«Американцы» в Париже
Хотя Тома-Александр и был темнокожим, и смешанное происхождение было у него на лице достаточно ясно написано, современники не смеялись над его внешностью. Наоборот, ей восхищались. Идеология просвещения считала себя наследницей античности, все древнегреческое и древнеримское было жутко модно и «телосложение греческого бога» было высшим комплиментом, в случае Тома-Александра вполне заслуженным. Выше среднего рост, широкие плечи, тонкая талия, мускулистые ноги – все как положено. Во то время на мужские ноги обращали в обществе внимания больше чем на женские, так как мужчины носили штаны до колен и обтягивающие чулки, в то время как женские ноги были скрыты от посторонних глаз длинными юбками. Тома-Александру очень повезло с физическими данными в век когда даже от мужчины высших классов требовалась хорошая физподготовка, когда даже горожанин должен был уметь держаться в седле и проводить там много времени, когда развлечения ради люди танцевали с таким умением и грацией, какие сейчас увидишь разве что на профессиональной сцене. Кроме внешности, у него были обаяние и шарм, интересные истории с экзотического острова – и отцовские деньги в неограниченном количестве. Возможно из чувства вины Антуан буквально осыпал сына деньгами, позволяя тому вести необременительный светский образ жизни и не думать о заработке.
Во Франции конца восемнадцатого века слово «американец» использовалось взаимозаменяемо со словом «чернокожий». И начиная с 1778 года оно использовалось еще в одном значении – «товарищ по оружию». В начале этого года Франция заключила формальный союз с североамериканскими колонистами чтобы помочь им добиться независимости от Англии. Отцом этого союза стал Бенджамин Франклин, которого парижане шутливо называли «электрический посол». Молодой король Людовик Шестнадцатый поставил свою подпись под этим документом, став таким образом самым щедрым спонсором антимонархического восстания до двадцатого века точно.
Правительство Людовика Шестнадцатого поддержало колонистов с целью отомстить за унизительное поражение Франции в Семилетней войне, за потерю территорий в Индии и северной Америке. Для министров в Версале американская война за независимость стала очередной фазой борьбы за первенство в международной торговле и колониальных завоеваниях, которую Франция и Англия вели уже целое столетие. Англия вышибла Францию из Америки в 1763 году – в 1778 Франция надеялась взять реванш.
Для французских аристократов которые отправились за океан воевать – маркиз де Лафайет был самым известным из них, но далеко не единственным – это решение имело кроме геополитических причин еще и личные. Им хотелось проявить свои лидерские и бойцовские качества не только на дуэлях в парижских парках. И еще они хотели поучаствовать и приобщиться к новой идеей, которую североамериканские колонисты практически изобрели – к патриотизму. (Тут автор маленько хватил. Основы патриотизма во французском обществе заложил еще кардинал Ришелье. Он первый вышел в общественное пространство с идеей – неважно ты католик или гугенот, неважно граф ты или маркиз в своем владении, ты в первую очередь подданный короля. Тогда еще не было понятия «гражданин», да и обращался Ришелье только к дворянам, но именно он первый научил французов отрождествлять себя со страной – пусть и воплощенной в королевской персоне).
Быть «патриотом» в тогдашнем Париже было страшно модно и моднее всего это было в среде либеральной аристократии, которая видела в американских колонистах силу противостоящую деспотизму короля Георга III. Обе группы считали себя плохо представленными во власти и облагаемыми слишком высокими налогами. (На самом деле в обоих случаях это было далеко не так, но когда это факты мешали гневу праведному). Французы (в основном речь конечно о людях образованных) видели в борьбе американских колонистов передний край борьбы за общие идеалы просвещения, против увязшей в средневековых понятиях монархии.
Увлечение Америкой нашло отражение даже в моде. Существовал камзол «Инсургент» и платье «Громоотвод». Парикмахеры укладывали волосы клиенток в прически «а ля Бостон» и «а ля Филадельфия». Мастер по шляпкам королевы сделал шляпку с миниатюрной копией «Простака Ричарда», которым командовал прославленный Джон Поль Джонс, «отец американского флота».
