Книга об отце Александра Дюма. Он родился рабом в Санто-Доминго. Он был отдан в залог собственным отцом и видел как продали мать и младших братьев. Он стал генералом в армии революционной Франции.
Когда жизнь не сахар…
Александр Антуан Дави де ла Пайетри (отец нашего героя и дед писателя) родился 26 февраля 1714 года в сельской Нормандии, в краю холмистых пастбищ и нависающих над Атлантикой меловых утесов. Это северо-западное побережье Франции. В его свидетельстве о крещении написано «крещен дома, без церемонии, из страха перед смертью», что наводит на мысль что младенец был слишком слабеньким чтобы нести его в церковь. Он был первым сыном в аристократической семье. В этой семье был замок, катастрофически мало денег и много коварных и эгоистичных представителей. Тогда еще никто не знал что маленький Александр Антуан по коварству и эгоизму обскачет всех.
Ребенок выжил, а не следующий год умер его повелитель, Людовик Четырнадцатый, Король-Солнце, проправив 72 года. Перед смертью он сказал своему наследнику, пятилетнему правнуку: « Я слишком любил войну. Не подражай мне в этом и не подражай мне в склонности тратить деньги не глядя». Малыш кивал, вряд ли понимая что от него хотят. За время своего правления Людовик авантюрными войнами и безумными тратами вызвал много недовольства не только лично собой, но и своей династией и даже институтом монархии.
Но несмотря на ошибки и просчеты короля, Франция стремительно становилась великой державой, стала в авангарде эпохи Просвещения. Французы стояли на пороге современности. Но чтобы туда шагнуть, нужны были деньги – и много денег. Вот чего в сельской норманнской глубинке не было, так это денег. Герб семейства Дави де ла Пайетри – три золотых орла на лазурном поле, держащие золотое кольцо – выглядел внушительно, но на практике значил мало. Дави де ла Пайетри были провинциальные аристократы из региона Франции, который мог похвастать скорее воинской славой чем процветающей экономикой. Но титул есть титул, и Антуан был записан в соответствующих книгах как маркиз. Скоро у него родилось два брата – Шарль (1716) и Луи (1718).
Осознав что им в Нормандии ловить нечего, все три брата поступили на военную службу – чтобы получить офицерский чин достаточно было быть аристократом и брали очень рано, лет с тринадцати. Антуан стал лейтенантом относительно нового рода войск – артиллерии – в шестнадцать лет. Братья де ла Пайетри понюхали пороху в войне за польскую корону, которую Франция вела со старыми соперниками – Габсбургами – начиная с 1734-ого года. Кроме собственно боевых действий по осаде крепости Филипсбург, Антуан служил в свите принца Конти, двоюродного брата короля. К 1738 боевые действия закончились. К тому времени средний брат де ла Пайетри, Шарль, записался в колониальный полк и отбыл в колонию под названием Санто-Доминго на острове Испаньола в Карибском море. Это считалось очень удачным местом.
* * *
Сахарные плантации были для восемнадцатого века тем чем для века двадцатого стали нефтепромыслы. Санто-Доминго было «диким западом» королевской Франции, местом где сыновья обедневших дворян могли быстро сколотить состояние. Когда Шарль приехал в Санто-Доминго ему было шестнадцать. К двадцати-двум годам он женился и женился невероятно удачно – на Мари-Анн Туффле, чья семья владела крупной сахарной плантацией на северо-восточной оконечности острова. Антуан решил что поедет туда же.
Сегодня в мире сахара хоть засыпься. Сегодня сахар считается продуктом дешевым и неполезным, но двести пятьдесят лет назад ситуация была прямо противоположной. Тогда сахар считался вещью редкой, роскошной, дорогой – и целительной. Врачи в 18-ом веке прописывали сахар от сердечных и головных болей, туберкулеза, болей при родах, слепоты и безумия. Французское выражение «как аптекарь без сахара» означает «человек в отчаянной ситуации». Сахарные плантации Санто-Доминго были тогдашней версией фармацевтического концерна.
Сахарный тростник на Испаньолу привез Колумб в 1493, когда приехал туда во второй раз. Испанцы и португальцы выращивали сахарный тростник у себя и первые острова у берегов Африки которые португальцы открыли были превращены в сахарные плантации. Испанцы основали колонию в восточной части Испаньолы и назвали ее Санто-Доминго. Она занимала две трети территории острова и в наши дней ее очертания примерно повторяет страна Доминиканская Республика (аборигены на этом острове называли себя «гаити»). Испанцы привезли с Канарских островов квалифицированных рабочих и те построили инфраструктуру для извлечения сахара из тростника – прессы, мельницы, варницы. Потом привезли главный компонент производства – африканских рабов.
