Уж очень напомнило евреев в лагерях перемещенных лиц послевоенной Европы…
Новая жизнь невольничьих рынков старого Юга
Джонатан Уайт
“Невольничий барак! При этих словах некоторые из моих читателей, вероятно, нарисуют себе страшную картину. Перед их мысленным взором предстанет мрачное, смрадное логово. Но вы ошибаетесь, простодушные мои друзья! Живой товар высоко ценится на рынке, следовательно, за ним нужен уход, его надо хорошо кормить и содержать в чистоте, так, чтобы он лоснился. Невольничий барак в Новом Орлеане мало чем отличается от всякого другого торгового склада. Подойдя к нему, вы увидите под навесом у входа несколько негров и негритянок, выставленных там в качестве образца товара, имеющегося в самом помещении.
Вам вежливо предложат пройти внутрь и покажут мужей, жен, братьев, сестер, отцов, матерей и маленьких ребятишек, которых «можно приобрести поштучно и оптом, в зависимости от желания покупателя», можно нанять на время, заложить в банк или обменять на любой другой товар, пользующийся спросом на рынке.”
“Хижина дяди Тома”, Гариетт Бичер Стоу
До Гражданской войны по всему Югу не было недостатка в тюрьмах и прочих местах задержания чтобы хранить одушевленную собственность. Можно только представить какие трагедии там ежедневно разыгрывались. По мере того как федеральные войска занимали Юг, невольничьи рынки и тюрьмы стали приспосабливать под разные другие функции. В Александрии (Вирджиния) и Сент-Луисе (Миссури) бараки для невольников превратили в тюрьмы для военнопленных конфедератов. Возле Натчеза (Миссисипи) десятки лет действовал огромный невольничий рынок называемый “Развилка”. После взятия Натчеза федеральными войсками он стал настоящим лагерем для перемещенных лиц ибо рабы сотнями бежали с плантаций и никто не знал что с ними делать.
Во время войны и после ее окончания освобожденные рабы превратили бывшие бараки для продажи в места учебы и молитвы. В Лексингтоне (Кентукки) тюрьма для рабов стала церковью, а в Ричмонде такая же тюрьма (внушительное кирпичное здание) семинарией для будущих священников. Потом эта семинария стала негритянским колледжем Virginia Union University. Оценить масштаб этих перемен можно если вспомнить что во всех южных штатах действовали законы запрещавшие рабам обучаться читать и писать.
Вот как описывает бывший невольничий рынок на углу улиц Сент-Джулиан и Маркет в Саванне (Джорджия) белый наблюдатель: “Я поднялся по лестнице по которой столько людей против их воли тащили в общий зал. На другом конце зала платформа площадью около восьми футов – там стоял распорядитель аукциона. Окна забраны железными решетками. В комнате справа женщин осматривали и ощупывали гнусные мужчины”. Дальше идет описание коллективной молитвы уже свободных людей “Более пятисот человек пело хвалу Господу в тех самых стенах где их не так давно продавали как вещи. Чтобы услышать это стоило тащиться из Бостона в Саванну.”
Когда солдаты армии США вошли в Чарльстон (Южная Каролина) в феврале 1865, то они нашли деловой квартал города разрушенным и покинутым. До войны Чарльстон располагал одним из самых больших рынков рабов на Юге и работорговцы и не думали кого-то стесняться. Рынок рабов находился в респектабельной части города рядом с католическим собором, судебной палатой и другими правительственными учреждениями. Слово РЫНОК было написано большими позолоченными буквами над тяжелыми железными воротами. Зайдя в эти ворота, можно было попасть в большое крытое пространство со столами и скамейками у стен. Рабы на продажу содержались в расположенных по соседству бараках.
Это описание оставил корреспондент одной из северных газет, Чарльз Коффин. Он записал что прямо на бывшем рынке к нему подошла негритянка по имени Дина Мур и сазала “Два года назад меня продали вон за этим столом.” “Больше вас никогда не продадут” – ответил Коффин. “Слава Богу” – отозвалась Мур – “Мое единственное желание теперь – увидеть мужа. Его продали в тот же день и я не знаю где он.” Коффин нанял людей и те посшибали буквы Р-Ы-Н-О-К с ворот. Он сохранил эти буквы на память по его собственному выражению, “как ключи от Бастилии”.
Дальше он отправился исследовать бараки и конторы работорговцев. В бараках были в изобилии представлены цепи, наручники и крепления для цепей вмонтированные в пол и в стены. В конторах он нашел переписку и архивы.
“Я знаю где можно купить за недорого пять хороших негров. Владельца поджимает время, он должен распродать на следующей неделе, о цене с ним можно договориться. Четверо молодых мужчин и одна молодая женщина. Я не осмотрел их без одежды, но они кажутся здоровыми.
“Готов купить у вас красивых девушек и других негров, если предложите скидку”
“У (имя) двое детей, но она продается без них. Будет пытаться бежать. Приму к оплате 650 долларов, в любой форме. Работает по дому, хорошо шьет и вяжет.”
Кроме букв с ворот, Коффин сохранил даже ступеньки(!) от невольничьего рынка. Их он тоже привез на север и они совершили триумфальное турне по главному аболиционистскому штату – Массачусетсу. В Новом Орлеане контора главного невольничьего рынка была занята под негритянский политический клуб. В Сент-Августин (Флорида) на площади, где был невольничий рынок под открытым небом регулярно проводились демонстрации против сегрегации и за гражданские права. Некоторые бывшие рынки стали музеями. В 2015 году мэр Нью-Йорка Билл ДеБлазио присутствовал на открытии мемориальной доски на том самом месте, где когда-то торговали рабами в Манхеттене. А след ступенек от чарльстонского рынка затерялся где-то в Бостоне.
Превращение невольничьих рынков в центры просвещения и политической мобилизации лишь – одно из многих напоминаний о масштабе социальных изменений, которые повлекла за собой Гражданская война в США. Четыре миллиона человек получили возможность распоряжаться собственной жизнью. 200000 чернокожих распорядилось этой возможностью чтобы надеть военную форму и заплатить за свою свободу. 40000 заплатило за это собственными жизнями.