Почти все великие умы и определители повестки в обществе в США девятнадцатого века считали что девочкам нужно давать образование. Это пошло еще с времен революции и войны за независимость когда все раз и навсегда согласились что неграмотная и необразованная женщина не сможет воспитать достойного гражданина республики. Томас Джефферсон писал про свою дочь Марту: «Шанс что в мужья ей достанется иди*т примерно четырнадцать к одному. Все образование ее детей ляжет на ее плечи и станет целиком ее ответственностью». Что называется, накаркал. Марта родила 12 детей и воспитывала их практически сама потому что ее муж основательно поехал головой.

По мере того, как брак становился все больше вопросом привлекательности друг для друга двух людей, а не соглашения двух семей, родители начали понимать что без образования дочка будущему мужу будет неинтересна. Редакторка «Годис Ледис Бук» Сара Хейл поддерживала женское образование с оговоркой «Мы должны просить о нем как о милости, а не требовать его как права».

Когда первые государственные школы открылись для девочек, то обучение там сводилось к зубрежке, а дисциплина к побоям. Элизабет Баффам Чейс, которая посещала школу в 1816 в штате Коннектикут, вспоминала: «Я раз двадцать наизусть рассказала «Грамматику Мюррея» и никто ни разу мне не объяснил ни содержания, ни как его применять. И для того времени это была еще не самая плохая школа.» В южных и западных штатах учителя так часто прикладывались к бутылке, то учитель-алкоголик стал стереотипом. (В «Томе Сойере» учитель алкоголик, ага).

По мере того как росло количество государственных школ, стало ясно что одними учителями не справиться. В 1833 в стране было не занято 30000 учительских вакансий. Великий американский педагог и пионер образования для глухонемых Томас Галладет (сейчас главный «глухонемой» университет носит его имя) предупреждал что найти мужчин преподавать будет крайне сложно потому что «в этой стране столько других возможностей заработать и прославиться». Официальные лица не хотели нанимать женщин частично из убеждения что женщина не должна работать вне дома, частично из представления что единственный способ держать в повиновении старших мальчиков – это их лупить. Один начальник школьного округа написал «Ну не поручим же мы женщине справляться с норовистым конем или другим опасным животным.»

Но как часто случалось в американской истории, догма правильных гендерных ролей отходила на второй план когда заявляла о себе необходимость. Мужчин для заполнения учительских вакансий тупо не хватало, а образованных женщин было полно. И нанять их можно было задешево. В 1838 штат Коннектикут платил учителям 14 с половиной долларов в месяц, а учительницам пять с половиной. В Огайо глава местного облоно писал что в школьных округах где к работе допускают женщин, школьным образованием охвачено вдвое больше детей за те же деньги чем в тех округах где не допускают. В 1870 в американских школах преподавало 200000 человек, из них женщин – больше половины. Многие в первым поколении учительниц были выпускницами горсточки частных колледжей основанных такими пионерками как Кэтрин Бичер, Мэри Лайон и Эмма Уиллард. Эмма Уиллард выступила в 1821 с неслыханной идеей – обучать девочек по той же программе что мальчиков. «А коров учить не пробовали?» — высказался один критик когда узнал что девочкам будут преподавать геометрию. Среди учениц Эммы Уиллард были дочки Сары Хейл, одна из которых стала учительницей.

Для родителей высших классов стало маркером статуса посылать дочерей в пансионы, где их обучали по академической программе, а так же обучали таким социально одобряемым навыкам как музыка, танцы и изящные искусства. (В «Унесенных ветром» сказано что Скарлетт окончила такой пансион, но с окончания пансиона по своей воле книги в руки не взяла). Преподавать учительницы первой волны начинали в шокирующе юном возрасте. Будущая журналистка Джейн Кэннон Свиссхельм начала преподавать в четырнадцать. Подруга сестер Бичер Делия Бэйкон – в пятнадцать, год поучилась в женском колледже и основала собственную школу в семнадцать. В восемнадцать Гариетт Бичер по сути исполняла обязанности директора школы пока ее сестра Кэтрин разъезжала с лекциями. За свои деньги родители конечно ждали что программа будет обширной. В Петербурге (Вирджиния) основанный в 1817 пансион предлагал программу включавшую чистописание, грамматику, сравнительную литературу, географию, естественную историю, историю разных стран, хронологию и химию. Первый класс в школе Кэтрин Бичер, 15 девочек, учили географию, грамматику и риторику, но скоро по требованию родителей были добавлены философия, химия, древняя и современная история, арифметика, алгебра, геометрия, моральная философия и латынь.

Появление женщин в государственных школах в качестве учительниц стало эпохальным изменением – и для школ, и для женщин, которые впервые получили возможность обучиться респектабельной профессии и зарабатывать себе на жизнь. Хотя в любой временной точке процент работающих учительницами женщин был маленький, но если брать показатель «процент женщин когда-либо работавших учительницами» — он был больше в разы. Благодаря преподаванию, неслабое меньшинство американок узнало что это такое – зарабатывать себе на жизнь.

