Когда Леопольд начинал свою конголезскую авантюру, он очевидно надеялся сделать куш на продаже слоновой кости. Американские и европейские коммерсанты уже активно скупали слоновую кость на занзибарских рынках. Слоновой кости легко придать любую форму и поэтому современникам короля она заменяла пластмассу. Из бивней слонов делали ручки для столовых приборов, бильярдные шары, гребенки, веера, кольца для салфеток, клавиши для пианино и органов, шахматные фигуры, распятия, табакерки, брошки и статуэтки. Людям бивни служили так же как своим истинным хозяевам, слонам – из слоновой кости делали зубные протезы. Слоновую кость было легко возить на дальние расстояния и выгодно продавать. Пары бивней хватало на сотни клавиш пианино или на тысячи искусственных зубов. Бивни африканских слонов ценили больше чем бивни индийских, а слонов в долине реки Конго бивни были больше и качественнее всех. Стэнли утверждал что в Конго столько бивней что ими укрепляют входы в африканские жилища.
Однако все эти прибыли пока были делом будущего. Сначала Стэнли должен был построить свою дорогу. Он подготовил для короля подробный бюджет – шлюпки, деревянные дома в разобранном виде, инструменты, веревки, африканские носильщики и европейские администраторы. Последних верный себе Стэнли набирал из людей никогда не покидавших Европы – чтобы было на чьем фоне опытом сверкать. Сначала Стэнли набирал неопытнх людей, а потом жаловался: «Во всех моих путешествиях я ни с кем не мог разговаривать на равных, кроме Ливингстона… О чем говорить с людьми у которых самым шокирующим событием в жизни было течение крови из носа?»
Пять лет работал Стэнли в Конго над планом короля Леопольда. Его люди прорубили в джунглях проход вокруг каскада водоподов, сначала даже не дорогу, а просеку. Им пришлось засыпать овраги и перебрасывать через ущелья мосты из бревен. По этому тракту они переправили более пятидесяти тон разных грузов. Так как лошади и быки дохли от жары и сонной болезни, грузы перемещались в основном на головах и спинах носильщиков.
Через два года после начала работа два маленьких парохода были собраны у исходной точки водопадов и поплыли по реке сгружая людей и оборудование там где должны были быть построены базы. Названия этих баз не оставляли сомнений в том кто здесь хозяин. Первая база сверху от водопадов, построенная так близко что был слышен шум падающий воды была окрещена Леопольдвилль. Там построили блокгауз и развели огород. Следующая – Леопольд-хилл. Скоро карты показывали озеро Леопольда Второго и реку Леопольд. Один из пароходов носил имя «Король бельгийцев».
Из письма Стэнли своему патрону в Брюссель: «Лучшее наказание это кандалы. Они не калечат, не наносят перманентного вреда, не вредят трудоспособности, но причиняют позор и страдания». Белых в кандалы не заковывали, только африканцев. Болезни и другие опасности были куда страшнее Стэнли с его кандалами. В первый год работ у него погибло шесть европейцев и 22 африканца, включая одного, которого утащил на дно крокодил. Именно в тот период Стэнли получил у африканцев прозвище «була матади», что значит «дробящий камень». Это они увидели как он работает отбойным молотком. Стэнли часто болел, но с каждой новой болезнью притерпевался к африканскому климату все больше и больше. Небольшого роста, крепкий и жилистый, он пережил то что отправило многих европейцев в преждевременную могилу. Во время одного приступа малярии он похудел до ста фунтов (меньше 50 килограмм) и был так слаб, что не мог разговаривать или руку поднять. Думая что умирает, он позвал к себе белых заместителей и доверенных африканцев и сказал «Передайте его величеству… что я сожалею о том что не сумел выполнить миссию которую он на меня возложил»,
Из этого эпизода лихорадки он выкарабкался, но спустя несколько месяцев снова свалился, да так что его принесли в Леопольдвилль без сознания. В 1882, шатаясь от слабости, он сел на тихоходный старенький португальский пароход и отправился в Европу приходить в себя. Об этом путешествии он оставил запись что пассажирам второго класса разрешалось пользоваться палубой для первого, где они «курили, плевались и вообще вели себя крайне социалистически». Что еще хуже, на палубу первого класса пустили женщин и детей из третьего и сноб Стэнли не преминул выразить по поводу этого решения капитана своё фи.
Европейские врачи предрекали Стэнли что возвращение в Конго убьет его, но Леопольд настаивал – работы было еще много. Кроме того, Леопольд хотел держать Стэнли подальше от Европы. Стэнли слишком любил красоваться перед журналистами, совершенно не думал что говорил, и что самое ужасное, все еще надеялся что Конго заинтересуется Великобритания. Леопольд включил на полную мощность ласкового кота. «Мистер Стэнли, неужели вы планируете оставить меня именно сейчас, когда я больше чем когда-либо нуждаюсь в вас?». В очередном приступе лихорадки Стэнли продолжал составлять списки оборудования и снаряжения которые ему понадобятся и через два месяца вернулся в Африку.
Леопольд и Стэнли знали что к бассейну реки Конго стали принюхиваться другие европейцы. Особенной колючкой в боку у них был французский исследователь и флотский офицер граф Пьер Саворньян де Бразза. Как-то раз, когда Стэнли еще строил тракт в обход водопадов, он с немалым удивлением обнаружил возле своей палатки церемонного француза в белом шлеме и синем флотском кителе. Удивление перешло в ярость, когда Стэнли узнал что де Бразза подписал договор с вождем племени на северном берегу озера Стэнли-Пул, что вождь отдал эти земли в собственность Франции и что де Бразза поставил там французский флаг и оставил гарнизон во главе с сержантом.
