В истории каждой войны есть те которые светят во тьме всем кого преследуют. Страшные времена парализуют большинство, но по причинам которые большинство из нас никогда не поймет, некоторые способны отказаться от нормальной в опасной ситуации осторожности и делать вещи которые не могли себе вообразить в мирной жизни. Очень сложно найти хоть какие-то светлые пятна в истории Нанкинской резни, но если это возможно – необходимо рассказать о небольшой группе американцев и европейцев, которые рисковали жизнью, бросили вызов японской военной машине и спасли сотни тысяч китайских беженцев от верной смерти. Эти люди стояли за созданием зоны безопасности в Нанкине.

Решение создать зону безопасности в Нанкине пришло почти сразу после того как японцы взяли Шанхай. В ноябре 1937 французский миссионер отец Жакино де Бессаж устроил в Шанхае первую зону безопасности, где нашли приют 450000 китайских беженцев. (Тут важно помнить особенности новой истории Китая. По договорам с европейскими странами и США, целые куски китайской территории принадлежали иностранным державам и пользовались экстерриториальным статусом. На конец 1937 Япония еще ни с кем кроме Китая не воевала и сквозь зубы уважала международное право, там где это касалось Европы и США). Иницитиву де Бессажа подхватил пресветерианский миссионер Пламмер Миллс, собрал инициативную группу и вместе они выработали план безопасной зоны в Нанкине. В инициативную группу входило пару десятков американцев и европейцев. Внутри зоны оказались нанкингский университет, женский колледж, американское посольство и несколько китайских админитративных зданий. Задача ставилась такая: создать островок безопасности для некомбатантов, застрявших между наступающей японской и обороняющей город китайской армиями. Тогда еще никто не знал какую кровавую баню устроят японцы жителям Нанкина и мера задумывалась как временная, пока идут бои. Зону безопасности планировалось расформировать когда японцы займут город.

Первыми в зону безопасности начали приходить оставшиеся без крова китайцы, те кто потерял свое жилье из за японских бомбардировок. К тому времени как город пал, на территорию чуть меньше четырех квадратных километров набилось сотни тысяч людей. На членов иницитивной группы свалились многочисленные сложные обязанности – доставать еду и медикаменты, администрировать этот огромный лагерь беженцев, защищать китайцев от японских солдат. И хотя их никто об этом не просил, они оставили бесценные исторические свидетельства – письма, дневники, докладные записки, фотографии. Спустя десятки лет эти свидетельства помогают защитить историческую правду от попыток официального Токио переписать историю и уйти от ответственности. То, что сделали эти люди, было настоящим чудом. Важно помнить что они были в основном миссионерами, врачами, профессорами, менеджерами – кем угодно, только не военными. До войны они жили если не в роскоши, то во всяком случае в комфорте. Вилла со штатом китайской прислуги была в этих кругах скорее правилом чем исключением. Я планирую рассказать о троих. Это были немецкий коммерсант, американский хирург и американская миссионерка.

Часть 1. Нацист.

Йон Рабе родился в 1882 в Гамбурге в семье капитана торгового флота. Выучился на менеджера, работал в Африке, а в 1908 году переехал в Китай, как представитель компании «Сименс». Налаживал работу и возглавлял филиалы компании в Мукдене, Пекине, Центзине, Шанхае и Нанкине. В Нанкине – с 1931. Компания «Сименс» получила выгодный контракт от китайского правительства на предоставление услуг связи и продажу электрического оборудования. В тридцатые годы Рабе выглядел как типичный немецкий бизнесмен – чинный, консервативный, педантичный. Скоро он стал одним из столпов немецкой общины Нанкина и основал школу для детей немецких экспатов, чтобы они не забыли язык. С середины тридцатых вступил в НДСАП и стал главой партийной ячейки в Нанкине. Однако из написанного им ясно что в программе национал-социалистической партии его привлекал скорее социализм чем национализм.

В то время как большинство немецких экспатов покинули Нанкин задолго до того как японская армия появилась у городских стен (там действительно были стены, сохранился средневековый «кремль), Йон Рабе остался. Он считал себя ответственным за безопасность своих китайских работников – электриков, механиков, телефонисток. Это они следили за исправностью турбин на городской электростанции, телефонной сети, рентгеновских аппаратов в больнице. Это они обеспечивали связь. Йон Рабе остался, но вскоре понял что обращаться за помощью придется на самый верх. И тогда он написал Адольфу Гитлеру с просьбой о «милосердном вмешательстве с целью уговорить японское правительство разрешить нам установить зону безопасности для гражданских лиц не участвующих в битве за Нанкин». Его же телеграмма немецкому консулу в Шанхае Генриху Крибелю: «Убедительно прошу поддержать мое обращение к фюреру. Иначе кровавая резня станет неизбежной. Хайль Гитлер! Рабе, представитель Сименса и глава международной инициативной группы, Нанкин». Ответа не последовало ни от того, ни от другого.

