Ян-Хиннерк Антонс, Harvard Ukrainian Studies Journal

Обычно мои ля-ля идут после текста, но здесь будет предисловие. При переводе я сократила текст примерно на треть, чтобы не было уж совсем длинно и занудно. Все-таки это академическая статья, а тут у нас фейсбук. Меня конечно очень интересуют темы “строительство нации” и “лагеря перемещенных лиц”. Об украинских перемещенных лицах написано не очень много, даже в книге “Седьмой миллион” им посвещается меньше места чем полякам, евреям и прибалтам, а использовать в качестве источника написанное Ярославом Галаном — себя не уважать. Пару слов о траскрипции украинских имен и названий. Там где автор цитирует оригинальный текст на украинском, я просто вставляла его в свой перевод. Там где автор транскрибировал украинское английскими буквами мне ничего не оставалось делать как писать то же самое буквами русскими. Это делается не из имперства, а из неумения писать на украинском. Кроме того названия и термины из языка оригинала позволяют читателю лучше почувствовать атмосферу, поэтому я часто пишу в своих переводах русскими буквами слова из разных языков (маапилим, гидеоним, шеерит ха-плета, джи-ай и т.д.). Конечно в процессе перевода я видела до кучи параллелей с евреями в тех же ситуациях, но перегружать ими текст не стала. Кто хочет, проведет их сам(а). Итак, погнали.

* * *

Когда силы союзников заняли куски территории рейха в 1944-1945, на них упала проблема в виде десяти миллионов иностранцев, которые оказались в Германии против своей воли. Большую часть вывезли на принудительные работы. Союзники хотели репатриировать всех этих людей в их страны и потому поделили их сначала по признаку довоенного гражданства. Но скоро выяснилось что этот подход не работает. Во первых никто и представить себе не мог что люди будут массово отказываться от репатриации. Во вторых оказалось что гражданство и национальность это не всегда одно и то же, а иногда две большие разницы. В западных зонах оккупции было более ста (!) лагерей для украинцев в статусе перемещенных лиц. Уже это говорит о том что украинцы массово сопротивлялись репатриации и что национальная идентичность была для них существенно важнее довоенного гражданства, неважно польского, румынского или советского.

Сначала я коснусь исторического контекста, а потом попытаюсь рассказать почему лагеря перемещенных лиц оказались столь плодородной почвой для взращивания национальной идентичности и какие исторические нарративы сплачивали украинских перемещенных лиц в единую нацию. Что касается географии, то в этой работе я в основном буду рассматривать английскую, а не американскую оккупационную зону. Дело в том что основные исследования о украинских перемещенных лицах касаются лагерей в американской зоне, особенно в Баварии. Именно в Баварии собрались интеллектуальные и политические сливки, именно там происходили дебаты какой быть независимой Украине – демократической или тоталитарной. Я хотел восполнить этот пробел и показать как строительство украинской идентичности и украинской нации происходило у обычных народных масс.

Прежде чем идти дальше я хочу остановиться на терминах «строительство нации» и «национальная идентичность» «Строительство нации» подразумевает конструктивистские подход, что нацию строит люди, а не она на них с неба падает. Из за невозможности найти универсальную дефиницию термина «нация» на основе культуры, истории, языка, территории, религии или общих предков, конструктивисты считают нацией любую группу людей которая решила что они теперь нация. Обычно этих людей связывают все перечисленные факторы или некоторые из них. Чувство принадлежности которое возникает от того что кроме тебя в мире есть люди общих с тобой культуры-языка-религии-истории-территории и называется национальной идентичностью.

На май 1945 в западных оккупационных зонах Германии находилось порядка двух миллионов украинцев. Около 90% из них вернулись в страны своего довоенного проживания (СССР, Польша, Румыния). Многие сделали это добровольно, но многих репатриировали принудительно, как было оговорено в ялтинских соглашениях. Из двухста тысяч украинских перемещенных лиц которые остались в Германии надолго от 30 до 40 процентов составляли люди уехавшие из Украины с отступающим вермахтом. Остальные были бывшие остарбайтеры которые оказались в Германии в основном не очень добровольно.

