«Лучший подарок амбициозной молодой особе»
(Часть 1 из 2)
На рубеже 19-ого и 20-ого веков блузка на пуговицах стала излюбленной униформой работающих женщин из за своей функциональности и практичности. Ее можно было носить с юбкой вместо громоздкого платья и можно было поверх не одевать пиджак. Модель конечно сдули с мужских рубашек, но украшали вышивкой, кружевами, фестонами, мы же девочки. На картинке вы видите что стоила такая блузка один доллар. В Нью-Йорке, работницы на швейных фабриках получали от трех с половиной до шести с половиной долларов в час в современном эквиваленте, то есть меньше минималки. Даже фабричная работница могла позволить себе несколько таких блузок.
К 1900 году в многочисленных универмагах работало 142,000 продавщиц. Это была более респектабельная работа чем на фабрике или в служанках, но легкой она не была. В сезон рабочий день продавщицы мог доходить до шестнадцати часов. Вспомните чудесный рассказ О. Генри «Пурпурное платье» как раз про такую продавщицу. В 1908 году в центральный универмаг города Милуоки пришла на свою первую работу (заворачивать покупки) не по годам умная и шустрая десятилетняя Голди Мабович – а остальное, как говорится, уже история. По мере того как росло число федеральных служащих, открывались места для женщин. К тому же 1900 году женщины составляли треть всех госслужащих. На коммутатор старались сажать женщин потому что менеджмент телефонных компаний решил что мужчины для этого не подходят – они склонны вступать с абонентами в беседы и перепалки вместо того чтобы соединить с кем просили. В библиотекари охотно брали женщин – они соглашались на зарплату составлявшую половину зарплаты мужчины на том же месте.
После Гражданской войны экономика США стала расти как на дрожжах и деловым конторам вдруг понадобилось сразу много клерков чтобы вести документацию и переписку. Эти должности весьма скромно оплачивались и в карьерном плане никуда не вели, а требовалось от клерков многое – грамотность, хороший почерк и умение печатать на машинке (как только она появилась). Печатные машинки начали производить в 1880 и уже скоро в деловых журналах писали что женщины с их маленькими руками и гибкими пальцами идеально приспособлены для такой работы. Курсы машинописи росли в городах как грибы и поколения девушек учились печатать снова и снова перепечатывая лозунг избирательной кампании республиканцев 1872-ого года – «Пора всем людям доброй воли прийти на помощь партии». В 1880 40% всех занитых в машинописи и стенографии составляли женщины, через двадцать лет женщин было уже 75%. Печатную машинку Ремингтон рекламировали как лучший подарок амбициозной молодой особе ибо «ни одно изобретение до этого не открыло женщинам столь широких возможностей для честного и подходящего заработка». Весь позолоченный век устраивались конкурсы машинисток – кто печатает быстрее и аккуратнее всех – и шли дебаты как лучше печатать, двумя или десятью пальцами.
Большую часть работающих женщин составляли молодые незамужние девушки. Только в негритянской общине работать замужней женщине считалось нормальным. В 1890 году работало лишь три процента замужних белых женщин. Но для женщин которые не могли или не хотели вписаться в викторианскую схему отношений между полами – брошенных жен, вдов с детьми, принципиальных одиночек, жен потерявших трудоспособность мужчин – открылись небывалые доселе возможности. В первый раз у них было из чего выбирать кроме старой доброй тройки – на фабрику, в учительницы или в служанки.
«У меня была мечта, от этой мечты родилась другая мечта и теперь я окружена своими исполнившимися мечтами»
Индустрия красоты так же была уникальна тем, что давала умным и амбициозным чернокожим женщинам возможность проявить себя. Самой успешной была Сара Бридлав, которая под именем Мадам Си-Джей Уокер через многочисленных агентов продавала свою продукцию по всей стране.
Сара Бридлав была дочерью издольщиков, первым в семье ребенком родившимся на свободе. Она осиротела в семь лет и еще ребенком работала прачкой в Луизиане – носила на голове тяжелые корзины с бельем, часами стояла над корытом с руками в горячей воде и щелочи, таскала утюги. Подростком вышла замуж, овдовела в семнадцать лет и родила дочь. Потом Сара переехала в Сент-Луис и там стала посещать церковь, куда ходили немногие образованные негритянки города. Под влиянием этих дам она стала учиться правильной речи и среднеклассовым манерам и отправила свою дочь в колледж на деньги заработанные стиркой. И тут у нее начали выпадать волосы. Возможно это был стресс, но обылсение было частой проблемой у тогдашних женщин, возможно из-за ртути встречавшейся почти во всех лекарствах. Особенно тяжело приходилось бедным женщинам, которые ели мало белковой пищи и редко мыли голову. Болезни кожи головы была повсеместны и на заблокированных грязью порах пышным цветом расцветали перхоть, грибки и экзема. Сара, которая к тому времени носила фамилию третьего мужа (Си-Джей Уокер), изобрела лосьон, который восстанавливал волосы. Она всегда утверждала, что чудодейственным рецептом поделилась с ней прабабушка-африканка, когда явилась к ней во сне. Очевидно это было просто хороший шампунь сделанный с учетом особенностей негритянской кожи, но в сочетании с регулярными массажами головы и возможно улучшенной диетой, он действительно восстанавливал потерянные волосы и ускорял рост новых.
Успех Сары был прямым результатом ее энергии и умения заразить аудторию энтузиазмом. Всем нравилось слушать не только про восстановленную красоту, но и про ее видение будущего когда у негритянок будут более интересные занятия чем уборка чужих домов и стирка чужого белья. Женщины сотнями учились косметологии по разработанной ей программе, торговали ее продукцией и открывали свои салоны. Она постоянно разъезжала, сначала в ненавистных сегрегированных вагонах «для негров», а когда дела пошли на лад – в собственном вагоне. Когда они с дочерью жили в Нью-Йорке, дом велся на весьма широкую ногу и беднякам не было отказа ни в какой просьбе. Во время Первой мировой войны Сара покупала много военных займов, намеренная не допустить чтобы кто-то говорил о Гарлеме, что там не живут патриоты. Ее особняк и салон красоты на 136-ой улице в Гарлеме могли по элегантности поспорить с чем угодно на Пятой авенью, а дачу в той же местности, где стояла дача Рокфеллеров, проектировал чернокожий архитектор. «У меня была мечта, от этой мечты родилась другая мечта и теперь я окружена своими исполнившимися мечтами» — говорила незадолго до своей смерти Мадам Си-Джей Уокер.