Урбанизация. Местечко, оно же штетл
В начале двадцатого века евреи уже были самым урбанизированым народом в Европе и в межвоенный период процесс урбанизации продолжался с невиданной быстротой. Можно сказать, что евреи стали народом мегаполисов, потому что все больше концентрировались именно в столицах и больших городах – Москве, Ленинграде, Варшаве, Будапеште, Бухаресте, Париже, и – пока нацисты не начали выгонять – в Берлине и Вене.
Первая мировая война, гражданская война в России и русско-польская война привели к гибели огромного числа евреев бывшей Российской Империи от погромов, эпидемий и военных действий. Эти катастрофы также оказались смертельным ударом для традиционной еврейской жизни региона. Во время войны целые местечки черты оседлости и австрийской Галиции бежали в города, чтобы не подвергнуться разорению и опустошению от присутствия не слишком дисциплинированных солдат. Когда война закончилось, значительное число беженцев не вернулось домой. Из-за смертности и эмиграции бывшая черта оседлости потеряла шестьсот тысяч человек.
Еврейская миграция из маленьких городов и деревень была видна по всему континенту. В Германии, особенно в Баварии, Бадене, Гессене и Вюртемберге, евреи уходили из сельских районов и концентрировались в больших городах. Как следствие, число еврейских общин Германии упало с 2359 в 1899-ом году до 1611 в 1932-ом.
Тот же процесс происходил во Франции. В маленьких городках Эльзаса были небольшие, но процветающие общины. В Херлишайме в нижнем течении Рейна, где евреи, как их соседи, носили деревянные сабо, еврейское население сократилось больше чем вдвое. К 1930-ым годам эти общины находились на грани исчезновения.
Сельские евреи Литвы – арендаторы, корчмари, мельники, кузнецы, колесники, плотники и плотогоны – в 1890-ых годах массово поехали в города (Вильнюс и Каунас) или заграницу, в основном в Южную Африку. К началу войны в Литве не осталось евреев живущих в деревнях.
В СССР и межвоенной Польше миграция из местечек была огромной. Между 1917-ым и 1927-ым годами миллион евреев, особенно молодых, покинул бывшую черту оседлости. В следующее десятилетие исход продолжался. Между 1920-ым и 1939-ым годом еврейское население Москвы выросло в десять раз, Ленинграда – в четыре раза. На начало войны 87% советских евреев жили в городах. Более трети жили в пяти больших городах – Москве, Ленинграде, Киеве, Харькове и Одессе. Около 442,000 советских евреев продолжало жить в местечках. Эта колоссальная миграция превысила по своим масштабам эмиграцию в Америку 1881-1914-ого годов изменившую лицо американского еврейства.
Одной из причин такой миграции было желание лишенцев (или тех, кому это угрожало) возпользоваться анонимностью большого города и переждать репрессии. В городе было легче скрыть буржуазное происхождение даже если «буржуазность» выражалась в мелкой торговле или крохотной мастерской. В 1932-ом году была проведена кампании паспортизации населения СССР и это замедлило несканционированную внутреннюю миграцию всех национальностей. Как результат, замедлился исход из местечек.
То, чего добились при плановой советской экономике, добились, хоть и более медленными темпами, в капиталистической Польше. Там еврейское население местечек уменьшалось из-за той же урбанизации. Хотя местечко продолжало существовать в уменьшенном размере в СССР, Польше и еще кое-где в восточной Европе, оно перестало быть основной моделью жизни ашкеназов. Так почему же евреи уходили и что именно за собой оставляли?
* * *
Местечко легче описать, чем обозначить. Даже размер варьировался – лишь бы меньше города и больше деревни. Местечко отличал особый тип расселения и социальной географии, когда центром всего был рынок. Это было место еженедельного базара, одного из проявлений функции местечка как центрального узла сельской экономики восточной Европы. Рядом с рынком обычно располагались синагога и баня. Евреи жили в основном в домах вокруг рыночной площади, где держали корчмы или лавки. Те, кто побогаче, строили дома из кирпича, иногда в два этажа. Большинство жило в примитивных деревянных одноэтажках, толпившихся как попало на немощенных улицах. Часто случались пожары. Во многих городах были чисто еврейские пожарные дружины, но они мало что могли сделать. Нередко сгорали целые кварталы.
