«Сердце чернокожего тоже бьется для свободы»
В нескольких сотен милях к югу (от места где находился Александр Дюма) удача отвернулась от войск революционной Франции. Целое войско из десятков тысяч пруссаков, австрийцев и гессенцев (в том числе несколько сотен роялистских эмигрантов из Франции) вторглись на французскую территорию в лесистой местности близ пограничной крепости Верден. Верден не устоял, а командир его гарнизона покончил с собой.
Когда эти новости достигли Парижа, тут же начались теории заговора. Революционная армия непобедима, эта была аксиома которая даже не обсуждалась. А раз такое дело – то ясно что у захватчиков была помощь изнутри, от предателей и прислужников прежнего режима. Парижские толпы тут же начали воплощать эти теории в действия. Они рыскали от одной тюрьмы к другой и расправлялись с заключенными роялистами и прочими врагами. Начали со священников, потом перешли на аристократов, а потом, почуяв кровь, начали убивать просто всех кто имел несчастье на их пути оказаться. Спонтанные «революционные трибуналы» кончались всегда одинаково – людей закалывали пиками, зарубали топорами, рубили кухонными ножами.
Эта жуткая бойня заставила многих сторонников революции заграницей, особенно в Англии, пересмотреть свои взгляды. С легкой руки «Лондон Таймс» количество жертв возросло в десять раз. Газета призывала читателей «искренне молиться чтобы ваша страна не была жертвой тирании уравниловки (equalization).” Генерал Лафайет не стал ждать когда за ним придут, перешел линию фронта и сдался прусским войскам. (Следующие несколько лет Лафайет провел в качестве узника в разных немецких и австрийских крепостях, большую часть времени в ножных кандалах. Джордж Вашингтон пытался устроить дипломатическое вмешательство и добиться его освобождения, но политика Австрии и Пруссии была не признавать правительств республиканских бунтовщиков – ни французского, ни американского. Все, что американцы могли – это материально помогать семье Лафайета, дать его жене и детям гражданство и платить Лафайету генеральскую пенсию).
Наряду с кровожадностью успешные операции германских войск вызвали во французском обществе новый всплеск патриотизма и патриотом считался тот кто сражается за свою страну с оружием в руках. Десятки тысяч добровольцев надеялись что получат оружие и форму, или хотя бы трехцветный лоскут и направление на фронт. Французские добровольцы вышли на бой с немцами близ деревни Валми недалеко от Вердена и здесь родилась легенда о французской непобедимости. Сочетание новейших технических наработок (например в артиллерии) и высокой мотивации творило чудеса. Французские солдаты шли в бой с криками «Да здравствует революция!» и «Да здравствует нация!». Наблюдавший за битвой с прифронтовой полосы поэт Гете записал в своем дневнике «Новая эпоха в истории человечества рождается здесь и сейчас». На волне победы в Валми делегаты Национальной Ассамблеи ее распустили и преобразовали в Конвент. Конвент тут же проголосовал отменить монархию и объявить Францию республикой.
* * *
К середине ноября 1792 французская республика завоевала территории вдоль большей части своих границ. Французские войска вошли в то что тогда называлось «австрийские Нидерланды» и освободили Брюссель. Они шли победным маршем вдоль Рейна и дошли аж до Франкфурта. На юге войска республики вторглись в Сардинию и заняли Ниццу.
Правительство выпустило «эдикт о братстве», предлагая военную помощь любой стране, которая хочет свергнуть у себя иностранную монархию. Это было открытым приглашением всем кто хотел избавиться от диктата Вены или Берлина – восстать. Чтобы выполнить эти гарантии, Франции нужно было срочно увеличить размер своей армии.
