Одним из самых зловещих трендов медицины конца девятнадцатого века было удаление женских репродуктивных органов в качестве лечения буквально от всего. Когда активистка и пропагандистка свободной любви Виктория Вудхалл обанкротилась, предстала перед судом и стала пугалом во всех газетах, у нее случился понятный в такой ситуации нервный срыв. Ей бы поставлен диагноз «женская болезнь, поддается хирургическому исправлению». Виктории Вудхалл удалось сохранить весь свой репродуктивный комплект, но более внушаемые женщины сами шли к врачам в надежде что их неодобрямое обществом поведение может быть исправлено путем удаления яичников и(или) матки. Клитор вообще удаляли направо и налево, в качестве лечения от привычки к мастурбации. К началу двадцатого 150000 американок подверглось овариектомии, с разной степенью добровольности. Из медицинского журнала: «Состояние пациенток улучшается, некоторые выздоравливают полностью…Моральное состояние пациентки улучшается… Она становится более покладистой, трудолюбивой, аккуратной и чистоплотной».

Возможно существовала связь между возрастающей независимостью женщин и желанием патриархата удержать их в повиновении любыми способами. Но скорее всего женщинам стали удалять репродуктивные органы потому что с появлением обезболивающих средств это стало безопасно. Тогдашняя медицина считала женские органы источником абсолютно всех проблем с женским здоровьем. Особенно любили удалять тем женщинам которых считали слишком сексуально озабоченными – по викторианским меркам.

Издевательство над женщинами под маской медицины принимало разные формы. Так доктор Джей Марион Симс (тот самый который учился зашивать акушерские свищи на рабынях, ссылка в первом комментарии) открыл синдром под названием «вагинизмус». Это означало что женщине больно вагинальный секс с проникновением. Лечение – обезболить женщину до бессознательного состояния что бы ее муж мог осуществить свое #право_на_секс. В одном случае Симс прописал врачу посещать пару два раза в неделю, чтобы обезболить женщину перед сексом.

Еще одним оружием в арсенале врачей стал шприц для внутрмышечных инъекций, который впервые появился в США в 1856. Врачи быстро поняли что вколов пациентке опиум или морфий, можно было добиться очень быстрого облегчения целого ряда симптомов. В 1870 один врач написал в медицинском журнале что пациентка встречала его словами «О, доктор, вколите мне чего-нибудь».

В конце девятнадцатого века от 200000 до 400000 американцев были наркоманами и типичный наркоман выглядел так: белая женщина средних лет и старше, среднего класса и выше, посаженная на иглу своим лечащим врачом. Когда в 1888 родился драматург Юджин О’Нил, врач прописал Элле О’Нил морфий чтобы справиться с болью после трудных родов. Элла с морфия так и не слезла и когда Юджин приходил домой из школы, он заставал мать со шприцом в руке и безумным, нездешним взглядом. На морфий подсела дочь Гариетт Бичер Стоу Джорджианна и родственницы президента Конфедерации Джеффа Дэвиса регулярно упоминали это дело в своих дневниках и письмах.

Женщины всегда обращались к врачам чаще мужчин и были особенно уязвимы для наркотиков которые помогали уйти от реальности. Миллионы женщин сидели дома одни пока мужья работали, а вечера проводили в клубах и салунах. Миллионы страдали от хронических болей, причины которых медицина еще не научилась устранять. Пить алкоголь возбранялось, а вот «принимать лекарства» — нет. На Юге была особо популярна опиумная настойка лоданум. Наркотики были в основном легальны и легко доступны. В 1897 каталог «Сирс энд Робак» продавал набор для уколов, шприц, иглы и футляр за полтора доллара. Женщины которые и помыслить не могли послать ребенка в салун за бутылкой рома, спокойно посылали его в аптеку за бутылочкой морфия. Врачи и аптекари не задавали никаких вопросов. Чикагский врач Александр Морган часто прибегал к опиуму в своей практике. В 1872 он умер, оставив плотно сидящую на опиуме вдову. Когда ее дети и внуки заплатили местным аптекарям за не отпускать ей опиум, он стала колесить по Чикаго на трамвае в поисках аптеки где ей отпустят ее дозу.