Рабство существовало еще с античных времен. В греческих полисах в рабстве могло находиться до трети населения. Аристотель считал без рабства демократия невозможна потому что рабы дают свободным возможность для интеллектуального и морального самоусовершенствования. Этот аргумент впоследствии подхватили сторонники Конфедерации утверждавшие что без рабства не было бы таких людей как Вашингтон и Джефферсон, (оба рабовладельцы из сельской Вирджинии), а значит не было бы и американской республики. В Греции и Риме рабство было уделом должников, военнопленных и варваров, то есть тех кому не повезло родиться подданным данного государства. Но вольноотпущенники и свободные дети рабов смешивались с остальным населением и рабство предков не оставляло на потомках рабов видимого и перманентного клейма. Рабство было широко распространено в древнем мире, но никак не привязано к расе.
До середины пятнадцатого века большинство рабов в Европе были славянами. Отсюда слова slave в английском и esclave во французском языках. На невольничьих рынках от Дублина до Марселя продавали и покупали выходцев из восточной Европы. Но цвет кожи продавцов и покупателей от цвета кожи живого товара ничем не отличался. Славян вовсю использовали на сахарных плантациях по всему средиземноморскому побережью. Арабы и турки с одинаковым энтузиазмом порабощали европейцев и африканцев, но и там рабство не было привязано к национальности и в теории человек мог освободиться если соглашался принять ислам.
Европейцы начали рассматривать Африку как источник рабов когда Португалия превратила острова у атлантического побережья в свои форпосты. Тысячи африканцев были отправлены на эти острова добывать сахар и вот в этой точке рабство впервые было увязано с африканским происхождением. Именно тогда родилась идеология подкрепленная цитатами из Библии – африканцы потомки Хама и потому осуждены на вечное рабство самим Господом Богом. По всему западному побережью Африки португальцы находили африканских владык готовых продавать им рабов. Эти вожди и цари мыслили не категориями «расы», а категориями племени, максимум конфедерации племен которой управляли. Раньше они продавали военнопленных и захваченных в набегах другим африканцам и арабам и не видели ничего аморального в том чтобы продавать их португальцам, а потом другим европейцам.
Испания заложила на Санто-Доминго фундамент огромного богатства. Испанцы привезли туда тростник, технологию и рабов, но бросили весь проект когда решили обогащаться золотом и серебром из Мексики и Южной Америки. Почти два века остров находился в запустении, пока эту золотую жилу не подмяли под себя французы.
* * *
Во второй половине восемнадцатого века торговля с Санто-Доминго составляла две трети внешнеторгового оборота Франции. Колония была самым крупным в мире экспортером сахара и производила больше сладкого золота чем все английские колонии в Карибском море вместе взятые. Тысячи кораблей в год выходили из гаваней Порт-о-Пренса и Кейп Франсе в Нант, Бордо и Нью-Йорк. После того как Франция проиграла Англии в Семилетней войне, она потеряла все свои территории в Северной Америке, но победители так и быть оставили побежденным два острова в Карибском море, которые были им все равно не нужны – Гваделупу и Мартинику. Там тоже появились сахарные плантации.
Фантастическое богатство Санто-Доминго создавалось фантастической же жестокостью. «Жемчужина Вест-Индии» была инфернальным конвейером где рабы работали с восхода до после заката в условиях ничем не отличавшихся от лесоповала в ГУЛАГе. Треть рабов умирало в течении пяти лет после того как их привезли из Африки. Порядок поддерживался террором и насилием, а наказания были ограничены разве что фантазией надсмотрщиков. На раны нанесенные кнутом лили расплавленную патоку, принуждали носить на тропической жаре металлические маски и ошейники, чтобы раб не мог донести до рта ни глотка рома, ни кусочка сахара.
Вся эта бизнес модель была построена на принципе что продолжительность жизни раба не больше десяти-пятнадцати лет, а потом ему на смену привезут нового. Даже «королевство хлопка» возникшее сто лет спустя на юге США не предполагало такой ротации. Это не значит что в США не хватало бессердечных хозяев и садистов-надсмотрщиков, но высокая смертность рабов в Санто-Доминго была, что называется, «не баг, а фича», фактором встроенным в систему и одной из несущих конструкций всего производственного процесса.
Франция стала первой колониальной державой которая выпустила особый свод законов исключительно о рабах. Это сделал Людовик Четырнадцатый еще в 1685 году и сам того не зная, изменил историю рабства и межрасовых отношений.
Называлось это «Черный Кодекс» и уже из названия ясно кому предназначалось быть рабами. Статья за статьей этот кодекс обозначал какими способами белые хозяева могут распоряжаться жизнями черных рабов и извлекать выгоду из последних. За кражу или попытку побега полагалась смертная казнь и было написано что раб не имеет права вступать в брак без согласия хозяина.
Но само существование свода государственных законов регулирующих отношения хозяина и раба возымело совершенно неожиданные последствия. Если существовал свод правил, значит, хотя бы в теории – власть хозяина над рабом этими правилами ограничивалась. Обозначив правила эксплуатации черных белыми Кодекс создал лазейки, которыми черные не преминули воспользоваться. Одной из таких лазеек были интимные отношения между хозяевами и рабынями и естественные, одушевленные последствия этих отношений.
