Публикация в историческом журнале «Сгула»

В Советском Союзе, где любая не одобренная властями культурная деятельность, тем более еврейская, очень плохо кончалась, петь на идише и иврите на сцене казалось невозможным. Но именно это и делала Нехама Лифшиц. Своим серебристым сопрано она напоминало задавленным страхом евреям СССР о том кто они и что они. Молодая оперная певица и ее слушатели пришли к негласному соглашению, эмоциональному и политическому. Трудно переоценить вклад который внесла Нехама Лифшиц в сохранение еврейской культуры и идентичности в Советском Союзе.

Песни из дома

Нехама Лифшиц родилась в 1927 в Каунасе (Литва). Ее отец, Иегуда-Цви-Гирш Лифшиц, учился в йешиве основанной раввином Ицхак-Яаковом Райнесом в Лиде (Беларусь). Йешива была религиозно-сионисткая. По светской профессии Иегуда-Цви-Гирш был детским врачом и к тому же неплохо играл на скрипке. Его жена Батья, мать Нехамы, «постоянно что-то пела», как о ней впоследствии вспоминала дочь. Нехама училась в гимназии с преподаванием на иврите в Каунасе, а накакнуне прихода немецких войск всей семье (Нехаме, ее родителям и сестре) удалось бежать в СССР. Они осели в Узбекистане. Многие родственники погибли в каунасском гетто или были расстреляны рядом в Девятом Форте.

После победы вернулись в Литву. Нехама закончила вильнюсскую консерваторию и начала петь на оперных сценах Вильнюса и Каунаса – гувернантка в «Севильском цирюльнике», Джильда в «Риголетто». И уже тогда Нехама начала петь перед еврейскими зрителями на идиш. В 1958 получила премию первой степени на Всесоюзном конкурсе мастеров советской эстрады за артистизм и вокальное мастерство

К пятидесятым годам в России уже выросло поколение евреев напрочь оторванных от своих корней. Однако в Прибалтике, где Нехама родилась и выросла, картина была несколько иная. СССР аннексировал Литву, Латвия и Эстонию лишь в 1940 и те немногие евреи из этих стран кто уцелел в Катастрофе, прекрасно помнили кипящую ключом еврейскую культурную жизнь, прерванную так быстро и так страшно.

В 1959, во время концертной поездки по Украине, Нехама поняла что от нее требуется. Дальше с ее слов:

Для меня петь на идиш и иврите была как дышать, но до 1959 я не понимала насколько это нужно и важно. На концерте в Киеве я пела колыбельную тем кто лежит в Бабьем Яре. Я была так погружена в музыку, что не осознала что стою близко от массовой могилы.

Когда я закончила петь, воцарилась гробовая тишина. Никто не аплдировал. И вдруг кто-то встал и сказал «Зачем вы сидите? Ну сколько можно молчать?». Зал встал и зааплодировал.

Так закончилась моя оперная карьера. Я поняла что избежала смерти когда столько моих друзей и родственников погибло не для того чтобы петь в опере

(по интервью в газете Маарив от 23 декабря 2015).

Тогда Бабий Яр представлял из себя промышленную помойку, упоминать о нацистком геноциде евреев запрещалось и власти велели Нехаме убрать из своего репертуара все еврейские штучки. Она и не думала подчиняться.

Могильный памятник, под которым нет могилы

Теперь за содержанием концертов Нехамы тщательно следили и ей приходилось петь песни разных народов СССР чтобы не поколебалось реномэ пролетарского интернационализма, столь любезного властям. Но она продолжала петь на идише и иврите. Тысячи людей приходили на ее концерты. Евреям так хотелось хоть кусочек, хоть капельку своей национальной культуры, безжалостно выкорчеванной коммунизмом и уничтоженной фашистами. Нехама называла свои концерты «могильным памятником под которым нет могилы».

