После многовековой изоляции Япония отправила на запад свою первую дипломатическую миссию. Она получила название миссия Ивакуры по имени своего руководителя Ивакуры Томоми. Идею подкинул голландский миссионер и советник мэйдзи-реформаторов Гидо Вербек, взяв за образец Великое посольство Петра Первого двухсотленей давности. Кроме исправления неравноправных договоров, миссия имела задачу ознакомиться с государственным устройством, технологией и культурой западных держав. В числе других на запад отправили пятерых девочек, в надежде, что вернувшись они покажут соотечественницам пример как быть гражданками просвещенной современной державы. До того как мне попалась книга “Дочери самураев”, я думала что первым (и не очень удачным) экспериментом по внедрению японской женщины в западную культуру стал брак дочери торговца антиквариатом Мицуко Аоямы и австрийского дипломата графа Генриха Куденхофе -Каллерги. Хотя Мицуко приняла христианство под именем Мария-Текла и уехала на родину мужа, западной культуры она выучила минимум и исключительно из стремления быть послушной женой. (Ссылка на очень интересный материал о ней в первом комментарии) В любом случае первой она точно быть не могла, потому что наши героини (пять участниц миссии Ивакура) отплыли в Америку за три года до ее рождения.
Так что всем, кто любит Японию и вдохновляющие истории по первых ласточек — приятного чтения.
Примечание: если среди читателей найдутся знатоки японского языка, которые захотят исправить транскрипцию имен и названий– я буду только рада.
Пролог
9 ноября 1871
На узких улицах окружающих императорский дворец новомодные рикши лихо огибали углы, мимо белых с синим вывесок на лавках, мимо сверкающей киноварью арки-тори, мимо выбеленных стен вокруг подворий самураев. С рикш градом катился пот, он расчищали себе дорогу громкими криками. Лавки торгующие рисом и соломенными сандалиями, соседствовали с другими, торгующими карманными часами и очками на любой вкус. Солдаты болтались на перекрестах, одетые в немыслимую униформу – западного образца кепи, короткие куртки зуавов, широкие шаровары-хакама и деревянные сандалии. Они провожали глазами закрытые паланкины на плечах носильщиков, гадая кто там внутри – чиновник или жена самурая, покидающая свое подворье только ради визита в храм. Служанки в кимоно и дешевого голубого ситца с удобства ради завязанными сзади рукавами сновали повсюду.
Мимо высокого крепостного вала дворца осторожным гуськом шли пять девочек. Две из них были подростками, остальные еще младше, самой маленькой было шесть лет. Все были одеты в хорошего качества шелк. У троих старших кимоно были вышиты листьями и травами, пионами и цветками сакуры; у двоих других кимоно были более темных тонов, с изображением родовых гербов их семей. Прически у всех были сложные, волосы скручены и уложены петлями и вся эта конструкция крепилась гребнями и шпильками. Держались они прямо, словно боясь что сложные прически перевесят и заставят упасть. Набеленные лица с накрашенными алым бантиком губами ничего не выражали. Лишь глаза выдавали какие-то эмоции кроме абсолютного спокойствия.
Внушительные бревенчатые ворота распахнулись чтобы пропустить их, и пропустив, закрылись. Внутри было тихо. В этом лабиринте крепостей и садиков с прудами время шло медленнее чем снаружи. Все казалось отрепетированным заранее – от движений стражников до трепета каждого листка на красном клене. Девочки шли сквозь лабиринты коридоров, шли мелкими шагами, шли в своих лучших за всю жизнь кимоно перепоясанных широким поясом-оби контрастного цвета. Фрейлины сопровождали их и шипели инструкции: не отрывать глаз от натертого пола, руки держать на коленях, большие пальцы завернуть внутрь. Шуршали шелка, скрипели деревянные половицы. Сквозь щели в ширмах проникал легкий запах благовоний. Исподтишка девочки могли разглядеть рисунки на ширмах – цапель и черепах, хризантемы и сосны; резьбу изображающую водопады, глицинии, тигров и драконов; дорогие ткани, лиловые и золотые.
Наконец они достигли глухого внутреннего покоя. Там стояла тяжелая бамбуковая ширма. Если бы девочки осмелились поднять глаза, они бы ее увидели. Они знали, что за ширмой сидит императрица Японии. Девочки встали на колени, положили руки на татами и поклонились, коснувшись лбами пальцев.
Если бы ширму отодвинули, а девочкам разрешили смотреть, они бы увидели 22-летнюю женщину маленького роста и хрупкого сложения. Голова была единственной частью ее тела не скрытой в коконе церемониальных одежд – белоснежное внутреннее кимоно, широкие штаны из алого атласа, наружное парчовое кимоно. Хотя она держала веер с длинными шелковыми шнурами, ее рук, спрятанных в рукавах не было видно. Намасленные волосы обрамляли ее овальное лицо жесткой черной рамкой. У нее был торчащий вперед подбородок и слегка оттопыренные уши – мы бы сейчас сказали, похожа на эльфа. Лицо было напудрено, брови сбриты, а там где они раньше были, были проведены две черты углем. Зубы были вычернены, как подобает замужней женщине. Хотя с ее мужа только что сняли мерку для первого в его жизни европейского костюма, одежда и макияж для женщин императорской семьи продолжали оставаться такими, какими они были веками.
Перед каждой из девочек поставили лакированные подносы на ножках, а на них – свертки красного и белого крепа, чайные приборы и пирожные – тоже красные с белым, символических цветов. Девочки кланялись снова, снова и снова, глядя на свои руки положенные на татами. Ни одна не протянула руки к подносу. Вошла фрейлина со свитком и грациозными движениями его развернула. Высоким чистым голосом, используя язык столь формальный, что девочки едва ее понимали, она читала лично начертанные императрицей слова, слова о которых ни одна из предыдущих императриц не могла даже помыслить.
«Так как вы все-таки девочки, ваше намерение учиться заграницей достойно похвалы». Девочки, учиться заграницей – уже сами эти слова были чем-то неслыханным. Ни одна японская девочка еще не училась заграницей. Лишь немногие японские девочки вообще учились чему-то кроме чайных церемоний и икебаны.
Пронзительный голос продолжал: «Когда придет время и школы для девочек будут организованы, вы будете примером для ваших соотечественниц, так как вы будете иметь полноценное образование». Всем известно что не бывает школ для девочек. И когда они вернутся – если вернутся – то каким примером смогут стать?
Фрейлина дочитала свиток почти до конца. «Помните об этом» — заключила она – «и учитесь день и ночь». Ну, это было знакомо. О дисциплине и послушании каждая из девочек знала совсем не понаслышке. В любом случае, выбора у них не было. Император был прямым потомком богов, а повеления исходили от его жены. Насколько девочки понимали, сама богиня Аматерасу разговаривала с ними человеческим голосом и передала свои приказания.
Аудиенция закончилась. Девочки проделали свой путь обратно по лабиринту тихих коридоров на шумную улицу за пределами дворца. Каждой домой доставили императорские подарки – свертки красного шелка и пирожные с дворцовой кухни. Эти продукты почитались священными, один кусочек мог излечить любую болезнь. Возможно девочки ехали на просвещенный запад получать образование, но члены их семей не собирались упускать милость богов. Пирожные были отправлены друзьям и родственникам в качестве драгоценных подарков.
Через месяц девочки сели на корабль в Америку. Если все пойдет по плану, на родину они вернутся уже взрослыми женщинами.