ОБЗОР СИТУАЦИИ С ЕВРЕЯМИ НАХОДЯЩИМИСЯ В ГЕРМАНИИ В СТАТУСЕ ПЕРЕМЕЩЕННЫХ ЛИЦ

Копл Пинсон

Демогарфические аспекты

Население «евреи в статусе перемещенных лиц» составляет примерно двести тысяч человек. (Тут важно помнить что до конца 1946 никто не собирал точной статистики. Я опираюсь на списки сделанные по лагерям. Однако часто так бывало что человек переезжал из лагеря в лагеря и его имя значилось в обоих списках. Очень часто чиновники UNRRA завышали цифры по своему лагерю чтобы получить больше еды и каждому перемещенному лицу больше досталось.) Лишь порядка десяти тысяч составляют уроженцы Германии. Большинство немецких евреев или убежало до 1939 года или было уничтожено после. Большинство евреев сейчас в Германии составляют выходцы из восточной и центральной Европы – из Польши, Венгрии, СССР, стран Балтии, Карпатской Рутении (бывш. Чехословакия), немного из Греции и Румынии. Этих евреев условно можно разделить на три группы.

Освобожденные армиями союзников из концентрационных и трудовых лагерей. Это люди которые пережили Треблинку, Майданек, Бухенвальд, Дахау, Маутхаузен, Берген-Бельзен, Терезинштадт, Штутхоф, трудовые лагеря в Силезии и тому подобное. Сами себя они называют «кацетники» от немецкого сокращения «кацет», то есть «концентрационный лагерь». Это единственные евреи которые остались в Германии в первой половине 1945, за исключением тех немногих немецких евреев которые всю войну скрывались или избежали преследований поскольку были супругами арийцев. Очень приблизительное число кацетников на момент капитуляции – 60000 человек. Эта группа целиком состоит из мужчин и женщин в возрасте от 18 до 45 лет. Нетрудоспособные дети и пожилые в таких местах просто не выживали.

К осени 1945 к кацетникам присоединились так называемые партизаны. Это в основном молодые люди и девушки которым удалось бежать из гетто и лагерей и присоединиться к вооруженным формированиям воевавшим против нацистов в восточной Европе и на Балканах. Они сражались в рядах советской армии, польской армии или под руководством маршала Тито. Многие имеют боевые награды. Как уже было сказано, это молодые люди и девушки, но что удивительное – многие привезли с собой детей. Это либо дети рожденные в партизанских отрядах, либо дети которых в партизанском отряде опекали после гибели родителей. С психологической точки зрения партизаны представляли собой более здоровый элемент чем кацетники. Они не переносили пыток и унижений, поэтому сохранили больше личности.

Третью группу можно обозначить как «просоченцы». Это евреи из Польши и СССР, которые на момент окончания войны не находились в Германии, но решили не оставаться в Польше. Большинство из них бежало в СССР из Польши и Прибалтики и после окончания войны советское правительство отпустило их назад в Польшу. Из за комбинации факторов они поняли что не могут остаться в Польше, и отправились в Германию в надежде эмигрировать в Палестину или еще куда-нибудь подальше от Европы. Среди этих евреев есть небольшой процент тех кто все довоенное время жил в СССР и решил воспользоваться послевоенной неразберихой чтобы вырваться из коммунистического рая. Это в основном религиозные евреи которые не видят для себя будущего в Советском Союзе. В этой группе есть люди всех возрастов, включая детей и пожилых. Особенно выделяются ортодоксальные евреи в традиционной одежде и с бородами – то чего в Германии уже давно не видели. Среди этих евреев сохранилось больше всего людей интеллектуальных профессий и тех кто еще не забыл что такое организация общинной жизни. Поэтому так получается что на руководящие места в лагерях перемещенных лиц выдвигаются в основном они.

