Когда жарким летним днем 1975 года Джордж Нагель, самый пожилой выпускник филиала университета Калифорнии «Нортридж», получал свой диплом никто не знал кем на самом деле является этот человек. Его настоящим именем было Йехезкиэль Тауб. Он был потомком одной из самых блестящих хасидксих династий Польши и в 24 года унаследовал «двор» своего отца и тысячи его верных хасидов.

***

Йехезкиэль Тауб родился 7 октября 1895 в маленьком городе Ново-Място между Плонском и Варшавой. Его отец, Яаков Тауб, был правнуком первого Йехезкиэля Тауба, ученика Люблинского Чудотворца. От Йехезкиэля Тауба-первого (в честь которого был назван герой нашего повествования) пошла основная династия возглавившая хасидут Модзиц (сейчас их ребе живет в Бней Браке) и боковая, возглавившая хасидут Яблонер. Именно этим двором руководил Яаков Тауб на тот момент когда у него в 1895 родился сын Йехезкиэль.

В 1882 Яаков Тауб женился на Бейле Гурман и у них родилось пять детей – Йехезкиэль и четыре дочки. В преемники готовили не Йехезкиэля, а мужа его сестры Михаль-Рахель. Когда тот внезапно умер молодым, Йехезкиэль оказался на положении наследника, но это не взволновало ни его, ни окружающих. Отец, рабби Яаков, был еще не стар и все надеялись что прежде чем Йехезкиэль унаследует титул и обязанности ребе, пройдет много лет.

Однако рабби Яаков не мог похвастаться крепким здоровьем. Вскоре после начала первой мировой войны, он переехал в Варшаву чтобы быть поближе к лучшей медицине, которую можно было найти в тогдашней Польше. Но это не помогло. В 1920-ом рабби Яаков скончался и Йехезкиэль, в неполные 25 лет оказался во главе одного из самых престижных хасидских дворов Польши.

Он был настроен на то, что как следует продолжить дело отца и оказаться достойным доверия, с которым хасиды вручают свои жизни своему ребе. С помощью жены Перл (она была из династии Кожниц) и овдовевшей сестры Михаль-Рахель, Йехезкиэль вплотную занялся устройством общины и благополучием каждого хасида и его семьи. С его подачи были начаты многие социальные и благотворительные проекты. Хасиды по-настоящему любили его, на его еженедельных тишах по пятницам от народу отбоя не было. На этих тишах вкусно и щедро угощали, но главным угощением были уроки Торы от ребе и гимны в его исполнении. О молодом многообещающем ребе заговорили по всей Польше.

В 1924 в общину приехал другой известный человек – Ишайя Шапира. Его отцом был известный цадик Элимелех Шапира из Гродзенска. Три сына Элимелеха умерли до его кончины, он снова женился будучи уже шестидесятилетним и у него родилась два последыша – Калонимус-Калман и Ишайя (Калонимус Калман впоследствии станет известным как автор книги Эш Кодеш (Святой огонь) составленной из его проповедей записанных слушателями и закопанных под развалинами Варшавского гетто. Сам Калонимус-Калман погиб). Калонимус-Калман и Ишайя остались без отца будучи еще совсем малышами. Их воспитывал дед со стороны матери, Хаим-Шмуэль Горовиц-Стеренфельд. Что нехарактерно для хасида, Хаим-Шмуэль поддерживал прото-сионисткое движение Ховевей Цион и считал что евреям пора переселяться в святую землю. Эти идеи всем сердцем воспринял его младший внук Ишайя. Он отказался возглавлять свой собственный хасидский двор и вместо этого целиком посвятил себя сионизму. В 1914 Ишайя Шапира впервые посетил Палестину. Несмотря на свое высокое хасидское происхождение он чувствовал себя как дома в движении которое тогда возглавляли абсолютно светские евреи считавшие соблюдение досадной помехой национальному делу (впоследствии его прозвали Адмор Хехалуц). Когде началась первая мировая война, турки выгнали Шапиро из Палестины как российского подданного. В 1920 он вернулся и стал одним из основателей национально-религиозной (как мы бы сейчас сказали) организации Хапоэль Хамизрахи. Его мечтой стал переезд в Палестину целого хасидского двора вместе с ребе, что эмиграция в Палестину перестала быть в глазах традиционных евреев каким-то богопротивным делом, чтобы все увидели что можно быть сионистом и при этом не перестать быть хасидом. Именно с этой целью Шапира нанес визит общине Яблонер в 1924-ом году.