* * *

С самого начала украинские перемещенные лица протестовали против попыток поместить их в одни лагеря с поляками. Таким массовым ненасильственным протестом они добились от английских властей решения сделать отдельные лагеря. Поначалу из за нежелания раздражать советских союзников англичане не указывали в официальных документах национальность «украинец/ка» и писали просто «лицо без гражданства» или «невыяснено». Возможно это делалось и для того чтобы эти украинцы (среди которых было немало граждан СССР) не попали в поле зрение советских компетентных органов и не стали кандидатами на принудительную репатриацию.

В 1948 в Аугсбурге (Бавария) начал свою работу украинский парламент в изгнании, так называемая Украинская Национальная Рада. На работа закончилась толком не начавшись, все утонули в политических склоках и не нашли консенсус. Партии в этой Раде насчитывали в среднем по двести человек и конечно не могли оказывать большого влияния на жизнь основной массы перемещенных лиц. Единственная политическая организация с хоть каким-то заметным присутствием (около пяти тысяч человек на всю послевоенную Германию) была ОУН-Б (Б означает лояльность Степану Бандере) и она как раз бойкотировала Национальную Раду. Краеугольным камнем идеологии ОУН-Б была мысль что только ОУН-Б уполномочена возглавлять и представлять украинский народ, пока у него нет своего государства. Началась поляризация, многие общественные организации существовали в двух версиях – пробандеровской и антибандеровской. Наличествовало две ассоциации журналистов, две ассоциации политзаключенных, ветеранов, студентов, скаутов и так далее. Но несмотря на этот организационный разброд украинские перемещенные лица образца 1946 года были объединены следующими политическими целями: добиться от западных союзников признания себя отдельной национальностью с правом на свое государство; сопротивляться насильственной репатриации и в долгсрочном плане освободить Украину от русского и советского правления. В конце 1945 было создано Центральне Представнитство Украинской Эмиграции в Неметчине во главе с Василием Мудрым в Мюнхене. Туда входили представители Национально-Демократического Альянса Украины, ОУН-Б, ОУН-М (мельниковцы) и даже те кто последней легитимной властью в Украине считал гетмана Павло Скоропадского (конец 1920-ых).

Теплица для национального самознания

Условия для развития украинского национального самознания очень редко бывали такие благоприятные как в лагерях для перемещенных лиц. В этом смысле лагеря можно сравнить с теплицей, где созданы идеальные условия для роста растений. Я упомяну семь на мой взгляд решающих факторов.

Во-первых. Люди которые решили остаться в западных зонах оккупации как правило имели плохие отношения с советской властью. Очень часто они на своей шкуре испытали что такое НКВД и им был ясен абсолютно лживый характер обещаний советских репатриационных комиссий. Те украинцы которых не занимал национальный вопрос, те кого в советской Украине все устраивало – репатриировались добровольно. А вот среди оставшихся было много идейных антисоветчиков и идейных антиимперцев, то есть тех кто не хотел чтобы Украина управлялась из Москвы, неважно какая при этом власть в Москве. Те украинцы кто по состоянию на 1 сентября 1939 года были советскими гражданами предпринимали активные шаги чтобы не попасть в лапы СССР. С помощью ОУН-Б и Украинского Красного Креста работавшего из Женевы меняли документы, где в качестве места рождения указывалась Польша, а в качество вероисповедания – греко-католичество.

Во вторых. Те украинцы которые изначально не были националистами (в основном с востока Украины), но не хотели репатриироваться, быстро поняли что украинская идентичность это хороший способ избежать репатриации. В глазах английских и американских властей «русский» или «гражданин СССР» скорее подлежал репатриации чем «украинец».

В третьих. Во второй половине войны немецкие власти поняли что дело швах. Им стало банально не хватать рабочих рук и солдат. Начались небольшие улучшения в отношении к военнопленным и остарбайтерам, времена пошли уже не те чтобы разбрасываться жизнями боеспособных и трудоспособных людей, даже если эти люди неарийцы. В этих рамках советских граждан стали разделять по национальностям и к украинцам относились лучше чем к русским.

В четвертых. Ситуация изгнания и неуверенности в завтрашнем дне заставляет людей цепляться друг за друга и кучковаться вокруг того что их объединяет. (Этот феномен описан этнографами в контексте разных диаспор, не только украинской).

В пятых. У перемещенных лиц вообще и у украинских в частности было много свободного времени задумываться об отвлеченных вопросах. Работы не было, а заботу о пропитании взяли на себя оккупационные власти.