Большая часть евреев в Германии живет в том что официально называют «пункты сбора перемещенных лиц», в просторечии «лагеря перемещенных лиц». Физически эти лагеря могут выглядеть очень по разному. Например Ландсберг, Фельдафинг, Форенвальд, Бельзен или Эшвиге раньше были казармами и эти все сказано. В Ламертхайме и Зельшайме евреев поселили в дома откуда немцев «попросили». В результате определенные улицы этих городов выглядет просто как еврейский район. В Штутгарте под лагерь перемещенных лиц заняли несколько расположенных рядом многоквартирных домов, в Штутгарт-Дегерлохе лагерь перемещенных лиц расположился в санатории в красивом месте, на вершине холма. Иногда под лагеря перемещенных лиц занимают отели, курорты или больницы, как в аббатстве святой Отиллии. Все эти на вид разные общины находятся под юрисдикцией оккупационных властей, но администрируются УНРРА.

Небольшое число евреев живет за пределами лагерей перемещенных лиц, в немецких городах. Никакой помощи от УНРРА они не получают. Небольшие еврейские общины возродились к жизни в городах Франкфурте, Марбурге, Мюнхене, Касселе, Регенсбурге, Бамберге, Нюренберге, Кельне, Гамбурге, Ганновере, Любеке, и конечно в Берлине. За пределами Берлина самые крупные общины – в Мюнхене и во Франкфурте. Во всех других городах, самое большее по нескольку сотен человек.

В период сразу после освобождение больше всего евреев оказалось в американской зоне, в Баварии. Единственным крупным лагерем в английской зоне стал Бельзен, на пике там жило 13000 человек. Во французской зоне евреев было совсем не много – один лагерь на тысячу человек и еще в городке Гелинген на швейцарской границе несколько сот перемещенных лиц заняли пару зданий до войны принадлежавших еврейской общине. Можно сказать что евреи во французской зоне живут на отшибе и не вовлечены в культурную и политчискую жизнь соплеменников в американской и английской зонах.

В американской зоне перемещенные лица изначально концентрировались в Баварии. Здесь находились крупные лагеря Ландсберг, Фельдафинг, Форенвальд, Покинг, от четырех до пяти тысяч человек в каждом. Вместе с шеститысячной мюнхенской общиной они образовало ядро на базе которого возниц Центральный Комитет Освобожденных Евреев Баварии, позднее преобразованный в Центральный Комитет Освобожденных Евреев Германии. Председателем стал доктор Залман Гринберг, уроженец Каунаса и по совместительству главврач больницы в аббатстве Святой Отиллии (на момент написания статья доктор Гринберг уже достиг Палестины). В северной части американской зоны располагались следующие лагеря: Штутгарт на тысячу человек, Лампертхайм на тысячу и Зельшайм на четыре тысячи. Последний находился близ Франкфурта, там где располагался штаб американских войск. Там же во Франкфурте находилось представительство Джойнта. Поэтому Зельшайм любили показывать репортерам, он снабжался в первую очередь и самым лучшим и считался образцовым лагерем.

По мере того как подтягивались партизаны и просоченцы ядро общины еврейских перемещенных лиц начало сдвигаться на север от Мюнхена. Большая часть новоприбывших оседала уже в Гессене и Вюртемберге, а не в Баварии. Так как с просоченцами и партизанами приехало много детей и многие из них были сиротами, стал вопрос как о них заботиться. Начали возникать детские дома и молодежные деревни. В марте 1946 в американской зоне насчитывалось 2500 детей и подростков в категории «еврейские перемещенные лица». В ноябре того же года уже было 18000 детей младше тринадцати и еще восемь тысяч подростков от 13 до 17 лет.

Личностные характеристики

Личностные характеристики и эмоциональное состояние перемещенных лиц это очень сложная и тяжелая тема. Я постараюсь подойти к ней со всей возможной осторожностью. Понятно что это разные люди и каждый человек уникальная личность. Я постараюсь описать те наблюдения которые смог объединить в тенденции и общее направление.

Типичное перемещенное лицо живет на эмоциональном взводе. Они легко начинают плакать, хотя не всегда в те моменты когда от них этого ожидаешь. Например я был очень удивлен что когда на свадьбах поют молитву «Эль мале рахамим» (об упокоении душ родителей жениха и невесты), глаза у присутствующих неизменно оставались сухими. Но в результате какого-нибудь ему одному понятному воспоминания или ассоциации может разрыдаться даже взрослый мужчина, не говоря уже о женщинах и подростках.