Тогда правительство начало эксперименты с системы «свободных легионов», то есть формирований, который можно было призывать на войну и распускать после. «Свободный» в этом контексте означает «вне регулярной армии». Знакомый нам всем по двадцатому веку Иностранный Легион вырос именно оттуда. Первые легионеры представляли из себя разношерстную толпу политэмигрантов, которых республиканские убеждения толкнули на конфликт с властью в их собственных странах. Лишь немногие имели военный опыт. Власти разрешили им формироваться по языковому признаку. Так появились немецкий легион и валлонский легион (выходцы из будущей Бельгии). Англоязычный легион возглавлял поэт и философ Джон Освальд. В юности он служил в английской армии в Индии и набрался там всяких идей которые привели его к этически мотивированному вегетарианству. (Я не поняла из контекста, он был вегетрианцем или веганом). Он был атеистом, писал сатиру на церковь и написал один из первых на западе трудов подводящих этические аргументы под вегетарианство. При этом не был пацифистом, сражался и погиб в бою в Вандее.
7 сентября 1792 делегация свободных чернокожих из колоний отправилась в Манеж, где заседал Конвент, с целью получить разрешение сфомировать свой легион. Возглавил их уроженец Санто Доминго Жюльен Раймон, сын французского матроса и свободной богатой мулатки. Так был сформирован «Свободный Легион американцев и выходцев с юга». В их случае слово «свободный» имело два значения. Каждый солдат и офицер в этом легионе был свободным, а не рабом. Скоро их стали называть «черный легион». Командиром стал шевалье де Сент-Жорж. В последние годы старого режима он жил на широкую ногу, но, как все небелые дворяне, чувствовал растущее давление дискриминационных законов. Когда пала Бастилия, ему было уже за сорок. В следующем году он поступил добровольцем в Национальную Гвардию, в 1791 получил чин капитана. Естественно, он не мог пропустить такого шанса – командовать легионом свободных чернокожих – и очень хотел заполучить к себе Александра Дюма.
Однако на Дюма имел виды другой командир – полковник Жозеф Бойе, возглавлявший формирование названное «Гусары Свободы и Равенства». Александр уже стяжал себе славу бесстрашного, инициативного и удачливого. Началось перетягивание каната – какое легион предложит ему больше. Бойе предложил Дюма чин старшего лейтенанта, а Сент-Жорж перекрыл это более заманчивым предложением – чином подполковника и местом своего начальника штаба, по сути второго человека в легионе.
Я нашел в сейфе в Вилль-КОтеретт письмо Александру от и.о. военного министра, в котором его информируют об его новом назначении. Самое примечательное в этом письме – дата. Напечатано: «Париж, 10 октября 1792, Год свободы четвертый, Год равенства первый». Дальше от руки дописано: «Год Французской Республики первый». Официально «республиканский календарь» не предпишут использовать до 1793. Однако военное министерство подготовило соответствующие бланки гораздо раньше. Год свободы четвертый – это если считать со взятия Бастилии и основания Национальной Ассамблеи. Год свободы первый – если считать с основания республики. От руки написанное «год французской республики» это чья-то инициатива на местах. События происходили так быстро, что официальные бланки за ними не успевали.
* * *
Еще в октябре 1791 группа аболиционистов уговорила короля подписать закон о том что в метрополии цвет кожи не будет играть роли для определения статуса гражданина и пакета гражданских прав. Но плантаторское лобби всячески противилось распространению Декларации Прав Человека и Гражданина в колонии, на цветное население, неважно свободное или нет. Многие плантаторы жили в Париже, а те кто жил где-то еще, нанимал лоббистов чтобы окучивать депутатов национальной ассамблеи.