Хлеб это был нелегкий. Большинству учительниц приходилось преподавать группе из нескольких десятков разновозрастных детей в маленьком классе. Из отчета 1848 года ясно что лишь в половине школ Коннектикута был предусмотрен туалет (на улице), а в остальных ходили в кусты. Первая американская женщина-врач Элизабет Блэквелл на заре своей карьеры преподавала в школе в Кентукки. Зимой в классе было так холодно, что приходилось работать в головном уборе, шали и перчатках.

Южанки, которых воспитывали в убеждении что любая работа за зарплату это неженское занятие, становились учительницами лишь под угрозой буквально голодной смерти. Одна жительница Луизианы написала: «Лучше буду преподавать чем пойду в приживалки. Лучше умру чем пойду преподавать.» Накануне войны женщины составляли лишь 8% учителей в Северной Каролине и это был самый большой показатель на Юге. Что касается фронтира, то там царил, простите за каламбур, полный дикий запад. Туда ехали работать самые отчаянные женщины и девушки, жаждущие приключений и получали их сполна. Марта Роджерс ехала в дилижансе три дня, потом на фургоне со строительным лесом к месту своей работы в Миссури. Когда она наконец прибыла, то обнаружила что местные власти наняли на обещанное ей место кого-то еще. Анни Перри пережила взрыв парового котла когда плыла на пароходе по реке Огайо.

Большая часть учительниц снимала углы у местных и почти никто не находил эту ситуацию удоволетворительной. Махала Дрейк писала из Айовы что квартирная хозяйка ожидала от нее помощи по хозяйству и присмотра за ребенком. Элизабет Блэквелл делила комнату с тремя дочерьми своих квартирохозяев. Августа Хаббл была вынуждена спасаться бегством когда хозяйка приревоновала ее к мужу. Все учительницы были незамужем. До 1940-ых большинство школьных округов требовал от учительниц уволиться как только вышла замуж. Многие школьные советы требовали от учительниц соблюдения многочисленных правил – например не ездить в экипаже с мужчиной который не родственник и не выходить на улицу после восьми вечера. Одной шестнадцатилетней учительнице на Юге предписали находиться в своем жилье все нерабочее время, то есть фактически посадили под домашний арест. Это было сделано чтобы «не вызвать сплетен».

«Я ни от кого не зависима»

Так же как начальники школьных округов оценили женщин в качестве учительниц, фабрикантам понравилась идея брать женщин на фабрики. Меньше всего американская деловая элита хотела у себя организованный и не боящийся насилия рабочий класс, который уже наводил шороху в Англии. А женщины – что с них взять, для них фабрика это остановка на пути замуж. (Из тех же сексистских соображений стало массово брать крестьянских дочерей на фабрики в Японии, а потом, после войны – в других странах «азиатских тиграх». Это дало огромный толчок экономике и женскому равноправию). Девушек было легче контролировать и им можно было меньше платить. В 1820 в Новой Англии как грибы вырастали текстильные фабрики, где рядовой состав был исключительно женским и каждая получала от двух до трех долларов в неделю. Мастера и менеджеры среднего звена, только мужчины, получали двенадцать долларов. Сначала девушки жили в фабричных общежитиях со строгими правилами и организовано ходили по воскресеньям в церковь, как пансионерки. Но появилась возможность накопить себе на приданое, помочь родителями и просто – иметь собственные деньги и ни от кого не зависеть. Энн Апплтон писала своей сестре: «Сама мысль о том что я ни от кого не зависима наполняет мое сердце радостью.» Десятилетняя Гариетт Робинсон поступила на фабрику со мыслью «теперь я буду не только работать, но и деньги получать». Ее мать владела постоялым двором и в обязанности Гариетт входило мыть посуду на 45 человек, три раза в день.

До паники 1837 рабочий день составлял 10-11 часов и у девушек еще было время посещать вечерние школы для работниц и публиковаться в том что потом назовут «заводская многотиражка». Но в непредсказуемом деловом климате конца 1830-ых решили получать от работниц максимум за минимум. К 1850-ому году рабочий день продолжался уже четырнадцать часов, а благодаря техническим инновациям темп работы стал быстрее и за каждый час приходилось делать больше операций. Начались забастовки. В 1845 работница Элиза Хеммингуэй давала показания легислатуре Массачуесттса что ей с товарками приходилось работать с пяти утра до семи вечера с двумя короткими перерывами на еду. Из газетной статьи об этом заседании: «Понятно что женщины не хотят работать больше десяти часов подряд ни за какую зарплату». Через поколение американок на фабриках сменили иммигранты обоего пола, которые до поры до времени были согласны на любые условия и любые гроши.

До Гражданской войны у женщин было очень мало возможностей для респектабельного заработка и в них входили преподавание и работа на фабрике. Некоторые женщины сдавали комнаты жильцам – больше половины пансионов в Нью-Йорке 1800 принадлежало женщинам. Некоторое количество типографий и переплетных мастерских стало брать учениц-женщин. А в основном женщинам оставалось лишь шитье на дому и работа служанкой в чужой семье. Это было чуть-чуть выше социального дна. (Социологическое исследование в Нью-Йорке в 1850-ых годах показало что половина городских проституток когда-то были в услужении, а четверть – шили на продажу). В 1845 нью-йоркская «Дейли Трибьюн» утверждала что соискательниц на швейные работы вдвое больше чем мест. В служанки никто не хотел потому что рабочий день был ненормирован, а зарплата – кошкины слезки.