В шестых. Население лагерей было с одной стороны этнически однородным, только украинским, с другой представляло собой как бы Украину в капле воды, перемешивая в одних и тех же бараках украинцев из разных регионов, разных конфессий и разных социальных слоев.

В седьмых. Относительно спокойная обстановка, когда ОУН-Б могла сосредоточиться на конструктивных аспектах строительства нации, не тратя усилия на то чтобы постоянно с кем-то воевать. С англичанами и американцами не было нужды воевать как с СССР и гитлеровской Германией.

Придание национального характера жизни в лагерях перемещенных лиц

Любой кто приезжал в украинский лагерь перемещенных лиц, видел там национальные символы. В каждом лагере на центральной площади устанавливался тризуб, а у входа украинский флаг. Американские и британские власти не думали этому препятствовать. Лагеря называли в честь героев украинской истории, вроде Богдана Хмельницкого (Хайденау) или композитора Мыколы Лысенко (Ганновер).

В лагерях перемещенных лиц всех национальностей культура расцветала пышным цветом, как одно из проявлений возвращения к нормальной жизни. В украинских лагерях вся культурная жизнь вертелась вокруг народного фольклора, за исключением кино. Людям было важно сохранить украинскую культуру для будущих поколений которым – как они надеялись – предстоит жить в независимой Украине. Танцевать свое украинское, петь свое украинское, вышивать свое украинское можно было каждый день – а люди нуждались именно в в действиях которые можно делать каждый день и включать в повседневную жизнь. Всоминает Вячеслав Давиденко, бывший житель лагеря перемещенных лиц Хайденау: “Він далеко був від нас, наш великий народ. Але кусничок був з нами. I те, що було вдома звичайним, самозрозумілим, на що вдома ми не звертали уваги—багато-хто з нас навчився як слід цінити лише в таборі, відчувши себе порошиною” (Наша великая страна была далеко от нас. Но кусочек ее всегда был с нами. То что было обыденным и само собой разумеющимся, то на что мы дома не обращали вниамания – многие из нас научились ценить лишь в лагере, испытав чувство что пылинка на ветру).

Церковь, с ее непререкаемым моральным авторитетом активно участвовала в национальном строительстве. На самом деле церквей было несколько. Греко-католическая церковь западной Украины всегда стояла на стаже украинской идентичности и была мощным барьером против ополячивания. На православной стороне самым крупным игроком была Украинская Автокефальная Православная Церковь. Она возникла в оккупированной немцами Украине в начале сороковых и ни признавала над собой власти Москвы. Все двенадцать ее епископов к концу войны бежали в Германию. Митрополит Поликарп (Сикорский) тот так просто жил в лагере перемещенных лиц Хайденау. Проповеди иерархов всех конфессий были тесто переплетены с политикой. Это можно увидеть во всех издавашихся на территории Германии украинских газетах, например в газете «Украиньско слово» еженедельно выходившей в Хайденау. В 1948 глава Греко-Католической Церкви Украины Иван Бучко отправил перемещенным лицам пастырское послание. Там было сказано что их миссия – донести до коллективного запада мысль что СССР никакие не союзники, а абсолютное зло.

В лагерях часто не хватало помещений, поэтому греко-католики и православные использовали для служб одни и те же пространства. Случались браки между последователями разных конфессий. Каждый национальный и светский праздник сопровождался службой обоих направлений. Именно в лагерях перемещенных лиц родился праздник Свято Героев, созданный чтобы почтить память павших за независимость Украины.

Но случались между церквями и конфликты. Особенно это проявлялось у православных потому что автокефальная не была единственной православной церковью. Была еще и автономная, которая признавала над собой каноническую, пусть не политическую власть Москвы. Этого оказалось достаточно чтобы эта церковь и ее последователи стали врагами ОУН-Б и объектами их рерпессивных мер. В лагере имени Лысенко под Ганновером, единственном лагере где большинство жителей были православными, конфликт достиг такого накала что лагерь едва не распался на два. И еще начался раскол в автокефальной церкви. От нее отделилась группа верующих, которая называла себя соборноправной (переводится как «церковь примерения», но не уверена). Это люди были украинскими националистами, но были недовольно откровенно антидемократическими идеями царящими в автокефальной церкви и жестким руководством митрополита Поликарпа. Доходила до драк между разными группами православных, особенно на Пасху, когда народ был в сильном подпитии. Не раз и не два в это приходилось вмешиваться английской военной полиции.