Она могла выйти на сцену в черном платье, а поверх белый шарф с черными поперечными полосами и бахромой. Советские цензоры не видели к чему придраться, а вот аудитория все понимала. Она общалась со своей аудиторией записочками и намеками, непонятными КГБшным кураторам. И бесстрашно пела на иврите о синем озере Кинерет и зеленых полях Изреельской долины.

«Она делала за нас нашу работу»

В 1959 Нехаме впервые разрешили выехать заграницу на празднование столетнего юбилея со дня рождения Шолом-Алейхема. Вот что написал израильский журналист познакомившийся с ней в Вене:

Она с радостной улыбкой на лице подбежала ко мне и заговорила на иврите. Даже глазом не моргнула, не обращая никакого внимания на русских стоящих кругом. На прощание она на программке своего концерта написала мне латинским буквами свой адрес в Вильнюсе и четко на иврите «Шалом, до встречи!»

(статья в «Маарив» от 14 мая 1959)

Первый парижский концерт Нехамы прошел на ура. Она думала о том, чтобы остаться, пополнить ряды невозвращенцев но кроме страха за оставшихся в СССР мужа и дочь ее удержал от этого шага приказ директора Натива (бюро по делам советских евреев при правительстве Израиля) Шауля Авигура. Нехама вспоминает – «мне передали его слова: ты нужна нам там».

Через четверть века после того как Нехама приехала в Израиль представитель Натива Иегошуа Порат сказал по телевидению следующее:

«Она делала за нас нашу работу. Чего мы хотели? Возрождения еврейского сознания в СССР. Она этого добилась»

Соловей советского еврейства

После смерти Нехамы ее дочь Роза Литаи рассказала о том, чем занималась ее мать кроме сценической деятельности. Она хранила и распространяла еврейский самиздат, раздавала гуманитарную помощь в киевской синагоге и регулярно сообщала сотрудникам израильского посольства о времени и месте своих концертов чтобы те могли прийти со зрителями пообщаться.

В документах Натива Нехама проходила под оперативным псевдонимом «Отдел легкой музыки». Посольство снабжало ее нотами и кассетами дабы она могла обновлять свой репертуар. А Нехама передавала Нативу информацию о том что происходит в еврейских общиной по всему Союзу, кому там можно доверять, а кому нельзя. В той же юбилейной программе на израильском ТВ где выступил Иегошуа Порат, высказался Арье Харель бывший в начале шестидесятых послом Израиля в Москве:

Я подвергал ее опасности. Но она не боялась. Она хотела этим заниматься.

В июле 1966 Нехаму прямо со сцены увезли в больницу с инфарктом. Тут же распространились слухи что она арестована. Пока Нехама лежала в больнице, гебисты обыскали ее квартиру, но ничего компрометирующего не нашли. Когда от нее потребовали список еврейского подполья в СССР, она написала список еврейских поэтов расстрелянных в конце сороковых.

Они стали сестрами

Песня Наоми Шемер «Йерушалаим золотой» каким-то чудом попала в СССР и добралась до Нехамы Лифшиц. Между двумя певицами завязалась переписка, а спасибо за это надо сказать все тому же Шаулю Авигуру. Авигур жил в кибуце Кинерет и помнил уроженку этого кибуца Наоми еще маленькой девочкой. 10 ноября 1967 он написал Ривке Шемер (матери Наоми) такое письмо:

Я хочу сообщить вам что запись «Золотого Иерусалима» достигла СССР. Вы наверняка слышали о певице Нехаме Лифшиц. Она слушала пластинку и была тронута до глубины души. Прошу вас сообщить Наоми

(Архив Наоми Шемер).

Нехама писала Наоми сначала на иврите, потом перешла на идиш. Наоми сохранила все письма Нехамы, а вот Нехама все письма Наоми уничтожила перед отъездом – боялась что конфискуют на границе и арестуют. Нехама и Наоми называли друг друга «дорогая сестра» хотя никогда не встречались до того как Нехама приехала в Израиль. Это делалось для того чтобы на вопросы КГБшных кураторов Нехама могла наивно хлопать глазками «Но я же по советским законам имею право переписываться с сестрой?».

