«Японцы ведь тоже отправили своих сыновей на войну»
Вторая мировая война взломала замкнутые на себе иммигрантские общины. Сыновья уходили на фронт, а дочери, которые в мирное время вышли бы замуж не закончив школу, доучивались до конца, а потом шли работать на заводы, где знакомились с людьми других национальностей. Муж Анны Балистьери, дочери иммигрантов с Сицилии, ушел на фронт и она переехала в Висконсин к свекрам, тоже иммигрантам. Там тоже была итальянская община. Анна вспоминает что итальянки боялись что раз их историческая родина союзница нацистской Германии, то новая родина будет их преследовать. Анна успокаивала. «Я им говорила – этого не будет. Ваши мужья и сыновья сражаются. Но потом я вспомнила что [американские] японцы ведь тоже отправили своих сыновей на войну».
С японцами дела обстояли иначе. Будущий глава Верховного Суда Эрл Уоррен был «министром юстиции» штата Калифорния во время войны. Он объяснял почему японцы заслуживают другого отношения чем итальянцы и немцы. Из его меморандума: «Мы считаем что когда мы имеем дело с европейской расой… мы можем с уверенностью сказать что знаем как в этих общинах обстоят дела с лояльностью». Командующий американскими войсками в Европе Дуайт Эйзенхауэр имел немецкие корни, а некоторые известные всем американцам селебрити, такие как Франк Синатра и Джо ДиМаджио, были итальянцами. Но большинство американцев никогда не встречало выходцев из Японии.
Порядка 110000 японо-американцев из штатов Вашингтон, Орегон и Калифорния были депортированы вглубь страны и посажены в специально для них построенные лагеря. Сначала, как правило, уводили мужчин. Потом приходили за женщинами с детьми и взять с собой разрешали только то что можно было унести на себе. Вспоминает очевидец тех событий Фред Фудзикава: «Был декабрь и многие семьи уже купили подарки к рождеству – проигрыватели, радиоприемники, холодильники… И тут налетели всякие любители поживиться на чужом несчастье, предлагали десять или пятнадцать долларов.» Джейн Вакацуки было семь лет когда агенты ФБР увели отца, а потом матери пришел приказ собираться. Скупщик предложил пятнадцать долларов за весь семейный фарфор, «бело-синий, почти прозрачный». Мать Джейн сорвалась и на глазах у замершего от ужаса скупщика переколотила об пол все тарелки и чашки. Тот сбежал, а миссис Вакацуки стояла и молча смотрела на усыпанный осколками пол.
Йошико Учида с сестрой и родителями попала в лагерь в глубине Калифорнии (не на побережье). Их поселили в конюшне, каждой семье выделялось стойло которое раньше занимала одна лошадь. Между стойлами повесили одеяла, всем выдали раскладушки. Туалеты были общественные, длинные ямы, с несколькими десятками сидений над. Пожилые японские женщины очень страдали от отсутствия приватности и когда шли в туалет, закрывали лица – так им было стыдно.
В постоянных лагерях условия были получше чем в транзитных и депортированные создали на обломках прежней жизни общину, как сумели. До депортации на западном побережье никто не умел выращивать овощи и фрукты лучше японцев. Во внутренней переписке лагерной администрации можно прочесть что депортируемые полностью обеспечивали себя овощами и еще на продажу оставалось. Более 33000 молодых японцев ушли в американскую армию. Японок в женский вспомогательный корпус пошло всего 142, в основном на должности клерков и переводчиц.
1) В ожидании депортации.
2) Лагерь.
(В первом комментарии ссылка на материал о выставке фотографий лагерей для японских депортированных, сделанных одним из узников. Во втором комментарии ссылка на материал о том как японцы растили в канадской тайге свой любимый овощ фуки. В Канаде тоже была депортация, хоть и не такая известная как в США).
«Все кончилось в одночасье»
Пегги Терри, работавшая на оборонном заводе в Кентукки, вспоминает как все обрадовались новости о том что Германия сдалась. «Мы всей толпой пошли в центр города, сняли туфли и танцевали босиком под проливным дождем. Мы были так рады».