Другим важным фактором в строительстве нации был – и остается – национальный язык. В городах центральной и восточной Украины говорили в основном по русски, а на украинский смотрели как на язык сельской бедноты. Многие украинцы были во всяком случае билингвами. Однако администрация лагерей перемещенных лиц жестко следил чтобы в официальном пространстве звучал только украинский – лагерная документация на украинском, пресса на украинском, проповеди во время церковных служб на украинском. Если кто-то в частном порядке говорил по русски, их подвергали остракизму и называли москалями. Бывший житель лагеря Хейденау: «Мои родители были с восточной Украины, знали оба языка, но между собой говорили по русски, потому что они так привыкли. Активным бандеровцам это, понятно, не нравилось. Потому что мой отец говорил по русски на него смотрели как на коммунстического подпевалу». Внутренняя админстрация украинских лагерей беженцев действовала не только кнутом, выдавливая из обращения русский и польский, но пряником организуя курсы ликбеза для неграмотных. Сейчас трудно в это поверить, но 45% взрослого населения лагеря беженцев Дорстен ни на каком языке читать и писать не умело. (Сначала не поверила, а потом вспомнила как Анатолий Кузнецов описывает в «Бабьем Яре» описывает свою бабушку. Она не знала не только букв, но и цифр). Для многих освоение грамоты шло параллельно с ростом национального самосознания.

Еще одним инструментом строительство нации стала образовательная система. Такая система не только определяет язык на котором говорят между собой образованные люди, но и определяет содержание групповой идентичности. В случае украинских перемещенных лиц образование стало очень важным инструментом внушения детям национальных традиций и ценности, их к подготовки к будущем где они будут гражданами независимой Украины. Так повелось еще с начала двадцатого века, когда учитель или учительница сельской школы был первыми от кого дети слышали украинские песни, первым кто учил их читать по украинской книге. Были первыми кто говорил взрослым – «украинцы это отдельная нация, а не малороссы или недополяки». Большая часть украинцев жила в селах, а там учитель или учительница был(а) зачастую единственным образованным человеком, по крайней мере светским.

Школы в украинских лагерях перемещенных лиц был смоделированы по системе принятой в межвоенной Галиции входившей в состав Польши. Четырехлетняя начальная школа и восьмилетняя гимназия уже не для всех, а для тех кто интеллектуально подходил. Школы в британской зоне тесно сотрудничали с церквями и скаутской организацией «Пласт». «Пласт» следовал националистической идеологии, и главной обязанностью каждого пластуна было “Бути вірним Богові і Україні” (Хранить верность Богу и Украине). Организация рассматривала себя как кузницу кадров для борьбы за украинскую независимость и не без оснований – Степан Бандера, например, в отрочестве был пластуном. В 1948 в Германии насчитывалось 197 дружин «Пласта».

Полезное прошлое

Немалую роль в формировании общеукраинского исторического нарратива играли «светские», «гражданские» праздники и дни памяти. Такие события определяют что представляет из себя нация именно выбором «что будем вместе отмечать». Исторические события интерпретируются, помещаются в национальные рамки, наполняются эмоциями и мифологизируются. Такие акты коллективной коммуникации направляются на группу лиц и цементируют из индивидуумов нацию при помощи общего эмоционального опыта.

Самыми объединяющими фигурами в украинской истории (как и в историях многих других народов) являются писатели. Их сложно привязать к какой-то одной политической партии, зато можно использовать как представителей инклюсивной и интеллектуально высокой национальной культуры. В лагерях постоянно проводились вечера посвященные творчеству Тараса Шевченко и Ивана Франко и много чего в их честь было названо. Кроме того в 1948 широко отмечалось 150-летие публикации «Энеиды» Ивана Котляровского, считающейся первой литературной работой вышедшей на современном украинском.

Любимым персонажами так же были гетманы раннего нового времени – Богдан Хмельницкий и Иван Мазепа, первый за то что воевал с поляками, а второй за то что воевал с русскими. (Дальше про игнор Михаила Грушевского, но я не поняла контекст почему игнор). Популярными кандидатами для мемориальных ивентов были Симон Петлюра, Евген Коновалец и Павло Скоропадский. Из событий недавней истории отмечались годовщины битвы при Крутах (где в неравном бою с советскими отрядами полегли 400 самоотверженных но плохо вооруженных украинских гимназистов и студентов) и битвы при Базаре (когда 300+ украинских солдат предпочли расстрел советскому плену, 1921).