Стэнли не терпел соперников и в течение следующих нескольких лет открыто конфликтовал с де Бразза. Стэнли утверждал что договор француза с вождем не имеет юридической силы поскольку основан на обмане. Де Бразза отвечал в стиле «чья бы корова мычала». Парижская пресса захлебывалась от восторга. Но Стэнли не знал что за его спиной король Леопольд пригласил де Бразза в Брюссель и предлагал ему работу. Де Бразза отказался.
Поскольку имена Стэнли и Де Бразза постоянно мелькали в новостях регионом Конго заинтересовались. Давно уже ставшая евопейскими задворками Португалия вдруг вспомнила что первым европейцем высадившимся в устье реки Конго был португалец. Великобритания поддержала эти претензии чтобы насолить французам. Леопольд понимал что время работает против него. Он давил на Стэнли, а тот в свою очередь на своих людей. Он мог с палкой гонялся за своими белыми заместителями, если тем случалось много выпить или поляна вокруг базы заросла сорняками. «От этих людей у меня больше головной боли чем от всех африканских племен вместе взятых. Лучше я до конца своих дней буду чистить сапоги на вокзале чем быть нянькой этим созданием не понимающим что такое быть мужчиной». Несмотря на свою собственную короткую и бесславную военную карьеру по обе стороны Гражданской войны в США, Стэнли по своему складу и образу мыслей был военным человеком. Он любил порядок и дисциплину и был жестоким, но эффективным командиром. Он собрал и выучил настоящую личную армию, вооруженную тысячью новейших винтовок, дюжиной небольших пушек фирмы Крупп и четырьмя пулеметами. Его занзибарские солдаты любили поговорку на суахили звучавшую как «Бундуки султани йа бана-бана», что означает «Огнестрел султан всему».
В это же время Леопольд нанял ученого юриста из Оксфорда по имени Трэвис Твисс, чтобы тот подготовил ему меморандум о том что частные кампании имеют право заключать договора с местными вождями на тех же условиях что правительства суверенных стран. Из письма Леопольда Стэнли: «Договора должны быть как можно короче и давать нам право на всё».
Так оно и вышло. К тому времени как синий флаг с золотой звездой был поднят на бассейном реки Конго, власть короля Леопольда распространялась на земле 450 вождей, во всяком случае Стэнли это утверждал. Тексты договоров предоставляли Леопольду абсолютную торговую монополию, и это при том что он продолжал на голубом глазу убеждать американских и европейских скептиков что ничего так не желает как открыть регион для свободной торговли. Еще хуже было то, что вожди отдали Леопольду свои земли за абсолютно смехотворную компенсацию. Из записей Стэнли следуют что с некоторыми вождями расплатились «униформами с галунами и не забыли пару бутылок джина».
Само слово «договор» в этой ситуации не несет смысловой нагрузки потому что вожди понятия не имели что они подписывают. Лишь немногие из них до этого момента видели буквы, а от них требовалось поставить X под документом на иностранном языке. Все понимали что договор это соглашение о перемирии между двумя племенами или кланами. Идея что они отдают свою землю кому-то за океаном была им недоступна, у них просто не было понятийного аппарата. Вот отрывки из одного такого договора. За «один кусок ткани в месяц всем нижеподписавшимся вождям кроме уже выданных подарков» бельгийская компания-ширма интересов Леопольда получала в вечное пользование «право управления данными территориями и право на пользование любыми ресурсами включая человеческие в своих проектах и экспедициях… все сухопутные и водные пути и право сбора пошлин за проезд… все права на охоту, рыболовство, добычу полезных ископаемых и вырубку леса».
Пользование любыми ресурсами включая человеческие. Куски ткани Стэнли оплатили не только землю, но и труд живущих на ней людей. Для туземцев это была сделка еще худшая чем та, которую провернул с индейцами покупатель острова Манхэттен.
* * *
Что же за люди жили на земле которую Стэнли спешно осваивал для короля бельгийцев? На этот ответ нет простого вопроса. Чтобы представить себе размеры территории, представьте треугольник, у которого одна точка в Цюрихе, вторая в Москве, а третья в центре Турции. По большей части это были джунгли и саванна, но попадались и вулканических холмы и покрытые снегом горные вершины, которые могли соперничать с Альпами.
Люди на этой территории были так же разнообразны как ландшафт. Там встречались как и крупные, сложно организованные королевства, так и маленькие племена у которых не было даже вождей. Королевства с столицами в больших городах располагались в основном в саванне, где было легче перемещаться. В джунглях, где любую тропу приходилось прорубать, люди жили куда меньшими группами. Жители лесов были полукочевниками. Если например группа пигмеев убивала слона, они так жили около туши пока она оставалось съедобной – было легче перенести нехитрый скарб чем тушу.
Хотя некоторые жители Конго (те же пигмеи) были на удивление мирными, было бы ошибкой представлять этот регион как некую буколическую утопию. Многие местные народы практиковали рабство, ритуальный каннибализм и да совершить набег на другое племя были совсем не дураки. Отрезанная голова или рука противника считалось доказательством воинской доблести. В северных частях Конго женщинам делали калечащее половые органы женское обрезание.
Эти люди научились не рожать больше детей чем джунгли могли прокормить. Например за Х времени до того как мужчины уходили на долговременную охоту, запрещалась супружеская близость. Так же не приветствовалась близость с женщиной которая кормит грудью. Местные знали какие именно виды коры или листьев затрудняют зачатие или вызывают выкидыш. Очень похожие методы контроля над численностью населения ученые потом обнаружат у индейцев живущих в джунглях на берегах Амазонки.
1) Гребень — слоновая кость, перламутр. 1905.
2) Пьер Саворньян де Бразза (мироздание, что ты делаешь, прекрати)