После окончания войны страна раскрыла объятия возвращающимся ветеранам и женщинам снова сказала «подвиньтесь» — на этот раз с рабочих мест. Крановщица Роза Камински уступила свое место в кабине крана вернувшемуся с фронта ветерану, несколько лет посидела дома, родила еще одну дочь, а потом позвонила своему старому боссу и попросилась на «временную» работу. «Временная» работа продлилась 31 год.
В 1946 рынок труда покинули три миллиона женщин. Наверняка девушки помоложе хотели замуж и рожать. Но большая часть работавших в войну женщин была средних лет, дети у них были уже большие, во всяком случае не такие маленькие что их нельзя было одних оставить. Эти женщины либо добавляли свою зарплату к зарплате мужа, либо содержали себя (плюс детей и стариков). Опросы показывают что 70% работавших на военную промышленность женщин хотели остаться на своих местах, но лишь немногие имели хоть какой-то выбор. «Все кончилось в одночасье» — вспоминала мать-одиночка Мэри Стамф, работавшая на авиационном заводе. Она поехала с дочкой в отпуск в Нью-Мексико, а по возращении нашла телеграмму о том что ее рабочее место ликвидировано. Вот и всё. Из воспоминаний Вильяма Малкейхи, работавшего старшим мастером на заводе в Кэмдене (Нью-Джерси): «На следующий день после окончания войны очередь из женщин выстроилась к окошку проходной, где им выдавали последнюю ведомость по которой они могли получить зарплату. Их даже не пустили внутрь завода, тех женщин бок о бок с которыми я проработал несколько лет и которых столько раз благодарило флотское начальство.» Из письма Отилии Гаттус президенту Трумэну: «Я вдова и содержу свою мать и своего сына. Я квалифицированный токарь, но у меня забрали рабочее место только потому что я женщина».
Для большинства работавших в войну женщин работа не стала карьерой, но очень сильно раздвинула их горизонты, сделала их другими людьми. Пегги Терри из Кентукки вспоминает что до того как она пришла на завод, она была настолько ограничена и провинциальна что даже не понимала что это такое – Европа, Гитлер, мировая война. Кроме Кентукки, ей пришлось поработать еще в Мичигане, где на заводе было полно иммигрантов из Польши. Много лет спустя она рассказывала журналисту: «Это были первые на моем веку люди которые от меня чем-то отличались. Мне открылся целый мир о котором я ничего не знала. Именно с войны я начала видеть вещи в совершенно новом свете». После войны американское общество хотело видеть себя более толерантным и открытым и во многом так оно и было. Голливуд поставил стопятьсот военных драм и комедий, где в роте или взводе непременно вместе служили англо-сакс, ирландец, еврей и итальянец. Такой Америка хотела себя видеть. Конечно это была только половина картины – чернокожих, латинос и азиатов по прежнему не допускали к пирогу на равных. (Кстати в 1951 поставили фильм про 442-ой пехотный батальон, большей частью состоявший из интернированных японцев, чьи жены и родители сидели по лагерям. Называется он «Идем ва-банк» — это был девиз батальона. 442-ой пехотный батальон – рекордсмен по числу боевых наград и «пурпурных сердец» за ранения. В фильме конечно рассказывается о боевом пути батальона, но основной сюжет вертится вокруг назначенного туда белого командира и его культурного шока. Например полковник говорит этому самому командиру: «Вашим заместителем будет лейтенант Охара.» Тот радуется, решив что это ирландец, О’Хара, но полковник веско поправляет – «лейтенант Кендзиро Охара».) Несмотря на всеобщее желание вернуться к «нормальной» жизни, общество реально изменилось. Был сломан порядок при котором женщины работали только до замужества и больше никогда. И женщины, которые вернулись по домам чтобы никогда больше не выходить на рынок труда, вернулись туда другими людьми чем были до войны.