Очень смешно, но именно так начал свою карьеру Жюльен Раймон, крестный отец Черного Легиона. Несмотря на то что их с Дюма биографии были во многом похожи, была одна существенная разница. Раймон был преуспевающим плантатором и, естественно, рабовладельцем. В его доме на Сан Доминго все было по высшему разряду – пианино, фарфор, хрусталь и особо обученный раб выполнявший обязанности кондитера. Когда он в 1786 приехал в Париж вступить в права наследство оставленного его жене, Раймон лоббировал реформы которые пошли бы на пользу ему, владельцу двух плантаций индиго и сотен рабов. Он пытался убедить всех что свободные и богатые цветные это союзники белых против бунтующей массы рабов. (Не, ну каков гусь – примечание переводчика)
Однако вскоре республиканские идеи и общая горячка реформ захватили Раймона и он перешел из фракции рабовладельцев во фракцию аболиционистов. Он был членом Якобинского клуба и лоббировал возможность цветным мужчинам рожденным свободнами голосовать на местных выборах в колониях. Этот закон приняли 15 мая 1791 года. Настроения как нельзя лучше суммировал в своей речи аболиционист аббат Грегуар. В ответ на бубубу рабовладельческого лобби в духе «Национальная Ассамблея ничего не должна менять в колониях пока мы, колониальная элита, ее об этом не попросим», аббат высказался так:
Национальная Ассамблея, оказывается, не должна искоренять несправедливость иначе как по просьбе тех людей, которые с этой несправедливости кормятся и хотят сохранить ее как можно дольше… Эти люди будут жертвами угнетения покуда их угнетатели не согласятся облегчить их судьбу.
Вулкан свободы проснулся во Франции и скоро будет взрыв которые изменит жизнь людей в обоих полушариях.
Грегуар имел в виду острова в Карибском море, и особенно Сан Доминго, где вулкан свободы уже извергался. Изменения в метрополии не могли не затронуть колонию. Среди по большей части неграмотных рабов поползли фантастические слухи – что король особым указом освободил рабов, или, как более скромный вариант, запретил телесные наказания и ограничил барщину четырьмя днями в неделю. К тому времени как новости о восстании на Сан Доминго достигли Парижа, восставшие уже убили тысячи белых и сожгли десятки тысяч акров сахарного тростника. В Париже запаниковали и отправили солдат подавлять восстание, хотя восставшие объявили себя частью революции. Следующие десять лет чернокожие инсургенты Сан Доминго постоянно выдвигали одно требование – стать гражданами революционной Франции на общих основаниях.
(Дальше рассказ об обсуждении ситуации в Конвенте и знаменитой речи Жака Бриссот со словами «Черное сердце тоже бьется ради свободы»).
Предоставление гражданства и сопутствующим прав мулатам и свободным неграм это было конечно не отмена рабства, но эта мера сделала Францию и ее колонии авангардом эмансипации небелых народов. Этот закон отбросил английское аболиционисткое движение на десятилетие назад, потому что некоторое время в английском обществе любой вяк на тему политических и человеческих прав цветных воспринимался как свидетельство профранцузских настроений. Плантаторы обозлились и почти все перешли в лагерь роялистов. А свободное цветное население было благодарно и лояльно и на это у них были веские причины. Служба в армии дала им шанс доказать что они граждане не хуже других, что они получили гражданские права не из милости и не за красивые глаза. (Начиная с Гражданской Войны та же история периодически повторялась в США).
* * *
Клода Лабуре распирало от гордости. Необычный солдат, который летом 1789 покорил сердце его дочери, вернулся осенью 1792 в качестве подполковника престижного легиона за своей невестой. В каждом маленьком городке был собственный герой революции и в Вилль-Котеретт это был без пяти минут зять Клода Лабуре.
18 ноября 1792 года на главном входе в ратушу появилось объявление о скорой свадьбе гражданина Тома-Александра Дюма Дави де ла Пайетри и гражданки Мари-Луизы Лабуре.
(Дальше текст объявления)
Революция многое изменила в Вилль-Котеретт. Родовой замок герцогов Орлеанских построенный в 13-ом веке Карлом Валуа стал казармой. Часть парка была выделена по пастбище для овец. Герцог Орлеанский Филипп по прозвищу Эгалите (то есть Равенство) ни пикнул ни слова протеста.