Типичное перемещенное лицо живет в прошлом и живет прошлым. Все его мысли устремлены туда. Хуже всего, что взрослые скармливают это детям в огромных дозах, на уроках в школах и спектаклях лагерной самодеятельности. Стандатрный набор – обсессивное переживание перенесенного в лагере, верность памяти погибших и мечты о мести. Особенно печально смотреть на то что этим живут 8-12-летние дети, чья реабилитация должна начаться как раз с избавления от этих воспоминаний и уж точно недопустимо грузить их воспоминаниями взрослых.

Они беспокойны и и многим надо постоянно иметь цель и к ней бежать, даже если это бег на месте. Едва встав на ноги, многие из них бросились искать близких. На основе слуха или обрывка услышанного чужого разговора они срывались в поездки за сотни миль, нелегально переходили границы, асболютно наплевав на собственную безопасность. Иногда эти усилия вознаграждались и разлученные войной близкие люди находили друг друга. Но чаще случалось что наградой живому был лишь чей-то рассказ о погибшем.

Регулярно я был свидетелем неспособности этих людей к систематическим усилиям в течение долгого времени. Они быстро выдыхаются, как физически, так и интеллектуально. Кое кто забыл что такое «личные вещи», в том числе чужие. Я не хочу ни в коем случае сказать что эти черты укоренились в характере всех перемещенных лиц навсегда. Большинство из них нормальные люди и перекосы в их поведении вызванные тем что им пришлось пережить постепенно сойдут на нет, если поместить их в цивилизованную обстановку.

Большая часть перемещенных лиц – люди нерелигиозные. Идея что страдания заставляют людей задуматься и приводят к вере никак не иллюстрируется евреями в послевоенной Германии. Любое движение в сторону мистики или возвращения к религии которое стало результатом гитлеровских преследований происходило среди тех евреев кто не попал под этот кровавый каток, а мог лишь с ужасом наблюдать издалека. Религиозные евреи среди выживших есть, но их сравнительно мало. При прочих равных у религиозного еврея был куда больший шанс погибнуть чем у светского.

Руководство религиозной жизнью в первый год после освобождения осуществляли исключительно выходцы из Венгрии и Словакии. В этих двух странах ликвидация евреев не началась до 1944 года. В то время как абсолютное большинство раввинов Польши и Литвы погибло, в Венгрии и Словакии многие выжили. Лишь когда стали приезжать религиозные просоченцы из СССР, картина начала меняться. Особенно много среди последних было последователей хасидута Хабад Любавич. Некоторые из них всю жизнь прожили в СССР.

Что касается культуры, то наличествует известная степень ассимиляции. Хотя большинство евреев восточной Европы понимают идиш и говорят на нем, большинство молодых и примерно половина людей среднего возраста регулярно «соскальзывает» в польский, русский или венгерский. Во многих лагерях указатели, изготовленные самими перемещенными лицами, написаны на польском языке. Руководству лагерей пришлось проводить пропагандистскую кампанию под лозунгом «Говорим на идиш, учим иврит». Культурная ассимиляция особенно проявляется в выборе музыки. Слушать клезмеровскую музыку или нигуним никто не хочет – предпочитают песни из кинофильмов и то что исполняли до войны в танцевальных залах. Даже если слова поют на идиш или на иврите, их поют под мотив из музыкальной комедии или славянский военный марш.