Ишайя обладал даром увлекать слушателей. Он рассказывал о виденном в святой земле, о возможностях иметь свой надел и возделывать его. Турок, с их коррупцией и жестокостью наконец прогнали, а англичане правили Палестиной гуманно и справедливо. В 1917 министр иностранных дел Великобритании написали письмо лорду Ротшильду, где заявил что «правительство его величества благосклонно относится к созданию еврейского национального очага в Палестине» и «сделает все возможные усилия для решения этой задачи». Ишайя Шапира сказал своим слушателям – ни один нееврейский властитель со времен царя Кира в древней Персии не приглашал евреев вернуться домой. Тогда вернувшиеся домой евреи отстроили Храм. Неужели теперь, когда снова появилась такая возможность, религиозные евреи уступят ее всяким отступникам? Нынешние поколения получили уникальный шанс, а реализовать его следуют поднявшись в Эрец Исраэль – и не одиночками, а всей общине с ребе во главе. Йехезкиэль и его хасиды загорелись энтузиазмом и решили ехать. Перед этим он встретился с Гурским адмором Авраамом-Мордехаем Алтером, который считался одним из лидеров восточно-европейской ортодоксии и годился Йехезкиэлю в дедушки. Тот не стал отговаривать от алии, но предостерег, сказав следующее: «Не бери денег у светских сионистов. Они преследуют свои, а не твои интересы и любая финансовая зависимость от них закончится катастрофой». Через несколько месяцев он уже был на корабле на пути в Хайфу в сопровождении авангарда – около двухсот яблонских хасидов. С собой Йехезкиэль вез крупную сумму денег – те хасиды, что еще оставались в Польше дали ему средства на покупку для себя земельных участков. Вместе с яблонскими хасидами на том же корабле оказалась группа кожницких во главе со своим ребе Исраэлем-Элиезером Гопштейном. Два ребе решили объединиться и основать хасидское поселение вместе. В Палестине им был оказан поистине царский прием. Строиться решили на севере, на холмах с видом на Изреельскую долину, недалеко от Хайфы.

Главными владельцами земли в Изреельской долине было христианское бейрутское семейство Сурсук. Земля принадлежала им в течение многих поколений, а обрабатывали ее бесправные феллахи. С ведома и одобрения британских властей семейство Сурсук продало землю Еврейскому Национальному Фонду, а феллахов никто не поставил в известность и уж тем более не спрашивал. Легендарный Иегошуа Хенкин оформил сделку на несколько тысяч акров. Жителям деревень Шейх Абрейх, Эль Харбадж и Эль Хархие была выплачена компенсация и хасиды начали строить на холме с видом на долину и реку Кишон. Яблонер ребе назвал свою часть поселения Нахалат Яаков по имени своего отца, а Кожницер ребе Аводат Исраэль по названию программного труда основателя династии.

К мошавникам-хасидам зачастили VIP гости, в том числе рав Авраам Ицхак Кук, Хаим Вейцман, Ахад Гаам и Хаим Нахман Бялик. Вейцман был особенно рад этому проекту потому что нередко критиковал иммигрантов из Польши, особенно ортодоксальных, за их склонность селиться в городах и нежелание работать на земле.

***

Однако внимание, которым сионистское руководство и сионистская пресса окружили Яблонер ребе и его общину, нравилось далеко не всем. Светские сионисты уже много лет курировали успешные программы сельскохозяйственной подготовки по всей Европе (кроме СССР) и были в ужасе от того, что столько внимания получало поселение состоящее из иммигрантов не подготовленных к сельскохозяйственному труду. На сионистском конгрессе в Вене в 1925 Бен Гурион обрушился на проект в ключе «пусть освободят землю для тех кто умеет ее обрабатывать». Нельзя сказать чтобы Бен Гурион был уж совсем неправ. Среди первых девяноста семей которые приехали с ребе, было немало совсем нетрудоспособных людей – стариков, кормящих и беременных женщин, маленьких детей. Даже условно трудоспособные не имели никакого опыта строительных и сельскохозяйственных работ. На одном идеализме далеко не уедешь и чтобы стать примером для других ортодоксов, колония должна была хотя бы выйти на самоокупаемость.

Хасидским первопроходцам фатально не везло. Феллахи отказались уйти с земли которую считали своей и всяческим им досаждали. Из за обильных дождей река Кишон разлилась, затопила долину и на этих болотах поселился малярийный комар. Каждый год малярия собирала свою смертельную жатву. Бедуинские налетчики разворотили гать, которую хасиды построили на болоте и убивали людей. Они же убили одну из коров и бросили ее в колодец, оставив колонистов без питьевой воды. Люди погибали от змеиных укусов. Чтобы спасти свой проект ребе стучался во все двери, но безрезультатно. В отчаянии он обратился к тем, у кого до сей поры избегал просить – у Еврейского Национального Фонда и у Еврейского Агентства.

Сначала бюрократы из этих почтенных организаций выслушали его без особого энтузиазма. Пропагандистской ценности мошав больше не представлял, материальной ценности представлять так и не начал, а стал больше напоминать крысиную нору, в которую неразумно швырять деньги. Но у ребе был план. Он сказал так: «У нас нет денег, но у нас больше земли чем мы в состоянии обработать. Пришлите нам кадры готовые нас обучать и мы расплатимся землей с ними и с вами». Изложив деловую часть, Йехезкиэль Тауб взмолился: «Мои хасиды на грани голода! Не бросайте нас на произвол судьбы!»