По революционной практике городская церковь Св. Николя был десакрализована. Вместо креста на шпиль водрузили флюгер в виде петуха, а в алтаре собиралось местное отделение Якобинского клуба. Александр и его невеста сочетались гражданским браком в мэрии 28 ноября. Непонятно была ли у них впоследствии религиозная церемония, но если и была – то исключительно ради Марии-Луизы, потому что Александру религию давно заменили республиканские идеалы. (Десять лет спустя, к тому времени как родится писатель Александр Дюма, церковь будет снова освящена и будущего писателя окрестят как положено).
Свидетелями на свадьбе со стороны Александра выступили два его товарища по полку, и – что удивительно — овдовевшая мачеха, Мари Рету. Очевидно он нашел возможность с ней помириться. Медовый месяц был коротким, но времени молодожены даром не теряли. Вскоре Мари-Луиза поняла что ждет ребенка.
* * *
Пока Александр занимался своей женитьбой и медовым месяцем, депутаты Конвента занимались не менее увлекательным делом – решали что делать с низложенным королем Людовиком XVI, у которого забрали все титулы и в официальных документах именовали просто «Луи Капет», намек на основателя династии Гуго Капета, который взошел на трон в 973 году. (Валуа и Бурбоны это боковые ветви Капетов. Марию-Антуанетту после казни мужа в бумагах именовали «вдова Капет».) Конвент судил Луи Капета и незначительным большинством голосов приговорил к казни на гильотине. Вместе с большинством голосовал и двоюродный брат бывшего короля, Филипп Эгалите. Правда ему это не помогло – через полгода его отправили на ту же гильотину. Луи Капет был казнен 21 января 1793 года.
Подполковника Дюма с его легионом отправили в тот самый город Лаон где он начинал свою карьеру. Под его началом находилось около двухсот свободных чернокожих и бывших рабов. Некоторые были старше Дюма и в последний раз воевали против англичан и испанцев в колониях на островах в Карибском море. На Дюма легли обязанности их обучать, водить в патрули и без конца переписываться с Парижем чтобы выбить для них оружие, коней, экипировку и пайки. И еще солдатам надо было платить, а вот это от внимания правительства в Париже как-то ускользнуло.
Наверное Александр не раз пожалел о том что не принял предложение Жозефа Бойе присоединиться к его гусарам. Хотя шевалье де Сент-Жорж брал его к себе помощником, получилось так что все обязанности командира упали на Александра. Сент-Жорж по большей части пропадал в Париже «по делам легиона». На самом деле он там ходил по балам и прочим увеселениям. Несомненно энтузиазм Сент-Жоржа по поводу создания воинского соединения из свободных цветных был искренним – вот только тянуть солдатскую или даже офицерскую лямку светскому льву оказалось не по силам. В феврале 1793 Черному легиону пришел приказ занять позиции вдоль бельгийской границы и вести войну на истощение. Александр на таком типе войны собаку съел и его солдаты одержали несколько важных с политической и пропагандистской точки зрения побед.
Шевалье де Сент-Жорж не обладал качествами хорошего солдата, а вот с политическим чутьем у него все было хорошо. В апреле 1793 он как раз нанес один из редких визитов в свою часть, а в это время командующий армией Дюморье поднял мятеж с целью восстановления конституционной монархии. Сент-Жорж и Александр Дюма отказались ему повиноваться и успешно защитили город Лилль от сил мятежников. В конце концов мятеж провалился и Дюмурье был вынужден бежать к австрийцам.
Однако проблемы преследовали Черный Легион. Был то злонамерный расизм или банальное разгильдяйство, но им платили и их снабжали в последнюю очередь, а часто забывали и то, и другое. В июне Сент-Жорж снова исчез, а когда объявился – над ним висело обвинение от Конвента в спекуляции лошадьми. Однако Александра Дюма этот скандал не коснулся. Легион был расформирован, а Александр получил очередное письмо от военного министа 30 июля 1793 года. Там его извещали что ему присвоено звание бригадного генерала и приказано ехать к месту новой службы.