Отношение к немцам у этих евреев отличается двойственностью. Важно различать отношение конкретного еврея к конкретному немцу и коллективное восприятие евреями коллектива под названием «немецкий народ». В индивидуальном порядке бывают деловые отношения, интимные отношения, даже кто-бы-мог-подумать, смешанные браки. Иногда могут быть какие-то формальные политические отношения, например главу Баварии Хогнера пригласили на первую конференцию освобожденных евреев в Мюнхене в январе 1946. Имели место и другие приглашения на церемонии немецких официальных лиц. Среди евреев попадаются люди способные отличать «хороших немцев» от «плохих немцев». Кое-кто обязан отдельным немцам жизнью и эта помощь оказывалась бескорыстно. Но если говорить о массовых настроениях, то они в этой ситуации вполне ожидаемы и объяснимы. Общая ненависть к немцам как коллективу почти никогда не выплескивалась в открытую агрессию и конфликт. Это было скорее интеллектуальное и эмоциональное решение, чем руководство к прямому действию. Для большинства перемещенных лиц ненависть к немцам выливалось в активное нежелание как-либо с ними общаться, а уж если совсем приперло и избежать невозможно – общаться как можно более холодно и формально. Почти универсальное согласие существует по одному вопросу – евреи никак и ни в какой форме не должны работать на немецкую экономику. В разных вариантах я слышал мысль «Мы на них свое уже отработали, хватит». Ни на какой немецкий рынок труда евреи принципиально не выходят. Они могут работать на УНРРА, на оккупационную администрацию, в своем лагере, но на немцев – нет, ни в какой форме. Вообще перемещенные лица не очень любят физически работать и по возможности этого избегают. Только в организованных коммунах подготовки к сельскохозяйственному труду в Палестине можно наблюдать энтузиазм по поводу физической работы.

К сожалению должен констатировать, что многолетний контакт с нацизмом оказал на его жертв определенное тоталитарное влияние. Преобладают коллективизм, упор на дисциплину, разного рода шествия и демонстрации, любовь к флагам и униформе и нетерпимость к чужому мнению. Ситуация в которой находятся перемещенные лица подпитывает подобные настроения. Их будущее скрыто туманом неизвестности и находится в чьих-то посторонних руках. Они считают что их война еще не закончена, а ситуация «мы против всего мира» требует единства и единомыслия. Так любые культурные мероприятия непременно должны содержать сионисткую и палестиноцентристскую пропаганду.

Идеи еврейского будущего

Большинство выживших немецких евреев до войны не были сионистами. Но события после 1939 произвели некоторую революцию в их сознании. Конечно из любого правила есть исключения. Среди немецких евреев находятся те кто хочет остаться жить в Германии – состоят в браке с немцами, слишком старые чтобы куда-то эмигрировать, надеятся вернуть довоенную собственность и статус или хотят поучаствовать в восстановлении демократической Германии (последнее касается людей левых убеждений). Но абсолютное большинство перемещенных лиц не видели для себя никакого будущего ни в Германии, ни вообще в Европе. Мир они воспринимали как полчища антисемитских врагов и считали что надежды на нормальную жизнь у евреев нигде кроме Палестины нет. Я своими ушами слышал предсказания что газовые камеры и лагеря уничтожения через несколько лет начнутся в США.

На официальном уровне в лагерях перемещенных лиц не допускались никакие идеологии кроме сионизма. Немногочисленные представители Бунда (еврейских социал-демократов) и коммунистов просто боялись рот раскрыть. Только в одном лагере (Фельдафинг) у них получилось проводить собрания и издавать свою периодику. Когда Джойнт и Хиас начали регистрировать желающих на эмиграцию в США, это вызвало взрыв возмущения и против вышеназванных агенств и против желающих жить где-то кроме Палестины. Первых эмигрантов приходилось вывозить из лагерей под охраной, им в спину летели камни и крики «предатель». Центральный Комитет Освобожденных Евреев оплатил напечатание цветных агитационных плакатов, на которых человек с чемоданом стоял спиной к городу небоскребов и направлял свои стопы к морскому берегу с пальмами. Более того, лагерные комитеты не отпустили осиротевших детей в Англию, где им были бы предоставлены лучше условия чем в Германии. Из коммюнике: «Мы готовы отдать детям последний кусок и последнее одеяло. Но мы не доверим их правительству которое отбирает у нас то что осталось от жизни, закрывая нам двери в Палестину. Если у еврейской общины Англии есть еда и учителя для наших детей, пусть присылают все это сюда. Тогда детям будет легче дождаться возможности выехать в Палестину».

