В период, когда американки могли становиться не только клерками и учительницами, но и профсоюзными активистками, репортерами и президентами колледжей, оставалось одно, что было им недоступно – избирательные права. В 1895 году Сюзан Б. Антони заявила – «мы получим избирательные права скорее чем люди думают». Ждать пришлось еще четверть века. Когда в 1869 году территория (еще не штат) Вайоминг предоставила женщинам избирательные права, Америка стала первой из больших стран, где это состоялось. К тому времени как в США был принят национальный закон об избирательных правах для женщин в 1920, туда уже успели Англия, Германия, Канада, Австралия, СССР и некоторые другие страны.

На рубеже веков движение за избирательные права для женщин вертелось вокруг Сюзан Б. Антони и Элизабет Кейди Стантон, также как сорок лет назад, в Гражданскую войну. В течении пятидесяти лет они были подругами и соратницами, хотя проводили вместе не так много времени и вообще были очень разными людьми. Сюзан, худая и угловатая, совершенно не вовлеченная в быт, даже дома своего не имела и кочевала по родственникам и подругам. Замуж она никогда не вышла. А кругленькая Элизабет любила красивые платья и была по уши в делах своей большой семьи. Бесконечные беременности и роды Элизабет расстраивали Сюзан, которая считала брак и материнство предательством дела равноправия. Когда Элизабет забеременела в седьмой раз, Сюзан писала «Ради одной минуты удовольствия себе или своему мужу, она готова в разы увеличить число работы – как будто ей сейчас работы не хватает». А Элизабет обижалась, что Сюзан не понимает что такое домашние обязанности и писала «Я должна покупать мясо и масло, следить за приготовлением детских уроков, штопать носки, умасливать горничную и кухарку, когда они дуются. И тут приходит Сюзан с головой полной политических проблем и ждет чтобы я переключилась на речи, резолюции, петиции и съезды». Элизабет обожала своих детей, страшно их баловала и ее дочь Харриот Стантон Бланш вспоминала, что появление Сюзан на пороге их дома «не было поводом обрадоваться».

Никто не знает, когда Сюзан и Элизабет впервые стали подругами, но круг людей добивавшихся для женщин избирательных прав был таким маленьким, что они неминуемо должны были повстречаться. Как бы то ни было, они очень скоро поняли, что сочетание их – таких разных – талантов и сильных сторон составляет силу, которую остановить невозможно и с которой тягаться бесполезно. Элизабет фонтанировала идеями, писала речи и газетные статьи, интересовалась всем на свете и постоянно приносила Сюзан в подоле новые стратегии. Она была невозмутима, говорила что думала и не боялась никого шокировать. Сюзан был организатор, рабочая пчелка, которая принесла идеи избирательных прав для женщин во все концы огромной страны и неустанно вербовала сторонниц. В отличии от подруги, Сюзан без конца в себе сомневалась и удержаться на плаву ей помогала скорее сила воли чем самоуверенность.

Во время Гражданской войны обе были активными аболиционистками, агитировали за полное освобождение рабов, произносили речи перед толпами агрессивных расистов, собирали подписи под петициями и лоббировали всех кого могли. В своей политической наивности они полагали, что белые женщины получат право голоса одновременно с неграми. Когда этого не произошло, они предали своих соратников по аболиционистскому движению. Начались вопросы почему негры-мужчины с трудом подписывающие свое имя на избирательном бюллетене могут голосовать, а женщины с университетским образованием не могут. Это было темное время, когда бывшие соратники обменивались не слишком красивыми обвинениями. Рана эта не была залечена, пока женское движение не возглавило следующее поколение активисток.

К началу двадцатого века две старые воительницы поняли, что наверное не доживут до того момента, когда женщины будут голосовать по всей стране. «Логически, мы должны были получить избирательные права сразу после Гражданской войны» говорила 86-летняя Элизабет незадолго до своей смерти в 1902. Идея избирательных прав для женщин уже не вызывала ни у кого шока, а вот энергия из движения куда-то испарилась. Женщины потеряли надежду, что Конгресс примет соответствующую поправку к Конституции и решили вместо этого добиваться поправок к конституциям каждого из сорока с лишним штатов. Возглавила эту кампанию Кэри Чапман Катт. Это была трудная, нудная и неблагодарная работа состоявшая в составлении петиций и лоббировании депутатов легислатур штатов. Эти депутаты были, как правило, людьми невежественными и провинциальными. В одной Южной Дакоте суфражистки провели пять кампаний с целью изменить конституцию штата. Во время одной из поездок Кэри Катт заразилась тифом и едва не умерла. Когда семидесятилетняя Сюзан Б. Антони вернулась из Южной Дакоты, ее сестра Мэри записала в своем дневнике, что впервые поняла, что Сюзан стареет и уже не все может.

«Это обошлось нам в 55 лет беспрерывного лоббирования» вспоминала Кэри Катт, когда всё было окончено и женщины получили избирательные права. «За это время мы провели 56 референдумов среди избирателей-мужчин, 480 кампаний в штатных легислатурах добавить поправку к конституции штата, 47 кампаний для вновь принимаемых в союз штатов написать конституцию сразу со всеобщим избирательным правом, 277 кампаний на партийных конференциях, и окучивали тридцать кандидатов на президентских выборах включить всеобщее избирательное право в свою предвыборную платформу.»