* * *

Границы зоны обозначались белыми флагами и простынями на которых с помощью подручных средств были нарисованы красные кресты. В начале декабря мэр Нанкина разрешил инициативной группе взять со складов тридцать тысяч танов (две тысячи тонн) риса и десять тысяч мешков муки. Но склады находились в пригородах, а в зоне не было грузовиков. Китайская армия конфисковала почти все грузовики для своих нужд, а наиболее бойкие гражданские лица угнали оставшиеся. Под японскими бомбежками и обстрелами Рабе и другие члены инициативной группы ездили за грузами на своих частных автомобилях. Им удалось лишь треть риса и одну десятую муки – но и это очень пригодилось.

* * *

Сотни китайских солдат оказались в ловушке в северной части города. Пути переправиться через реку и спастись для них были уже отрезаны. Многие ворвались в международную зону, умоляя немногих оставшихся европейцев и американцев их спасти. Инициативная группа оказалась в сложном положении – ведь японцам обещали что зона только для гражданских. Решили пойти на риск – оставили солдат на условии что те сложат оружие и переоденутся в гражданское. На следующий день Рабе написал длинное цветистое письмо командиру японского гарнизона умоляя его следовать международному праву и не убивать тех кто сложил оружие. Тот отправил ответное письмо с обещанием выполнить эту просьбу.

Каков же был ужас Йона Рабе, когда он увидел что японцы методично проверяют всех мужчин призывного возраста. Тех у кого обнаруживали мозоли от курка на пальцах, следы от скатки на плечах, полосу от кепи на лбу и висках, мозоли на ногах от долгих марш-бросков – тут же отделяли и вели убивать. Под эту раздачу попадали не только солдаты, но и обычные работяги – у них тоже были мозоли на спинах и ногах. В своем дневнике Рабе записал что санитарная организация «Общество красной свастики» (не нацистская, а буддистская) только из одного пруда вытащила 120 тел.

Как одновременно глава инициативной группы и местной ячейки НДСАП, Йон Рабе мог рассчитывать на то что в японском посольстве к нему прислушаются. Он писал им письмо за письмом. Сначала его тон был безукоризненно вежливым, ведь как подданный рейха и национал-социалист, он считал себя обязанным быть вежливым с союзниками Германии. Он даже просматривал письма американских коллег в японское посольство чтобы они, чего доброго, не нагрубили. Во время своих визитов в посольство он ни разу не позволил себе сорваться.

Японские дипломаты не скупились на улыбки и поклоны, но ответ всегда был один и тот же: «Мы сообщим военным властям». По мере того как Рабе становился свидетелем все большего числа все более варварских зверств, тон его писем становился все менее вежливым и в них прибавлялось восклицательных знаков.

«27 европейцев и американцев и наши китайские подопечные 14 декабря стали свидетелями оргии убийств, насилия и грабежа в исполнении ваших солдат»

«Вчера средь бела дня ваши солдаты изнасиловали несколько женщин прямо в общежитии. Нас 22 человека и мы не в состоянии кормить 200000 китайских гражданских лиц и обеспечивать их безопасность. Это – обязанность японских властей, ваша обязанность. Если вы хотя бы оставите их в покое, мы о них позаботимся.»

«Если этот террор не прекратится, вы не найдете специалистов восстанавливать город».

Очень скоро Рабе и его коллеги поняли очевидное – японское посольство ничего не решает, решает армия.

* * *

Йон Рабе стал лично патрулировать Нанкин и вмешиваться каждый раз когда японские солдаты гнобили гражданское население. Его единственным оружием были его национальность и его статус. Вот что он писал в очередном письме Гитлеру: «У японских солдат пистолеты и штыки, а у меня лишь удостоверение НСДАП и нарукавная повязка со свастикой.» Вот запись в его дневнике от 1 января 1938 года. «Мать молодой девушки упала на колени и стала умолять меня вмешаться. Войдя в дом, я увидел абсолютно голого японского солдата лежащего на девушке, а она отчаянно плакала. Я закричал этой свинье первое что пришло мне в голову – С Новым годом! – но закричал громко и угрожающе. Он так голый и удрал из дома, захватив свои штаны.» Рабе был просто раздавлен масштабом изнасилований. Пробираясь по разрушенным улицам города который он так любил, в который столько вложил, он постоянно видел изуродованные женские трупы. И как будто насмехаясь, отовсюду лезли в глаза пропагандистские плакаты на китайском «Доверьтесь японской армии – она защитит и накормит вас.»

