Из дневника Татьяны Дмитровской:
Дует непрерывный ветер. Он пронизывает насквозь. Мне физически трудно в очках, маске и халате почти до пят. Госпиталь организован в помещении школы, в небольшом бараке. Вход в тамбур занавешен солдатским одеялом щедро смоченным дезинифицирующим раствором. Одеяло трудно отодвинуть, оно замерзло и затвердело. Я замираю перед этой преградой. Внезапно меня охватывает страх. Дальше, за одеялом, смерть и я своими руками открываю себе путь в преисподнюю. Стены коридора серые и влажные. Из за закрытых дверей палат слышны кашель и стоны. Здесь страшно, чудовищно страшно. Я не чувствую свое тело, здесь только смерть. Ею пропитано все. На полу между двумя кроватями лежит обнаженный труп мужчины. Когда умер этот человек? Сколько времени видят это тело больные? Кровавыми пятнами покрыты стены, пол и кровати. Две женщины с багрово-красными лицами и блестящими темными глазами сидя на койке и что-то объясняют мне. Одна из женщин немного говорит по-русски. Их необходимо отделить от мужчин. Именно это волнует их больше всего. По законам их религии они не могут находиться в одной комнате с посторонними мужчинами. Я обещаю немедленно заняться этим. Состояние больных крайне тяжелое.
Шел 1948 год. В Минздрав Казахстана поступило известие о том что в одном из районов Алмаатинской области от неизвестной болезни умирают люди. Заразились те кто навещал больных и участвовал в похоронах. Симптомы были похожи на легочную чуму. Врач из райцентра, узнав статистику смертности, отказался ехать в гиблое место. Известие о том что чума вспыхнула на территории СССР было доложено высшему руководству страны. Это было ЧП всесоюзного масштаба. В стране об этом знали лишь несколько человек. Сталин приказал любой ценой не дать чуме и панике выйти за пределы очага инфекции. Район где была обнаружена чума оцепили и выставили охрану.
Из дневника Татьяны Дмитровской
В министерство здравоохранения сообщение о вспышке чумы отправила медсестра Эльза, знающая и ответственная женщина из немцев Поволжья, сосланных сюда перед войной. К счастью, народ в степи живет разобщено, небольшими группами и на значительном расстоянии друг от друга – иначе жертв было бы больше. Опасно то, что казахи со своим скарбом стали из степи подальше от центра очага к райцентру Баканасу, откуда недалеко и до железной дороги. Но вчера уже выставили двойное воинское оцепление.
Из интервью Татьяны Дмитровской (2015 год): Когда меня вызвали в начале января в Минздрав, сказали что идет вспышка чумы и что вам надо выехать на эту вспышку.
В то время главным консультантом по особо опасным инфекциям был Николай Николаевич Жуков-Вережников. В 1942 он предложил новую методику лечения чумы. При разработке противчумной вакцины из живых ослабленных бактерий Жуков-Вережников испытал ее эффективность на себе. После прививки он специально заразился штаммом живого чумного микроба и вакцина защитила его болезни. Однако метод оказался далеко не идеальным. Смертность среди людей получивших прививки была высокой. В 1948 было уже известно что при легочной чуме помогает антибиотик стептомицин, но в Советском Союзе его еще не производили, а импортный был в мизерном количестве. Жуков-Вережников был готов выехать на эпидемию, но в Саратове не было достаточного количества стрептомицина. Он попросил помощи у американских коллег. Те обещали прислать стрептомицин самолетом. Ожидая посылку в Москве, Жуков-Вережников назначил руководителем казахстанской врачебной бригады 23-летнюю аспирантку медицинского института Татьяну Дмитровскую. Перед выездом на чуму Дмитровская дала подписку о неразглашении государственной тайны. У молодого врача была еще одна тайна, о которой высшее партийное руководство узнало только после эпидемии.
Из интервью Татьяны Дмитровской (2015 год): Я в этот момент была беременная (смеется и смущается). Но вы понимаете какая ситуация. Речь идет о спасении жизни людей, а я скажу – «мне ехать на чуму и работать в этих костюмах противопоказано по моему здоровью, по моей беременности». Это не было в нашем сознании, сознании комсомольцев тридцатых годов.
Чумное место оказалось зимним пастбищем. Несколько юрт, где жили чабаны с семьями, две глинобитные избушки и здание начальной школы. Классы стали палатами для чумных больных, учительская – комнатой для медиков. Вакцина, которую они привезли с собой, не помогала. Люди умирали за двое суток.
Из интервью Татьяны Дмитровской (2015 год): Письма из дома нам не доставляли никакие. Никаких писем. К нам никаких писем не доставляли и от нас никаких писем не посылали. Ни единого письма до мужа не дошло и он ничего обо мне не знал четыре месяца. Оказалось – нам ничего не говорили, от нас письма спокойно брали, уезжали и в костре эти письма в степи сжигали.
Из дневника Татьяны Дмитровской: Сегодня привезли еще одного больного. Состояние крайне тяжелое. Мы вводили ему сердечные средства, глюкозу, витамины и другие лекарства заведомо неэффективные при чуме. Больной скончался. Следом скончались еще двое. Подряд три смерти. В ожидании стрептомицина мы были наблюдателями, а не медиками. При таких результатах работы, естественно, не могли возникнуть никакие чувства, кроме глубокой неудовлетворенности (…) В мазанке рядом с госпиталем оборудована специальная комната для переодевания в противочумный костюм. Опытные чумологи наблюдают за действиями каждого медицинского работника отправляющегося на дежурство. Думаю, они не только хотят удостовериться что я помню и правильно выполняю весь процесс облачения, но и для того чтобы просто проводить товарища на сражение.
Из интервью Татьяны Дмитровской (2015 год): Фонендоскоп мы должны были вставить в уши до того как мы одели полностью костюм. Поэтому все двенадцать часов нашей работы эти трубки фонендоскопа оставались в ушах. И если говорить откровенно, самое большое удовольствие которое я испытывала в жизни – это когда мы раздевались и я могла вынуть фонендоскоп из ушей.
Умерли еще десять человек. У чумных больных бред часто бывает эротическим. Чтобы защитить себя от травм, а себя от возможного нападения, врачи и медсестры затягивали кровати сетками и гамаками.
Из интервью Татьяны Дмитровской (2015 год): И вот один больной, находясь в бреду, когда сестра делала ему укол, схватил ее за маску и образовалась маленькая щелочка между очками и маской.
Через двое суток у Айниш начался сильный озноб. Она решила что это приступ малярии. Врач Елена Барташевич в обычной одежде, без противочумного костюма пошла осмотреть Айниш и сразу поняла что у той не малярия. Елена Николаевна попросила Айниш откашляться на лист бумаги – кровь. Врач пробыла рядом с Айниш минуты полторы и заразилась. Из сорока больных в живых осталось десять. Наконец большая коробка стрептомицина доставлена в Москву. Жуков-Вережников вылетает в Казахстан. Пятерых, которые только заболели, удалось спасти. Им помог стрептомицин. Сенсация мирового масштаба застала руководство страны врасплох. На целый месяц Дмитровской и ее коллегам, а так же вылечившимся от легочной чумы пришлось задержаться в чумном месте.
Из интервью Татьяны Дмитровской (2015 год): (рассматривает фотографии) Это я с Еленой Николаевной, нашим доцентом, которая болела чумой… Это мой Андрей (сын) на эпидемии во Вьетнаме.