Свобода на штыках
(Первые пару страниц посвящены дебатам в Конвенте относительно как реагировать на военные угрозы извне. Можно сказать что революционная Франция в 1792 находилась в том же положении что Израиль в 1967. Надо превентивно ударить, иначе нас растопчут. И ударили, весьма успешно и на нескольких фронтах сразу).
В 1750-ые и 1760-ые годы, когда дядя Александра Дюма, Луи де ла Пайетри, служил офицером в артиллерии, французские вооруженные силы находились в плачевном состоянии. Один командир записал в своем дневнике: «Я командую бандой воров и убийц, которым место на тюремных нарах, которые готовы дезертировать при первом же выстреле и бунтовать… У короля худшая пехота в Европе и нет никакой возможности внушить этому сброду понятие о дисциплине».
До конца 18-ого века «профессионализация» вооруженных сил происходила стихийно, рывками и толчками. Сотни лет профессиональные стандарты и правила существовали лишь у наемников, но их было немного и нанимали их в индивидуальном порядке или небольшими группами, не больше взвода. Весь семнадцатый век большинство солдат в Европе не сильно отличались от обычных разбойников; они грабили и насиловали так же усердно как сражались с врагом. Даже когда они удерживались от каких-то уж совсем ужасных зверств, все без исключения армии забирали у гражданского населения все съестное – это был единственный способ прокормиться, особенно во время длинных кампаний. Так как большая часть Европы жила от урожая до урожая, любая проходящая армия оставляла после себя голод.
После ужасов религиозных войн, когда погибла треть населения центральной Европы, начали экспериментировать с тем чтобы сделать армию менее разрушительной для экономики, инфраструктуры и гражданского населения. Появились регулярные учения, система поощрений, военная форма. Самое главное, начали кормить и одевать солдат за государственный счет и платить им жалование. Войны стали менее разрушительными и по горькой иронии, теперь европейские государства ввязывались в конфликты по поводу и без повода. С 1700 по 1790 повсюду в Европе происходило то что сейчас бы назвали «конфликтом низкой интенсивности». Произошло около пятнадцати войн и почти во всех на чьей-нибудь стороне участвовала Франция.
(На самом деле эксперименты с профессионализацией армии начались еще в 16-ом веке, только протестантам это почему-то удавалось лучше чем католикам. Самый ранний пример запрета грабить и обижать гражданское население который мне удалось найти – это Оливер Кромвель и его «железнобокие». Идейные пуритане, они не пили алкоголь, не играли в азартные игры, отличались высочайшей выучкой и железной дисциплиной, отсюда и прозвище. Современник Кромвеля шведский король Густав Адольф из династии Ваза, прозванный Львом Севера за защиту протестантов в северной Европе и громкие победы, отказался от рекрутского набора среди крестьян и сделал ставку на профессиональных солдат, сделавших армейскую службу делом всей жизни. Единственная дочь Густава Адольфа, Кристина, правила как энергичная и просвещенная правительница, а потом вдруг отреклась от престола, перешла в католичество и уехала в Рим. Ее двоюродный брат стал королем под именем Карла Десятого. Его сын Карл Одиннадцатый и внук Карл Двенадцатый продолжали и развивали военную реформу. Глубоко верующий аскет Карл Двенадцатый не желал видеть в своем лагере женщин, обязательной была ежедневная молитва и даже на марше дважды в день по сигналу горниста все преклоняли колено и молились. Король сам подавал пример.)
До восемнадцатого века идея пойти в армию чтобы «служить своей стране» вызвала бы только громкий смех. Солдаты сражались потому что не знали как от этого отвертеться и боялись наказаний. Рядовой состав набирали из низших классов, от солдат не ждали ничего кроме как подчиняться приказам и не дезертировать. В каждой армии для дезертиров предусматривались страшные наказания от английской «деревянной кобылы» до прусского «сквозь строй». Во Франции семнадцатого века за дезертирство на поле боя офицер мог на месте солдата заклеймить. (Вольтер описывает как лично вымолил у короля Фридриха Второго своего уже очень пожилого соотечественника. Тому за неудачный побег из прусской гвардии отрезали нос и уши и много лет продержали в тюрьме).
Офицеры сражались ради дворянской чести и чтобы прославить свое родовое имя. До середины 1700-ых офицерский патент можно было купить, унаследовать или получить взамен на какую-то услугу. Для старой аристократии, потомков средневековых рыцарских родов быть офицером значило продолжать семейную традицию; для нуворишей это было способом набрать понтов и статуса. Для монархии и государства продажа офицерских патентов была источником дохода, такой своеобразный акциз. Маршальский жезл во Франции можно было купить за сумму равную стоимости приличного замка плюс кандидат должен был на свои деньги набрать и обучить пехотный полк или кавалерийский эскадрон.