С первых дней осады Нанкина Рабе превратил свой дом и офис в общежитие для китайских работников Сименс. В саду вокруг его дома под навесами и в палатках жили обычные беженцы, не имеющие к Сименсу никакого отношения. Как только японские солдаты прыгали через забор в поисках очередной жертвы, кто-то из женщин свистел в свисток и Рабе выбегал во двор. Он уже боялся выходить из дома надолго, боялся что его отсутствие японцы устроят оргию насилия и убийств.

Надо сказать что статус члена НСДАП давал Йону Рабе хоть какую-то защиту и он собирал под этот зонтик всех до кого мог дотянуться. Из записей члена инициативной группы американца Джорджа Фитча: «Рабе всегда сует им под нос свое удостоверение и свою повязку и громко спрашивает знают ли они что это означает. И это работает!». Японские военнослужащие, даже рядовые, не стеснялись бить американцев, бросаться на них с обнаженными штыками, толкать с лестницы, но с немцами они проявляли хоть какое-то подобие сдержанности. Если японцы сквозь зубы уважали Йона Рабе, то китайцы смотрели на него как на спасителя и избавителя. В импровизированном лагере беженцев вокруг его дома если рождался мальчик, он получал имя Йон, если девочка – Дора, в честь фрау Рабе. Каждому маленькому Йону Йон Рабе дарил десять долларов, каждой маленькой Доре – девять. (В очередном письме Гитлеру он писал «Если я буду одинаково реагировать на рождение мальчика и на рождение девочки, китайцы меня не поймут»).

Йон Рабе был такой личностью, что вызывал уважение даже у тех своих коллег которые уже в 1937 году понимали какое зло национал-социализм и что за фрукт Гитлер. Из письма Джона Фитча друзьям: «[из солидарности с Йоном Рабе] мы тут все скоро повязки со свастикой наденем». Из письма хирурга Роберта Уилсона родственникам «… когда понимаешь какой это великолепный человек, какое это благородное сердце, становится очень тяжело совместить все это с его поклонением «дер фюреру»»

* * *

Дальше из очерка Ирины Панасюк «Добрый Будда Йон Рабе»

Шесть недель продолжалась кровавая трагедия Нанкина. Постепенно резня пошла на спад. Однако никакая коммерческая деятельность в разоренном и разграбленном городе не была возможна. В начале 1938 года руководство «Сименса» потребовало, чтобы Рабе вернулся в Германию. Тысячи китайцев со слезами на глазах прощались с Рабе. Ему подарили красный шелковый платок с надписью, вышитой иероглифами: «Для сотен тысяч людей ты – живое воплощение Будды». Йон Рабе вернулся в Германию.

Приехав на родину, Йон Рабе ничего не забыл. Он бил во все колокола. Выступал с лекциями о том, чему был свидетелем. Рассказывал о невероятной жестокости японцев. Пытался встретиться с Гитлером. Составил подборку своих дневниковых записей, приложил страшные фотографии бойни. Oн надеялся, что фюрер повлияет на союзников, остановит кровавый беспредел, а возможно, и разорвет отношения с Японией.

Встреча с вождем Третьего pейха так и не состоялась.15 мая 1938 года Рабе был задержан гестапо. До ареста дело не дошло. Товарищи по партии ограничилось «дружеской» беседой. Йону Рабе настоятельно посоветовали замолчать, забыть о своих дневниках, не позорить союзников Германии. Заодно отдать все фотоматериалы, которые он привез из Нанкина. Он отдал все фотографии. И пообещал молчать.

Говорят, что на такое мягкое решение судьбы Рабе повлияло вмешательство руководства «Сименс». Вполне вероятно… Но доверить скомпрометированному человеку серьезный пост в компании было опасно. Сначала его отправили коммивояжером в Афганистан, а потом поручали кое-какие переводы с английского.

После падения Берлина Йона Рабе сначала арестовал СМЕРШ, потом – англичане. Его причастность к нацистским преступлениям не подтвердилась. Ho c «Сименса» его как бывшего нациста по требованию британских властей уволили. Cемья впала в нищету. В апреле 1946 года Рабе записал в дневнике, что питается крапивой и желудёвой мукой. Иногда удавалось выменять на картошку статуэтку, привезенную из Китая.

Нанкин не забыл своего Будду. Узнав, в какой беде находится Рабе, жители Нанкина собрали для него 2000 долларов. Американские миссионеры, коллеги по зоне безопасности, присылали посылки с продуктами. Гоминьдановское правительство, помня, чем китайцы обязаны Рабе, предложило ему переехать в Китай… Он остался в Берлине… Не захотел? Не успел? Не хватило сил? 1 октября 1949 года к власти в Китае пришли коммунисты, 7 октября 1949 года была основана ГДР. Вопрос отпал сам собой. А 5 января 1950 года Йон Рабе умер. Было ему 67 лет…