец Хаим не только не устыдил хулиганов, но и запретил всем выдавать их имена полиции.
Светские в Радине и в Вильно обличали «вандалов» и решили восстановить библиотеку. Собирали деньги и книги, в том числе «Капитал» Маркса на идиш. Макс Вейнрих из ИВО приехал в Радин и выяснил, что это только последний инцидент в ряде других похожих. Ученики йешивы до библиотеки не давали покоя школе с преподаванием на иврите, любительской театральной труппе и вообще любому общественному объединению евреев не одобряемому Агудой.
В СССР книги на иврите были доступны в общих библиотеках в начале двадцатых, а потом перекочевали в спецхраны. В Киеве в начале тридцатых существовала общественная еврейская библиотека. Однако всеобщая атмосфера страха не могла не сказаться на посещаемости еврейских библиотек. Людей преследовал страх взять сомнительную в идеологическом отношении книгу. В Минске библиотеке имени И.Л. Переца было дано указание изъять книги на иврите (2500 штук), но это распоряжение три года не выполнялось. К тридцатым годам иметь книги на иврите даже в частном владении стало опасным.
Еврейские библиотеки были открыты во всех крупных городах Европы. В Париже их было шесть и каждая со своей идеологией. Alliance Israelite Universelle тоже собрал не слабую коллекцию книг. В Салониках большинство старых еврейских библиотек было уничтожено пожаром 1917-ого года. Но открылись новые, например коммунистическая «Библиотека сосиалиста», где находились издания классиков марксизма на ладино. А вот маленькие сефардские общины библиотеками похвастаться не могли. Путешественник постивший в 1927 Монастир, писал: «Предрассудки и невежество на каждом шагу… Так мало книг и у евреев нет своей библиотеки».
В Польше значительную часть читателей еврейских библиотек составляли подростки. Еврейские подростки Варшавы читали в среднем по книге в неделю. Варшавский педагог писал «Книги служат детям инструментом чтобы открыть себя и тем самым отдаляют их от семьи и общины». Книги и их персонажи часто становились лучшими друзьями читателей, открывали новые горизонты и говорили на темы, на которые подросткам говорить было больше не с кем.
По мере того как книги становились более дешевыми, доступными и общественной (а не личной) собственностью, менялось и отношение к ним евреев. В традиционном еврейском обществе к печатном слову на святом языке относились с благоговением. Использованные книги хоронили как людей, уроненную на пол книгу тут же поднимали и целовали, а писать что нибудь но полях Талмуда никому и в голову прийти не могло. Но осовремененный еврей относился к книгам совсем иначе. В 1936-ом году один из варшавских библиотекарей жаловался в письме: «Книги у нас в худшем состоянии чем в польских библиотеках. Мало того, что они оставляют на страницах жирные пятна, так еще и пишут в книгах идиотские комментарии, проклинают автора и спорят друг с другом».
Может быть это и было самым лучшем показателем того, сколько эмоций вкладывали в чтении евреи всех возрастов, регионов, политических взглядов и социальных классов.
* Авром Суцкевер (1913-2010) – поэт на идиш. Родился в местечке Сморгон (Беларуссия). Детство провел в Сибири и Вильно. Узник и партизан виленского гетто. Вместе с другими партизанами прятал от нацистов дневник Теодора Герцля, рисунки Марка Шагала и прочие еврейские культурные сокровища, которые СС хотело конфисковать для будущего музея «исчезнувшей еврейской цивилизации». Вместе с женой бежал в лес и примкнул к еврейскому партизанскому отряду. Был вывезен в Москву, участвовал в деятельности ЕАК. Давал показания австрийскому суду против уполномоченного гибитскомиссара Литвы по еврейским делам Франца Мурера (тот одним выстрелом убил мать Суцкевера и его маленького сына). После войны Авром и Фрейда Суцкевер сумели уехать в Польшу, а оттуда в Палестину. В Израиле у них родилось две дочери. Авром Суцкевер всю жизнь писал на идиш и боролся с гонениями, которым язык в Израиле подвергался.