В каждом местечек наличествовали раввин и меламед (обычно презираемый всеми как неудачник не способный ни на что больше). Часто приходил странствующий проповедник – магид. Хазан мог работать и шойхетом и моэлем. Служка в синагоге отвечал за состояние бесмидраша и бани.* Видной фигурой был шул-клаппер. В его обязанности входило обойти все еврейские дома накануне субботы и трижды стукнуть в каждую дверь, предупреждая о том, что вот-вот наступит шаббат.**
Бадхан исполнял на свадьбах функции шута и тамады. Обычно это облекалось в форму шутливых напутствий жениху и невесте. Первым пожеланием обычно было «Плачь, невестушка, плачь». Бадхан – профессия древняя, упоминается в Вавилонском Талмуде. Хотя профессия шла на убыль в 1930-ые годы, бадханы регулярно выступали на сельских и местечковых свадьбах. Сохранилась визитка бадхана Якова Зисмора из Вильно, где рекламировались его услуги на «концертах, свадьбах, бармицвах и разных увеселениях, с музыкальным сопровождением или без и всегда по умеренным ценам».***
Шрайбер (писец) ходил из местечка в местечко, обучая девочек писать еврейские буквы, а также русские или латинские. Он же составлял письма. Этим промышляли в юности писатели Шолом Алейхем и Шолом Аш. Почти все писцы занимались чем-то еще, например были коробейниками.
В Польше местечко не собиралось тихо уползти на кладбище истории, хоть и отступало в экономическом и демографическом плане. Местные газеты на идиш в десятках маленьких городов рассказывают о насыщенной интенсивной жизни, подковерных конфликтах, праздниках, театральных постановках, лекциях и спортивных состязаниях. Парад на Лаг-ба-Омер возглавляла пожарная команда, если она была. На первое мая парад проводили бундовцы. Многие средние и крупные местечки могли похвастаться кинотеатрами, где демонстрировались фильмы на идише, польском и мечты из далекого Голливуда.
Около половины польских евреев жило в местечках в 1930-ых годах. В каждом таком местечке они составляли от четверти до половины населения, но так как они жили в центре и владели большинством магазинов, это придавало местечку именно еврейский характер. Отчет о социально-экономическом положении города Пробужана в Тарнопольском воеводстве (население 3550 человек, из них треть евреи): «Когда мы говорим о коммерческой структуре еврейской общины, мы подразумеваем коммерческую структуру всего города. Единственный христианский магазин в городе – магазин канцелярских товаров, расположенный в публичной библиотеке». Евреи составляли абсолютное большинство пробужанцев занятых на рынке труда. Но отчет также указывал на вопиющую бедность. 44 еврейских семьи не имело доходов, включая десять человек профессиональных нищих.
Гость местечка Высокий Двор на границе Польши и Литвы записал в середине 1920-ых свои наблюдения:
Гигиена в ужасном состоянии. Лишь 60% женщин посещают микву. В микве и в бане никто не убирает. Вода в микве редко меняется и ужасно пахнет. Население не отличается истовой религиозностью. Соблюдают скорее по привычке. Лишь треть мужчин молится ежедневно. В субботу синагогу посещают почти все и каждую субботу в синагоге происходит какой-нибудь скандал.
В это провинциальной атмосфере не так сильны левые политические настроения. В субботу даже бундисты идут в синагогу с талитом подмышкой.
И этот городок был очень бедным. Из 65 еврейских семей 55 получало помощь из-за границы. И современность не обошла Высокий Двор стороной. Юноши и мальчики поголовно увлекались футболом и появлялись на улице с непокрытыми головами.