На первый взгляд непонятно почему политики так сопротивлялись. Не принимать же всерьез их клишированные речи о святости домашнего очага. Реальность состояла в том, что большинство женщин работало, во всяком случае до замужества. Когда Америка вступила в первую мировую войну, они заменили мужчин на военных заводах, за рулем трактора, в кабине паровоза. Многие штаты, где политический истеблишмент не хотел поддерживать общенациональное избирательное право для женщин, разрешали женщинам голосовать на местных и штатных выборах. Причины для оппозиции были самые что ни на есть приземленные. Демократы опасались, что женщины будут голосовать за республиканцев, и наоборот. Местные власти больших городов, тесно связанные с мафиозными структурами не хотели, чтобы право голоса получили люди не в доле и не в теме. Огромные деньги вбухивала в антисуфражистскую агитацию индустрия изготовления спиртных напитков. Они боялись, что если женщины получат возможность голосовать за общенациональные антиалкогольные меры, то рынок скукожится и все разорятся. Но самое отчаянное сопротивление оказывали политики Юга. К концу девятнадцатого века они тихо и эффективно перекрыли доступ на избирательные участки неграм-мужчинам и меньше всего хотели слышать призывы дать право голоса чернокожим женщинам.

Понятно, что Сюзан и Элизабет до избирательных прав дожить уже не надеялись. Наверное, ситуация приводила в отчаяние Кэри Катт, которая в сорок-один год заменила Сюзан на посту председателя Всеамериканской ассоциации за предоставление женщинам избирательных прав. В письме подруге она писала, что женщина, которая приведет движение к победе еще не родилась или, в лучшем случае, еще девочка. В то время Сюзан убеждала женщин, что провал невозможен, Кэри Катт в свои наиболее унылые периоды напоминала соратницам, что победы они, вероятно, тоже не увидят.

Бывший директор школы, которая заработала денег на свое высшее образование сама, Кэри Катт была абсолютно предана идее и делу женских избирательных прав. Когда она выходила замуж, она подписала с мужем контракт, что два месяца весной и два месяца осенью она будет целиком посвящать движению. Но некоторые считали ее слишком осторожной и слишком легко идущей на компромиссы. Харриот Стантон Бланш вернулась домой после двадцати лет в Англии с мужем-англичанином и увидела, что движение основанное ее матерью превратилось в клуб респектабельных дам и в стоячее болото. А Харриот хотела сражаться (когда кое-кто из «старой гвардии» заметил ей, что ее тактики выставляют их на посмешище, Харриот, настоящая дочь своей матери сказала только «посмешище-шмосмешище»). Харриот и ее единомышленницы хотели привести в движение бедных и работающих женщин и дать им возможность высказаться. Они хотели шествий, парадов и заголовков в газетах. После того, как желтый цвет стал официальным цветом движения, ни один парад не проходил многочисленных вариаций на тему. Так в Луисвилле парад открыли двенадцать девочек в костюмах бабочек-лимонниц. В 1912 парад в Манхеттене собрал десять тысяч человек. По выражению газеты «Нью Йорк Таймс» «такого город еще не видел». Не только размеры шествия привлекли внимание прессы и политиков, но его совсем неклассовый характер. Держась за руки, в колоннах шли вперемешку фабричные и медсестры, соцработницы и школьницы, журналистки и светские дамы, учительницы и прачки. Светская львица Алва Бельмонт шла рядом с иммигрантками, работницами потогонных мастерских.

В 1911 в Калифорнии женщины с помощью таких зрелищных тактик добились изменения конституции штата. В дело были пущены парады, шествия, спектакли, реклама. Волонтеры раздавали на каждом углу значки и наклейки на экипажи и заворачивали в желтую ткань каждую афишную тумбу и каждый фонарный столб. Рекламодатели учуяли тренд и начали вовсю использовать лозунг Votes for Women для продаж печения и зубного эликсира. Несмотря на то, что алкогольная индустрия постаралась привести к избирательным урнам как можно больше людей, женщины победили. Победа была обеспечена ничтожным большинством в три с половиной тысячи голосов, но этого хватило. Канзасская домохозяйка Марта Фарнсуорт находилась на политическом собрании женщин в городе Топика, когда пришла телеграмма о калифорнийских событиях. Она записала в своем дневнике «Мы кричали от радости, целовались и обнимались, плакали и прыгали до потолка. А все начали петь гимн «Благословен Господь, Благославляющий». Мы были так счастливы.»

Однако штаты «дикого Запада» всегда были более лояльны идее прав женщин чем вся остальная страна. Кроме Юга, на самое ожесточенное сопротивление движение натолкнулось в месте своего зарождения, в промышленном поясе Новой Англии. К этому приложили руку алкогольная индустрия, мафия и католическая церковь. В 1915 Кэри Чапман Катт возглавила гигантскую кампанию чтобы добиться избирательных прав для жительниц штата Нью-Йорк. Более десяти тысяч собраний, семь с половиной миллионов листовок (по три с половиной на каждого избирателя) и парад на двадцать тысяч человек в Нью-Йорке. Но женщины все равно проиграли. Впоследствии Кэри говорила, что голосовали даже те, кто с бодуна даже имя свое не мог написать как следует. Однако организационные таланты Кэри Катт и ее способность мобилизовать людей произвели должная впечатление. Кроме того, она вдруг стала наследницей большого состояния. Вдова газетного короля Франка Лесли оставила Кэри Катт по завещанию его состояние на дальнейшую борьбу за избирательные права для женщин. После того, как родственники Франка Лесли отсудили свой кусок, там все равно осталось больше миллиона.