Армия, где солдаты и офицеры объединены между собой общими тренировками, дисциплиной, ценностями и целью оставалась теоретической мечтой, описанной в трудах античных авторов, но не так чтобы обкатанной на поле боя. После того как Франция проиграла Семилетнюю войну, группа просвещенных офицеров начала задумываться – а что у нас не так и не нуждается ли армия в повсеместной реформе.
Большая часть философов эпохи Просвещения смотрело на военное ремесло с презрением, как на атавистический остаток Средневековья, наряду с такими «пережитками прошлого» как кровожадность, жестокость и похоть. Они надеялись что по мере того как человечество научится жить рационально и разумно, такая дикость уйдет в прошлое. Но вместе с этими пацифистами Франция получила целую плеяду философов-офицеров которые задумали превратить армию в неуязвимый инструмент завоеваний. Еще во времена старого режима, они начали предлагать и проводить в жизнь военные реформы. Была основана военная академия для обучения офицеров, стали строить казармы для солдат чтобы они не только сражались, но и жили бок о бок. Для офицеров и сержантов стал обязательным навык читать карту – а раньше повсеместно бывало, что полк мог заблудиться на марше и прийти вообще не туда куда надо. В 1780-ые годы у правительства уже не было денег для массового внедрения новых образцов мушкетов, но технология уже была и ждала когда найдется правительство готовое ее применять. Население Франции было самым большим в Европе. Теперь назрела революционная идея – та самая которая могла объединить людей в армию. Большая часть старого офицерского корпуса, будучи аристократами, бежали из страны. Таким образом открылось много вакансий для тех кто готов был блистать умом, отвагой и воинскими качествами. (В революционной России дело с офицерским корпусом обстояло несколько иначе. Из 200000 офицеров царской армии большее число ушло к красным (75000) чем к белым (50000). На 1920 год: из 100 командармов 82 в прошлом были царскими офицерами; все начальники штабов и дивизий и фронтов – то же самое. Спасибо Льву Давидовичу, привлекать и продвигать военспецов, обученные офицерские кадры, была его идея и он с блеском ее претворил).
* * *
Революционное правительство начало свой крестовый поход за свободу с упреждающего удара по австрийским Нидерландам. Этот удар имел две цели – защитить французскую границу и вставить главному врагу и главному режиму поддерживающему эмигрантов мечтающих о восстановлении монархии. В Конвенте надеялись что франкоязычные низшие классы австрийских Нидерландов восстанут чтобы сбросить ярмо своих немецкоязычных поработителей. Нельзя сказать чтобы эти надежды были совсем уж взяты с потолка. Через полгода после падения Бастилии в этих местах произошла революция по образцу французской и американской. Патриоты в Брюсселе провозгласили независимость от Австрии и назвали свою страны «Соединенные Штаты Бельгии». Но австрийский император послал войска и быстро все это подавил. Теперь французы надеялись что на этот раз, с их помощью, восстание удастся.
Свежепроизведенный в капралы Александр Дюма ехал в одной из трех колонн направляющихся на северо-восток. На бельгийской границе, среди мрачноватых стриженных кустов и полей турнепса и бобов, австрийцы и французы вели войну на истощение, разведку боем и т.д. Там и сям происходили бои местного значения. Дюма, взяв с собой отряд из 4-8 всадников, проводил эту самую разведку боем. Поначалу они видели больше овец и коров чем австрийцев. Но 11 августа они напоролись на австрийский отряд куда большей численности. Вместо того чтобы отступать или прятаться Дюма повел своих людей в атаку. Внезапность и удаль сделали свое дело. Возможно австрийцы просто растерялись когда из бельгийского бобового поля на них выехал двухметровый чернокожий с поднятой над головой обнаженной саблей. Растерялись и сдались. Из газеты «Монитёр Универселль» за 18 августа 1792 года: капрал Дюма «вклинился во вражеский отряд так быстро и рубился так отчаянно, что они сдались с заряженными мушкетами, даже не попытавшись из них выстрелить». Газета писала что австрийцев было 12 человек. Через три месяца Александр Дюма фигурировал еще в одной заметке: «Гражданин Дюма, американец, отдал в фонд республики сумму в 12 ливров 10 су, свою долю от реализации 12 мушкетов, трофеев отобранных у пленных тирольцев.»
(В комментарии ссылка на небольшой отрывочек из художественного фильма French Revolution, где показана революционная армия на марше. Смотреть с 1:05, субтитры не нужны. Разношерстная толпа, кто в гражданском, кто старорежимном, на знаменах королевские лилии, на шляпах трехцветные кокарды. Поют «Марсельезу»).