Людям свойственно помнить только хорошее и в коллективной памяти евреев местечко окрашено в ностальгические тона. Но оно могло быть жестоким, особенно к людям внизу социальной лестницы, к незамужним дочерям бедных родителей. Весной оно утопало в грязи, летом в пыли и гигиеническая ситуация начала ужасать всех еще в 1920-ые.
Маленький размер местечек и солидарность против антисемитизма не сделали еврейское общество свободным от социальных перегородок. Общественное мнение, подпитываемое сплетнями было безжалостно ко всем, кто чем-то отличался и не мог за себя постоять. Жестокие клички звучали повсюду. Одна иммгрантка в Америку из польского местечка 1930-ых вспоминает, что там жили Файвель Прыщ, Эли Пузатый, Мешл Заика, Костыль-одноногий портной и Йосл Отхожее Место. Житель местечка Опозно писал племяннику в Чикаго «у нас есть Шмиель Пупок, Меер Пиписька и Исраэль Обосранный… просто ужасно жить там, где у всех прозвища».
Хрупкая экономика местечка отчасти поддерживалась на плаву помощью из западной Европы и США. Помощь шла от Джойнта, ОРТ, иммигрантских землячеств и просто отдельных людей, помогавших своим родственникам. Кассы взаимопомощи были традиционным институтом у евреев восточной Европы. Джойнт решил поддержать эти кассы в Польше, Литве и Румынии, но с условием, что половина капитала была местной. Некоторые кассы были совсем маленькими, некоторые развились в настоящие кооперативные банки. В середине 1930-ых в одной Польше насчитывалось более восмисот таких касс. Для многих и многих эти кассы были настоящим спасением.
Даже в традиционном местечке, соблюдение заповедей иудаизма перестало быть универсальным. Еврейские магазины были закрыты по субботам, но само соблюдение субботы уже не было повсеместным. В апреле 1936-ого еженедельник на идиш выпускаемый в Барановичах объявил о театральной премьере в первый день Песаха. То же самое повторилось в июле, когда премьера «драмы из жизни в трех актах» была назначена на шаббат. Билеты расходились как горячие пирожки – и это в местечке, где было две немаленькие йешивы и какое-то время жили хасидские реббе двух разных династий.
В 1934-ом году еженедельная газета на идиш издаваемая в Волоковысске (к западу от Барановичей) опубликовала письмо, где автор указывал на «духовное разложение» которое привело к тому, что спортивный клуб Маккаби организовывал матчи в субботу. И хуже всего, что никто не возмутился серьезностью этого нарушения, который автор письма сравнивал с «поеданием падали в Йом Кипур».
Официальная советская идеология рассматривала местечко как примитивное и социально отсталое. Так же как сионисты, советская власть хотела сделать из евреев местечка продуктивных людей и отучить их от таких паразитических профессий как торговля. Молодые евреи массово уезжали из местечек в большие города. Население советских местечек стремительно старело. Дошло до того, что на Украине и в Белоруссия советская власть решила пойти навстречу и организовать кооперативы из стариков-ремесленников, которые упорно не хотели идти на фабрики.
С окончанием НЭПа многие евреи бывшей черты вернулись к традиционным для них занятиям – работали портными, меховщиками, жестянщиками, часовщиками и переплетчиками. Или укладывали свой инструмент, нехитрые пожитки и отправлялись в большой город – к детям и внукам.
* — Если кто помнит грустный рассказ Шолом Алейхема «Выигрышный билет» про синагогального служку, которым все помыкают. Он все надеется, что сын станет врачом. А сын не выдержал дискриминации и крестился. «Выигрышный билет служки Исроэля вышел в тираж».
** — Вот работка, не бей лежачего. Чем же этот человек по будням занимался?
*** — В Румынии жил бадхан Шимшон Айзик Овиц. Семь из его десяти детей унаследовали не только его ахондроплазию, но и его артистические таланты. Что их в Аушвице и спасло.