Эдмунд Морель сумел запустить мощную пиар-кампанию и с помощью этой кампании не давать спокойной жизни правительствам Великобритании, Бельгии и США. Это было поистине неслыханно – чтобы человек без богатства, титула или должности доставлял правительствам нескольких перворазрядных стран столько неприятностей. Сам Морель прекрасно знал что он делает. О министре иностранных дел Великобритании сэре Эдуарде Грее Морель говорил что этот человек выполняет свои обязанности «только когда его тыкают, а если его не тыкать постоянно, он ничего делать не будет». Этим Морель и занимался долгие годы своей жизни – тыкал.

Здесь необходимо остановиться на том скольким Эдмунд Морель был обязан своей жене Мэри, в девичестве Ричардсон. Можно сказать что из всей эпопеи под названием «король Леопольд и Конго», Морель был чуть ли не единственным кто был по-настоящему счастлив в семейной жизни. Мэри не только растила пять детей на более чем скромные доходы от правозащитной деятельности, она полностью разделяла идеи мужа, была ему другом и единомышленником. Как и со многими парами тех лет, мы никогда не узнаем сколько заслуг засчитываемых за Эдмундом Морелем на самом деле принадлежат Мэри Морель. Один из главных спонсоров и просто близкий друг Джон Холт писал Морелю «Когда я думаю о проекте Морель-реформа-Конго, я неизменно думаю о вас вдвоем». (Как сказал рабби Акива о Рахели – «Моё и ваше – её это»).

Как у всякого человека, у Мореля были недостатки. Он бывал упрям в ущерб делу, не любил признавать свои ошибки, в его газете регулярно появлялись хвалебные статьи и отзывы о нем самом. Он иногда бодался с другими активистами потому что считал что им достается слишком много внимания (хотя почти никогда с Кейсментом, которого искренне чтил). Как у всех энергичных и суперпродуктивных людей, у него бывали периоды апатии и жалости к себе любимому. Он не был свободен от предрассудков и стереотипов своего времени. Некоторые из них были распространены среди тогдашних европейцев, например вера в волшебную палочку свободного рынка и страх перед неуемным африканским либидо. Морель считал конголезцев до прихода Леопольда некоей живой версией «благородного дикаря» Жан Жака Руссо. Жестокие практики в доколониальной Африке (например то же отрезание рук убитым врагам) он просто игнорировал.

Морель был так возмущен кровавыми делами Леопольда, что полностью игнорировал колониальные делишки собственной страны, да не столь кровавые, но куда большего масштаба. Он считал что собственно в колониализме нет ничего плохого, если колония администрируется гуманно и справедливо. Уж конечно в английских колониях в западной Африке не было таких ужасов как в Конго. Он даже съездил в Нигерию и написал в общем одобрительные путевые заметки. Но несмотря на все эти недостатки во всем что касалось Конго, Эдмунд Морель неизменно проявлял высокое нравственное чутье и ни разу не провалил экзамен на «отличать добро от зла». Будучи прекрасным оратором, он без подготовки и шпаргалок бесстрашно выступал перед аудиториями в несколько тысяч человек. В одной только Англии он с 1907 по 1909 прочел около пятидесяти лекций.

Морель считал свое движение таким же правозащитным как кампании против турок за геноцид болгар в 1876 и против турок же за геноцид армян в 1890-ые. И больше всего он видел себя наследником и продолжателем дела аболиционистов. В 1906 вышла его книга: «Красная резина: история работорговли процветающей в Конго в году от рождества христова 1906-ом». Эпиграфом к ней стало известное изречение американского столпа аболиционизма Вильяма Ллойда Гаррисона.

Знамя освобождения поднято

Я не стану увиливать.

Не стану извиняться.

Не сдам ни одного дюйма своей позиции.

И меня услышат.

И История покажет что я был прав.

Английское правозащитное движение зародилось в неконформистских (то есть не относящихся к государственной Church of England) протестантских церквях. Например продуктом такой церкви был лидер первого поколения английских аболиционистов Вильям Уилберфорс. Именно они первыми возвысили свой голос от имени тех кто был лишен возможности говорить от своего имени – заключенных в тюрьмах и работных домах, рабочих, эксплуатируемых на фабриках детях, ментальных инвалидов. Однако это не был план переустройства общества «снизу», который потом предлагали марксисты и тред-юнионисты. Это был крестовый поход на зло «сверху» и инициировали его люди небедные. Они боролись с смертной казнью, телесными наказаниями, жестоким обращением с животными. Когда они обратили свои взоры на колонии, начались призывы покончить с работорговлей, гуманно обращаться с туземцами и посылать миссионеров. (Английские миссионеры в Конго принадлежали как раз к неконформистским церквям, особенно много было баптистов). Никто не осуждал колониализм, пока это был британский колониализм. И именно потому что Морель разделял эти идеи, ему удавалось привлечь на свою сторону богатых, знатных и облеченных властью. Ему удавалось их уговорить что борясь с колониализмом в Конго, они не предают интересы Британской империи и несут всему миру свет британской цивилизации. Если бы Морель считал что изнасилование Конго в исполнении короля Леопольда это логическое продолжение самой идеи колониализма, что это не-баг-а-фича – не него бы смотрели как на безумного чудака и никто не стал бы его слушать. Но он так не считал и потому правящие классы Англии могли его поддерживать не ставя под угрозу свои интересы.

Морель прекрасно знал как и с кем говорить. Он напоминал английским бизнесменам что командная экономика и принудительный неоплачиваемый труд это со стороны Леопольда нечестная конкуренция. Священникам рассказывал о христианской ответственности и зачитывал отчеты от миссионеров, от которых у аудитории вставали дыбом волосы на всех местах. И всем англичанам он толкал знакомую и понятную им идею что на Британской иперии лежит особенная ответственность перед всей человеческой цивилизацией. Он делал всё чтобы движение за реформы в Конго было как можно больше экуменическим и надпартийным. На его лекциях тусили представители трех самых крупных политических партий, духовенство и Church of England и нонконформистских церквей и огромное колическтво титулованных VIP’s. Морель был великолепным лоббистом и умел окучивать нужных людей. И еще он почуял силу визуального образа, силу фотографий. Почти на каждой лекции демонстрировались слайды, с неизменными фотографиями искалеченных конголезцев и их отрубленных конечностей. Пресса тиражировала эти фото и получались свидетельства которые не могла опровергнуть никакая пропаганда (тогда еще не научились кричать «фейк!» на любое неугодное). Почти все фотографии сняла Алиса Сили Харрис, жена миссионера Джона Харриса. Супруги Харрис мотались из Лондона в Конго и обратно и в первые два года своего сотрудничества с Морелем провели на круг более ста общественных лекций, вместе и порознь. На одной лекции в Уэльсе одна слушательница так растрогалась что сняла с себя все украшения и отдала Алисе – на дело освобождения. Супруги Харрис в качестве наглядных пособий возили с собой шикотт (плетку из кожи гиппопотама) и кандалы. И рассказывали как во время завтрака на веранде пришел конголезец, развернул какую-то тряпицу и там оказались отрубленные детские рука и стопа. Его дочь искалечили за то что он не собрал свою норму резины.