Нет сомнений что сионистские чувства были частично вызваны пропагандой. Однако нет сомнений и в том что почва для этой пропаганды была куда как благоприятная. События 1939-1945 совершенно дискредитировали любые модели еврейской жизни которые не ставили в центр Палестину. Сионисты единственные давали четкий ответ на вопрос «что делать дальше?». Сионисты были проактивны и хорошо организованы. Начиная с декабря 1945 в Европу начали приезжать посланники Еврейского Агентства (Сохнут). Не все были компетенты, не все были эффективны, но добились того чего не удалось добиться посланцам из США – завоевали доверие перемещенных лиц и объединили их вокруг себя. Это были молодые люди и девушки, которые сами были недавно из той же Польши, той же Литвы, той же Румынии или же их привезли в Палестину подростками родители. Они разговаривали на языках перемещенных лиц, пользовались тем же набором понятий, понимали что такое «еврей из восточной Европы» потому что сами были евреями из восточной Европы. Соцработники, тоже вроде бы евреи, но из Англии и США так и остались для перемещенных лиц чужими – как бы добросовестно не работали и сколько бы официальных благодарностей не получали в свой адрес. Огромный цивилизационный ров отделял их от перемещенных лиц. Большинство совсем не знало идиша, в лучшем случае объяснялись на нем через пень колоду. У приезжих из Англии и США было очень мало общего с восточноевропейскими евреями в культурном плане. Представления о довоенной жизни у них были самые туманные. Тут необходимо отметить что это соревнование за умы и сердца даже пассивных и аполитичных евреев представители ишува выиграли совершенно заслуженно.

Культурная жизнь

В каждом лагере действовал комитет избираемый из самих перемещенных лиц. Полномочия этого комитета и степень его участия в администрировании лагеря в основном зависели от конкретного директора лагеря назначенного УНРРА. Никаких официальных директив на этот счет не существовало. Как правило УНРРА оставляла за собой распределение еды, но охотно поручала избранным из самих перемещенных лиц комитетов вести культурную и образовательную работу.

Поначалу в лагерях не было партийных противоречий. Межпартийные разногласия бушевавшие в довоенное время и возродившиеся жизни в Палестине было временно положены на лед. Общими были требование пустить в Палестину всех кто этого хочет и основать там еврейского государство. Кроме бундистов в Фельдафинге и небольшой группы последователей религиозной партии Агудат Исраэль, перемещенные лица в политическом плане представляли единый фронт, по крайней мере до лета 1946. С этого времени ситуация с сертификатами начала ухудшаться, англичане стали активнее патрулировать береговую линию, ловить и арестовывать нелегалов. Перемещенные лица поняли что эта волынка теперь надолго и в едином сионистском фронте начали появляться трещины – левые Поалей Цион, Хашомер Хацаир, Мизрахи, Дрор, Хаовед, ревизионисты и т.д.

Те кто брал на себя координацию культурной и образовательной деятельности в лагерях перемещенных лиц обнаруживал себя в ситуации «игра в сто забот». Обычно начинали с библиотеки – под библиотеку и читальню отводилась пара комнат. Изначально эти библиотеки были почти пусты, за вычетом старых газет. Иногда удавалось купить с рук немецкие книги. Книги присылаемые американскими благотворительными организациями были подобраны без всякого понимания нужд аудитории. Из Палестины тоже приходили книги, но и там было видно что никто особо не задумывался – присылали книги по домоводству и любовные мелодрамы. Лишь Еврейский Рабочий Комитет и Институт изучения идиша (ИВО) проявляли хоть какое-то понимание, подбирая литературу для евреев из восточной Европы. Спрос на книги на идиш и книги на еврейские темы был огромен – люди по нескольку лет их не видели. В апреле 1946 автор этих строк после нескольких месяцев подковерных переговоров и интриг добрался до архива города Оффенбаха, где хранились книги конфискованные из еврейских библиотек и частных домов. Таким образом каждый крупный лагерь получил библиотеку от 500 до 4000 томов. Там были эницклопедии, словари, справочники, еврейская классика на идиш и на иврите, общая классика на английском, немецком и французском и религиозная литература для соблюдающих евреев. Из США и Палестины начали приходить газеты, но их перманентно не хватало.