Одно событие которое было но очень трудно представить в героическом свете – а это голод 1932-1933 инспрированный сталинской политикой коллективизации. Ужасные следы которые оставил этот массовой голод на демогарфической картине были видны в лагерях населенных преимущественно выходцами с востока Украины. В школе в лагере имени Лысенко под Ганновером не было шестых и седьмых классов – тринадцатилетние и четырнадцатилетние котороые должны были заполнить эти классы просто не родились. Тогда еще не использовался термин Голодомор и гибель от голода от трех до четырех миллионов украинцев описывалась как трагедия, без приписывания Сталину желания уничтожить украинский народ. Однако были и те кто пытался вписать Голодомор в общую канву борьбы Украины за независимость. Симон Вожакивский, глава СУМ в британской зоне (СУМ это молодежное крыло ОУН-Б, еще более националистическое чем «Пласт»): “Навіть жертви жахливого в світі нечуваного голоду в 1933 р. не принесли катам 20 століття бажаного успіху. Чистий, несплямлений прапор орг. СУМ’у, освячений кров’ю найкращих синів України, держить молодь міцно в своїх руках” (Даже жертвы самого ужасного в мире голода в 1933 не принесли палачам двадцатого века желанного успеха. Чистое, незапятнанное знамя СУМ освященное кровью лучших сынов Украины молодежь крепко держит в своих руках). Тут мы видим мотив ubivat украинцев за то что они украинцы, а жертвы голода превращаются в героев павших за независимость нации. Таким образом Вожакивский старался придать хоть какой-то смысл ужасной смерти миллионов своих соплеменников и включать советские художества в нарратив борьбы Украины за национальную независимость.

Национальный нарратив в котором главным врагами объявлялись Россия и Польша рождал интересные кульбиты. В отличии от польских или еврейских лагерей перемещенных лиц в украинских не отмечали день победы над гитлеровской Германией ни в какой форме. Многие угнанные на принудительные работы в Германию действительно страдали в этой ситуации и годами ждали свободы. Но их опыт и их чувства администрации лагерей перемещенных лиц были неинтересны. Вместо этого в украинских лагерях перемещенных лиц отмечались годовщины основания лагеря и старательно замалчивалось как собственно население лагеря в Германии оказалось, как будто украинская диаспора с неба упала. То же самое проявлялась в разном отношении к разным категориям украинцев, в зависимости от их места в общей мозаике. Вполне официально чтили ветеранов дивизии СС Галичина, воздавали почести их матерям, но никто не хотел слушать тех кто сидел в нацистких концлагерях, даже за украинский национализм. Никто не хотел замечать в комнате даже не одного слона, а целое стадо слонов – немецкую агрессию и оккупацию вермахтом всей территории Украины, художества немцев в отношении украинцев, службу миллионов украинцев в советской армии и то что сотни тысячи украинцев вынудили работать на немецкую экономику не спросив их согласия и нещадно эксплуатируя. Это объяснялось тем что бывшие остарбайтеры занимали низшую ступень в социальной лагерей перемещенных лиц. Почти все административные и идеологические должности, почти все места где можно было определять повестку занимали либо эмигранты довоенного периода, либо те кто ушел с немцами от наступающих советских. У этих людей было больше здоровья, больше образования, больше политического опыта чем у бывших остарбайтеров. Они и определяли идеологичскую и политическую повестку по своему вкусу.

Удивительно, но в украинских лагерях перемещенных лиц не было конфликтов между жертвами нацистов и теми кто с нацистами сотрудничал. Вполне возможно что угнанная на работу в Германию девушка встречала в лагере перемещенных лиц того самого старосту или полицая который на биржу труда ее и сдал. Возможно что бывший узник встречал бывшего охранника. Однако не сохранилось не единого упоминания о конфликтах такого рода. Зато полно отчетов о том как ОУН-Б применяла насилие против своих политических противников. Похоже что нарратив борьбы с Советами сгладил конфликт между теми кто оказался по разные стороны конфликта под немецким «новым порядком». К тому же нацистов победили, а СССР не был намерен оставить Украине даже куцую независимость.