* * *
Итак, Шарль Дави де ла Пайетри стал хозяином процветающей сахарной плантации. Вернее хозяином половины контрольного пакета акций. Другую половину держала его теща, вдова Туффле. Договор был такой что если Шарль хорошо управится, то в определенный срок он выкупит у нее вторую половину пакета по льготной цене.
В то время когда большая часть промышленности оставалось кустарной или была ограничена небольшой мастерской, сахарная плантация была настоящим заводом под открытым небом. Производство сахара – дело сложное, высокотехнологичное и дорогое. Тростник надо срезать в определенный момент цикла созревания, иначе для производства сахара он будет непригоден. Срезанные тростник доставляли на мельницу чтобы отжать сок. Не больше чем через сутки сок надо было вскипятить. Потом сок остывал, превращаясь сначала в тягучую патоку, потом в белые кристаллы. Обычно около сотни рабов занималось только рубкой тростника, и несколько десятков более квалифицированной работой. Любая остановка конвейера грозила плантатору нехилыми убытками, а рабам – жестокими наказаниями. Самые крупные плантации насчитывали несколько сотен рабов.
Не женись Шарль так удачно, ему пришлось бы стать человеком второго сорта. На Санто-Доминго это означало выращивать табак, кофе или индиго. Ни одна из этих культур не приносила плантатору столько денег и власти сколько сахар. Они не требовали ни таких вложений, ни таких технологий и потому плантации этих культур находились в собственности людей попроще, иногда даже мулатов.
Шарль и его жена были всего несколько месяцев как обвенчаны, как вдруг на пороге их дома нарисовался старший брат Шарля, Антуан. Он шесть недель плыл на корабле из Гавра и потом сутки ехал в экипаже из Порт-о-Принса. Антуан заверил брата и невестку что он будет гостить у них недолго. В результате он прочно сел Шарлю на шею и сидел десять лет.
Французские аристократы того времени получали противоречивые послания относительно того как им себя обеспечивать. Последователи старой школы утверждали что не подобает дворянину заниматься коммерцией ни в какой форме. «Либералы» считали что нет ничего зазорного в том чтобы дворянин зарабатывал деньги коммерческими делами, если он при этом сам лично не опускался до физического труда (в отличии от английских колонистов, того же Джорджа Вашингтона, которому было норм работать землемером, подолгу объезжать дикие территории, спать под открытым небом и готовить еду на костре – при это не переставать считать себя джентльменом и аристократом). Основанная на рабском труде плантационная экономика Санто-Доминго идеально подходила для тех кто хотел делать большие деньги и при этом руки, упаси Создатель, не пачкать.
В последнюю модель Шарль Дави де ла Пайетри вписался как нельзя лучше. Он женился на больших деньгах и приумножил это состояние разумным управлением. В отличии от Антуана, он был энергичным и знал что «денежки счет любят». Через несколько лет он успешно выкупил у тещи ее половину плантации и стал единоличным хозяином. Он разбогател настолько что его плантация стала приносить куда больше дохода чем все состояние семьи во Франции. Он очень быстро начал посылать деньги своим оставшимся в Нормандии родителям, старым маркизу и маркизе и при таком успешном сыне они могли не бояться старости. В результате старый маркиз поклялся в суде что составит завещание так чтобы в первую очередь свою долю получил Шарль.
Антуан был сделан из другого теста. Будучи более традиционным аристократом, он предпочитал вообще ничем продуктивным не заниматься. Беспечный и беззаботный, он поехал на Санто-Доминго с намерением сесть на шею брату и сидеть там столько сколько удастся.
Ссориться братья начали почти сразу. Шарлю надоело что брат ничего не делает, завел целый гарем из невольниц, и относится к плантации как к части владений семьи де ла Пайетри и ему, старшему сыну, положено. В 1748 ссоры братьев дошли до того, что их начали описывать местные судейские чиновники в своих официальных отчетах. Там сказано что Шарль, «преисполненный гневом… прибег к крутым мерам… и его брату пришлось бы плохо если бы эти меры возымели полный эффект.»
Хотя Антуан был военным и умел держать оружие в руках, у себя на плантации Шарль был абсолютным хозяином, властным над жизнью и смертью. Подверг ли он брата порке или каким-то пыткам, которые применялись к непокорным рабам? Возможно ли что бесконечные шуры-муры Анутана с рабынями подвигли Шарля обращаться с ним как с рабом?
Мы этого уже не узнаем. Мы знаем точно что в ночь инцидента Антуан бежал с плантации, прихватив с собой трех рабов – Родриго, Купидона и девушку по имени Катин, с которой он на тот момент спал. Бежал и бесследно пропал. Следующий раз он появится в семейных хрониках почти через тридцать лет.