По мере того как в лагерях появлялись дети, для них начали организовывать школы. Учебных планов, квалифицированных учителей или учебников не то что не хватало – их практически не было. В большинстве своем учительские места заняли юные идеалисты не намного старше и образованнее своих учеников. Учебный материал определялся идеологическими соображениями и тем что удавалось наскрести в качестве учебных пособий. Преподавали обычно иврит, арифметику, географию Палестины, еврейскую историю, историю сионизма. Часто старались включить музыкальные и физкультурные занятия. В лагерях где в комитете были представлены ортодоксы в учебный план обычно включались уроки Торы, но в очень небольших объемах. Идеологический подход больше всего напоминал школы сети «Тарбут» в межвоенной Польше.

(Тут я думаю можно включить параграф про эти школы из книги Бернарда Вассерштейна «Накануне обвала» в переводе меня же.

«Ориентация Тарбут была обще-сионистской. Преподавание велось на иврите, но польская история, литература и язык, преподавались, естественно на польском. Тору преподавали светские учителя, которые сосредотачивались на исторических и национальных аспектах святой Книги. В отличии от религиозных школ, в учебный план были включены уроки физкультуры и ручного труда. Религиозные школы преподносили своим подопечным в качестве идеала знатока Торы, а сионистские – халуца, осваивающего землю с киркой в руках»).

Там где это было возможно преподавание велось на иврите, но такое случалось нечасто. Вообще то с чем сталкивались учителя в этих классах привело бы в ступор даже самого опытного педагога. В одном классе могли сидеть дети из ассимилированных семей не знающие идиша; дети которых прятали в польских семьях и монастырях и им теперь предстояло вспомнить свои довоенные имена и заново учиться быть евреями; дети которые провели войну где-нибудь в Самарканде и забыли все языки кроме русского; и дети из религиозных семей в Венгрии или Словакии, у которых идиш был основным языком.

Образование для взрослых существовало в двух формах – общеобразовательных лекториев и курсов профессионального обучения. Деятельность общеобразовательных лекториев я не могу назвать иначе как провальной. Их посещало небольшое число людей и уровень преподавания был такой что хоть плачь. Большего успеха добились в деле обучения людей рабочим специальностям. Особой популярностью пользовались шитье, радиодело, ремонт автомобилей, специальности электрика, токаря и слесаря. С какими трудностями сталкивались основатели этих курсов в приобретении даже самого необходимого оборудования можно себе представить. Все шло через черный рынок. В нескольких лагерях удалось купить кусок земли и каких-то домашних животных, чтобы учить желающих сельскому хозяйству. Кроме того, в ряде лагерей религиозные евреи основали йешивы для взрослых. (В лагере Ландсберг администрация из самих перемещнных лиц развернула активную пропагандистскую кампанию за приобретение рабочих специальностей и против торговли на черном рынке. «Торгуя на черном рынке, ты помогаешь немцам и позоришь еврейский народ» «Двери Палестины будут закрыты для лентяев и люфтменшей» «Профессия – гарантия будущего в Палестине», «Лень никуда не ведет, а труд наполняет жизнь смыслом»)