Наконец соглашение было достигнуто. Сионистская администрация поставила три условия: 1) Нетрудоспособные должны вернуться в Польшу и оставаться там, пока колония не выйдет на самоокупаемость 2) Земля переходит в собственность Еврейского Национального Фонда пока колония не выйдет на самоокупаемость 3) Профиль хозяйства изменяется с молочной фермы на фруктовые сады. Делать было нечего и ребе согласился. В числе нетрудоспособных в Польшу поехала его жена Перл с детьми. Взамен Еврейское Агентство согласилось платить колонистам зарплату, а Еврейский Национальный Фонд взял на себя оплату долгов мошава. Два хасидута – Яблонер и Кожниц объединились в деревню Кфар Хасидим и к ним присоединились религиозные сионисты из Голландии и Германии прошедшие подготовку в сельскохозяйственных хахшарот.

В мае 1930 было закончено строительство мощеной дороги, которая связала Кфар Хасидим с шоссе Назарет-Хайфа. Ребе тут же подыскал незанятым в сельском хозяйстве хасидам рабочие места в Хайфе. Каждый день утром их на перекрестке забирал автобус и привозил вечером – неслыханный уровень комфорта по тем временам.

И хотя жители Кфар Хасидим стали жить лучше, ребе ждали новые неприятности. Он оказался в центре финансового скандала. Во второй половине тридцатых в Польше стало совсем кисло и в Палестину начали приезжать те Яблонские хасиды, которые десять лет назад дали ребе деньги на покупку земельных участком. Естественно, они приходили к Йехезкиэлю Таубу с вопросом «где деньги, Зин?». Сколько ребе не убеждал их, что себе он не взял не копейки, что все деньги ушли на то, чтобы сохранить мошав – никто не желал его слушать. Людей можно было понять – в их глазах ребе был мошенником который взял у них деньги и растратил по своему усмотрению. Но даже этих людей Йехезкиэль Тауб считал своими хасидами, своей ответственностью. Он чувствовал себя обязанным вернуть им деньги и в 1938 отправился в США с целью собрать у богатых американских евреев денег на помощь Кфар Хасидим. Поездка растянулась на сорок лет.

***

В Нью Йорке ребе поселился в доме своей племянницы, Ариэллы Мезрич. Она выросла в Кфар Хасидим и там же была похоронена ее мать, сестра ребе Ривка, погибшая от змеиного укуса. Йехезкиэль энергично взялся за сбор денег и об его усилиях писали даже нееврейские газеты. Но начавшаяся война перечеркнула все планы. Переводить деньги в Польшу стало невозможно, даже пассажирское сообщение с Европой и Палестиной оказалось под большим вопросом. Йехезкиэль Тауб застрял. Он пробовал было сунуться в американскую армию но был забракован из за возраста и плохого знания английского. Тогда он переехал на западное побережье и поступил клепальщиком на верфь где строили военные корабли. Такая вот клепальщица Рози.

В июне 1942 радио BBC впервые сообщило что нацисты систематически уметрвили 700,000 польских евреев. К ноябрю американские газеты подтвердили эти сведения, вот только цифры называли еще более ужасные. Для Йехезкиэля Тауба этот удар был еще страшнее чем для других польских евреев чудом оставшихся в живых за пределами Польши. Ведь он сам, своими руками, послал из Палестины в Польшу десятки евреев, которых Еврейское Агентство сочло нетрудоспособными. Послал, как выяснилось, на мучительную смерть. Послал собственную жену и детей.

Боль была такой сильной что Йехезкиэль Тауб не мог спать. Он все время спрашивал себя – а где в этом уравнении Творец? Почему бросил на произвол судьбы Своего верного хасида, Яблонского ребе? Йехезкиэль Тауб понял, что хасидов больше у него нет, что большая их часть обращена нацистами в пепел, а те остатки что остались в Кфар Хасидим его заслуженно ненавидят. А без хасидов – какой он теперь ребе? Единственное что ему остается – это исчезнуть, и начать новую жизнь в США, как это делали миллионы иммигрантов и до него, и после.

И в один из дней, потомок славной хасидской династии, Яблонер ребе, первопроходец-сионист – снял ермолку, сбрил бороду, отрезал пейсы и сменил имя с Йехезкиэль Тауб на Джордж Нагель. Под этим именем он 1 августа 1945 получил американское гражданство, а поручителями стали двое коллег-неевреев с работы (тогда каждому соискателю гражданства требовалось два поручителя-американца). Он обрубил все контакты с евреями кроме одного – продолжал переписываться с семьей одной из своих сестер в Кфар Хасидим. Они хранили его тайну и называли кодовым названием «дядя Дядя».