Родители Наоми Шемер, Меир и Ривка, тоже были родом из Литвы. Они приехали в Палестину в межвоенный период и Меир стал одним из основателей кибуца Кинерет. В 1935-ом году Ривка отправилась в Литву к родственникам приходить в себя после малярии и взяла с собой пятилетнюю Наоми. Через шесть лет никого из родственников в живых не осталось, но маленькая Наоми запомнила Вильнюс. По словам ее дочери Лили именно этому городу посвящена ее песня «Снег на моем городе». Наоми Шемер вообще последовательно проявляла солидарность с евреями за железным занавесом и даже посвятила арестованной отказнице Иде Нудель песню «Как ты там, сестра?».

Больше не за что сражаться

Когда Нехаме в начале 1969 дали выездную визу, это стало для всех полной неожиданностью. Тогда кремлевские власти решили что если они отпустят наиболее активную и национально настроенную когорту советских евреев, то без них еврейский вопрос в СССР тихо умрет своей смертью. 19 марта 1969 Нехама покинула СССР и два дня спустя приземлилась в Израиле к огромной радости всех кто ее встречал – а была их немалая толпа. Последовали концерты, записи и международное турне в США, Англию, Австралию и Аргентину.

Но чего-то не хватало. В автобиографическом эссе Нехама писала, что почувствовала себя «партизаном, которому больше не за что сражаться». Она вдруг поняла что пафос, страдания и надежды советских евреев в их борьбе за национальное возрождение на западе нерелевантны и мало кому интересны. Проблемы со здоровьем заставили Нехаму оставить сцену и она переучилась на библиотекаря. Нашла работу в муниципальной музыкальной библиотеке в Тель-Авиве, потом стала ее директором. Там же ей была основана студия для певцов на идиш, которая до сих пор носит ее имя. Нехама Лифшиц умерла 21 апреля 2017. Похоронена в Холоне.

Приложение. Два письма Нехамы Лифшиц Наоми Шемер, предоставлены архивом Наоми Шемер

6 февраля 1968

Горький

Дорогая моя сестра Наоми!

Я была счастлива получить твою песню. Огромное тебе спасибо. Это стало для меня настоящим праздником. День когда я смогу петь «Йерушалаим золотой» всем своим слушателям будет великим днем для нас всех, как дыхание весны суровой зимой.

Мне бы очень хотелось работать с тобой и твоими коллегами, но в Вильнюсе нам не предоставят ни одну студию для записи.

Надеюсь что ты прочтешь и поймешь все что мое сердце хочет тебе сказать.

У меня сейчас турне по тринадцати городам – Горький, Казань, Сталинград, Астрахань. В первых числах марта буду дома.

Спасибо тебе, Наоми. Всем вам благословения.

Твоя Нехама.

3 октября 1968

Вильнюс

Дорогая Наоми!

Огромное спасибо за твои стихи. Была рада их сегодня получить. Обязательно их прочту.

В последнее время давала концерты в основном в литовских городах, а еще я стала бабушкой. Внука назвали Дакаром [в честь пропавшей без вести в том же 1968 израильской подводной лодки «Дакар»]. Ему уже два месяца и я бесконечно над ним кудахтаю. С его появлением как будто солнце вышло из тяжелых туч.

Погода стоит осенняя, но тяжело дышать и я неважно себя чувствую. Концерты которые я время от времени даю (до ноября больше не будет) придают мне сил, но на сердце давит тяжесть, которую я не могу выразить словами.

«Спасибо» не выражает всей благодарности за силы которые ты мне придаешь, какой бы сильной еврейкой я не была.

Обнимаю всех, счастливого вам года.

До встречи, твоя Нехама.

На фото:

Основатель израильской разведки и директор Натива Шауль Авигур. Выходцы из СССР говорили что по манере и характеру он похож на Берию

Нехама с дочерью Розой на могиле Шмуэля Галкина. Москва, 1969. Роза на тот момент визу еще не получила и были все основани думать что мать и дочь расстаются навсегда.