Без тоннажа и корабельной артиллерии флота французского американская революция так и осталась бы утопической мечтой. Самая старая монархия в западном мире помогла родиться самой юной республике, первой с античных времен. В процессе Версаль угодил в огромную финансовую яму. Только в 1781 корона потратила на помощь американской революции 227 миллионов ливров. Расходы на флот в пять раз превысили расходы мирного времени. Никто так и не узнал точно откуда правительство Людовика Шестнадцатого взяло на это деньги, но это явно были деньги взятые в долг под большие проценты. Особых территориальных приобретений за свои усилия Франция не нажила, разве что англичане вернули им Сенегал. Получили лишь искреннюю любовь и благодарность новорожденной страны. В поместье Джорджа Вашингтона в Маунт Верноне висел ростовой портрет короля Людовика, на всех американских политических банкетах провозглашали тосты за здоровье короля и за вооруженные силы Франции, а день рождения Людовика отмечался в США как национальный праздник.
Французские интеллектуалы восемнадцатого века всем сердцем приняли американскую революцию – так же как их идейные потомки в двадцатом веке приняли революцию русскую и китайскую. Так же как их современные аналоги обеляют ужасы коммунистических революций, современники американской революции защищали ее от обвинений в лицемерии, которые в основном исходили, конечно, от Англии. Эти люди говорят о свободе и держат рабов – ну и кто они после этого? Многие из отцов-основателей американской республики обладали достаточным политическим кругозором чтобы признать – их компромисс с южными штатами это отравленная пилюля, которая приведет страну к трагедии. Но французские обожатели новорожденной республики нашли способ обойти эту досадную проблему. В парижских театрах шли пьесы об идиллической жизни в Вирджинии, где белые и черные работают бок о бок в поле и поют песни о свободе.
* * *
По мере того как Тома-Александр взрослел, он всё больше времени проводил в Париже, благо ехать туда было три часа. Даже вечером улицы Парижа были освещены – в Сент-Жермене о таком еще не слыхали. Как это часто бывает, идея бежала впереди внедренной технологии. Издалека уличные фонари сияли, но стоя под ними человек едва мог разглядеть собственную руку (из мемуаров Луи-Себастьяна Мерсье). В Париже возник целый корпус фонарщиков и у каждого был жетон с номером. Они собирались у подъездов богатых домов и за небольшую плату сопровождали гостей домой, зажигая фонари по пути их следования. Но у Тома-Александра для таких дел имелся собственный лакей.
Тогда у каждого дворянина был лакей – слуга который повсюду сопровождал господина. На обед в фешенебельный дом полагалось приходить со своим лакеем. Десять гостей, десять лакеев. Каждый стоял у господина за спиной, наливал вино, раскладывал приборы, согласно предпочтениям хозяина. Даже революция ничего не смогла сделать с этим обычаем. Тома-Александр, который много лет подставлялся под пули, рисковал жизнью, сражаясь за свободу, равенство и братство, тоже имел лакея. И когда лакей погиб во время шторма на Средиземном море, Тома-Александр столкнулся с невиданный проблемой – как уложить свои вещи в чемодан. (Я помню когда читала «80000 километров под водой», страшно удивлялась зачем профессору Аронаксу слуга. Ведь Аронакс не аристократ, не миллионер, не помещик – он обычный профессор, вот как мой дедушка. И если дедушка, не имея ноги, справляется без лакея – Аронаксу-то что мешает, с полным комплектом рук и ног?)
Александр Дюма своим пером создал запоминающийся образ Д’Артаньяна – юного провинциала приехавшего в Париж, где он никого не знает, но намерен пробиться. Но тот Париж куда спустя полтора века после книжного Д’Артаньяна приехал реальный Тома-Александр Дави де ла Пайетри был существенно больше, интереснее и разнообразнее. И если книжному Д’Артаньяну отец смог подарить только 15 экю, коня и рекомендательное письмо к господину Де Тревилю, Тома-Александр мог тратить деньги не считая. Адвокат, который приводил в порядок дела Антуана Дави де ла Пайетри после его смерти, писал: «потратил все деньги оплачивая долги молодого Дюма (мулата)… это незаконный ребенок дорого ему (Антуану) обошелся». Но ничего не поделаешь. У молодого аристократа в Париже были представительские расходы. Стоимость мужского гардероба вертелась вокруг 4000 ливров и гардероб надо было постоянно обновлять. Шелк, атлас, парча, бархат, золотые пряжки. Нужна была карета – ходить по парижским улицам пешком означало вывозиться в грязи. Бриллианты – тогда мужчины носили не меньше украшений чем женщины. Кроме того бриллиантами украшали пряжки для обуви, рукоятки шпаг и пистолетов, табакерки и карманные часы. Антуан как с цепи сорвался и без счета скупал драгоценности. Скоро он оказался в долгу как в шелку.