Начиная с июле 1945 в лагерях перемещенных лиц стали выпускаться газеты и скоро каждый лагерь хотел иметь свою. Почти сразу эти планы столкнулись с техническими препятствиями. Бумаги было не так чтобы много в послевоенной Германии, но всеми правдами и неправдами каждому лагерю удалось наскрести на еженедельную или на ежедвухнедельную газету. Типографского шрифта на идиш невозможно было найти нигде в Германии. Издатели лагерных газет и это препятствие обходили, каждый по своему. 12 июля 1945 вышел первый номер первой еврейской газеты в Германии после окончания войны – в лагере Бельзен. Она была написана целиком от руки, потом каждый листочек сфогорафировали и уже фотографии размножили на мимеографе. Не было даже печатных машинок с еврейским шрифтом. Лишь через несколько месяцев надыбали печатную машинку, и лишь к осени 1946 была оборудована типография, все прислали из США. Газета «Ойф ди Фрей» начала выходить 1 декабря 1945. Из всех лагерных газет она была самой красивой, написанная от руки профессиональным каллиграфом (он же сойфер) и напечатанная на элегантной глянецвой бумаге (и где только такую достали?) (Дальше перечисляется полтора десятка газет, где и когда вышел первый номер). По крайней мере первый год большинство газет выходило на идиш, но латиницей. Кроме лагерных газет на идиш, Центральный Комитет в Мюнхене выпускал еженедельник на иврите под названием «Ницоц» (Искра), в Лефайме выходила газета на венгерском (не знаю как транскрибировать венгерский – RGG), Агудат Исраэль выпускала свою собственную газету «Дос идише ворт», а берлинские евреи выпускали себе на немецком газету «Дер вег».

Подавляющее большинство этих газет представляло из себя многотиражки местного значения и ограничивались небольшим набором тем – новости лагеря, воспоминания жителей, пропаганда и списки «помогите найти». Лишь две газеты реально пытались быть газетами в изначальном смысле этого слова. Это мюнхенская «Унзер вег» и «Ландсбергер лагер цайтунг» (сейчас она уже называется «Идише цайтунг»). Особенно последняя пытается публиковать новости со всего мира и донести до читателей картину за пределами лагеря. Материалы перепечатываются из других газет и книг без разрешения, на такие мелочи как авторские права и копирайт внимания никто не обращает.

Я хотел бы отдельно упомянуть газету «Юдише Рундшау» выходящую в Марбурге как личный проект одного человека – невероятно талантливого и энергичного Исраэля Блюменфельда из Варшавы. У Блюменфельмда слишком развито эстетическое чувство и оно не выдержало газеты на идиш латинским шрифтом, поэтому газета выходит на немецком. Из всех еврейских газет на территории Германии, «Юдише Рундшау» самая универсальная по своему характеру, самая элегантная и эстетичная по формату и наиболее свободная от зашоренности и истерии других газет. На страницах своей газеты Блюменфельд проповедует что еврейская культура Европы совсем не умерла, что ее заслуживает того чтобы ее хранить, возрождать и передавать следующим поколениям. (Исраэль Блюменфельд был уникальный человек. Именно ему Леон Юрис посвятил свой роман про варшавское гетто «Мила 18». Сам Исраэль был из раввинской семьи, учился в йешиве в Варшаве, но от религии отошел, учился в университетах Берлина и Марбурга. Сражался в рядах повстанцев. В 1948 переехал на Коста-Рику и работал израильским консулом в Латинской Америке. С 1953 года – в Лос Анжелесе, представитель Гистадрута. Умер в 1962, в 46 лет. После него остались вдова Лея, два сына и дочь).

В заключение я хотел бы упомянуть художественную самодеятельность. Некоторые театральные коллективы в лагерях перемещенных лиц ставят классику репертуара еврейских театров, например «Диббук» Семена Анского в Фельдафинге, (не знаю как перевести или транскрибировать название) Шолом Алейхема в Мюнхене и «Заколдованный портной» тоже Шолом Алейхема в Бельзене. Но в основном театральные представления в лагерях перемещенных лиц вертятся вокруг одной-единственной темы – гетто, лагерей смерти и дальнейшего выживания. В одном лагере, а именно в аббатстве Святой Отиллии, был сформирован оркестр из перемещенных лиц. Это стало возможным благодаря присутствию Михаила Хофмеклера, представителя известной музыкальной династии в Каунасе (Литва) и бывшего музыкального директора на каунасском радио. Это небольшой ансамбль человек на десять. Дирижер и исполнители крепкие профессионалы. К сожалению им негде особо играть, да и аудитория не так чтобы ценители. Этот ансамбль выполняет скорее пропагандистскую функцию чем музыкальную.

По ссылкам в комментариях можно прочитать про первую газету в Бельзене и про оркестр в аббатстве Святой Отиллии.

На фото – урок в школе в лагере для перемещенных лиц.