Привычка «принимать лекарства» так же включала в себя настойки на основе алкоголя, которые были очень популярны среди женщин в конце девятнадцатого века. Самой известной была настойка Лидии Пинкхэм. Лидия Пинкхэм была домохозяйка из Массачусетса и на каждой бутылочке красовалась этикетка с ее лицом. Вся семья Пинкхэм были убежденными сторонниками трезвости и никто не замечал противоречия в том что настойка содержала больше алкоголя чем столовое вино. Реклама обещала что настойка лечит от всего – от болезненных менструаций до недовольства своим браком. «Настойка миссис Пинкхэм сделает женщину более счастливой и жизнерадостной, более готовой выполнять желания супруга». Очевидно, требовалось более трех столовых ложек в день для всего этого счастья и жизнерадостности.

В конце девятнадцтого века американские женщины буквально тонули в алкоголе и наркотиках, которые им продавали под видом лекарств. Микстура полковника Хохсеттера от несварения желудка содержала 44% спирта. Некоторые настойки на основе алкоголя даже рекомендовали в качестве лечения от алкоголизма.

«Меня удивляет что о них так мало говорят, ведь они повсюду»

Поколение родившиеся после Гражданской войны насчитывало больше не вышедших замуж женщин чем любое другое поколение в истории США. Из рожденных между 1860 и 1880 годами не вышли замуж более десяти процентов. Изменившаяся экономика дала женщинам возможности содержать себя без мужа. Вдруг женщин начали хвалить за то что они не выходят замуж, а служат обществу. В 1906 одна из чикагских газет объявила конкурс на «лучшую женщину Чикаго» (Джейн Адамс победила, про нее будет отдельный пост) и ограничила участие незамужними женщинами. Газета написала: «Если только замужняя женщина не игнорирует желания супруга, ей трудно достичь такого уровня добродетели как незамужней».

Частично столько женщин оставались одни потому что мужчины массово поехали на фронтир, на запад. В 1880 в Массачусетсе было на пятьдесят тысяч больше женщин чем мужчин, а в группе «до 30 лет», на сто женщин приходилось 86 мужчин. Многие активистки призывали родителей учить дочерей профессии и настраивать их на самостоятельную жизнь – потому что мужей на всех не хватит. Мужчины умирали от алкоголизма и непосильного труда, погибали в дуэлях и разборках. И даже наличие мужа не гарантировало женщине безбедной жизни – он мог быть алкоголиком, мог стать инвалидом, мог вообще уйти.

Женщины Америки всегда находили утешение и радость в дружбе между собой и в конце девятнадцатого века у них появилась опция превратить эту дружбу в что-то похожее на брак. Это стало называться «бостонский брак» — в честь Бостона, где гендерный баланс был особенно перекошен и было особенно много старых дев. Бостонский брак – это когда две женщины живут под одной крышей, ведут общее хозяйство и друг друга поддерживают. Имеют ли они сексуальные отношения – тогда никто не уточнял. Можно с уверенностью сказать что многие женщины той эпохи писали друг другу в выражениях которые мы сейчас воспринимаем как предназначенные для описания интимных отношений. «Если бы ты только могла быть здесь чтобы я могла обнять тебя и услышать как наши сердца бьются в унисон» — писала Антуанетта Браун Люси Стоун прежде чем обе феминистки вышли замуж за братьев Блэквелл. (Сестра братьев Блэквелл Элизабет была первой в США женщиной врачом). Но викторианская эпоха была такой невинной и сексуальные отношения были настолько за гранью общественного дискурса, то при желании в эти отношения можно было вступить и знать что никто на тебя даже не подумает. Идея что респектабельные леди могут быть лесбиянками была настолько за гранью, что можно было спокойно жить парой, разве что чуточку здравого смысла проявить. Женщины всегда спали в одной кровати чтобы согреться и никогда не стестнялись обниматься и целоваться. На каких бы условиях не формировались эти пары, из источников ясно что многие незамужние женщины конца девятнадцатого века были счастливы так жить и статус «старая дева» их совсем не напрягал.