Мужчину в кирасе и с мечом звали Мигель Лопез де Легазпи. Мужчину в сутане и с крестом звали Андрес Очоа де Урданьета и Серран. Эти два испанца совершили то, что не удалось Колумбу – открыли морской путь в Китай в направлении на запад.

Легазпи, более известный из этой парочки, родился через десять лет после первого путшествия Колумба. Ничто не предвещало ему карьеры мореплавателя и исследователя. По примеру отца он выучился на судейского чиновника и унаследовал пост отца в баскском городе Зумарага, у самой французской границы. Легазпи было уже под тридцать когда он переехал в Мексику и занял пост в колониальной администрации. Он сделал хорошую карьеру и стал патриархом большого семейства. Так бы Легазпи и закончил свои дни спокойно и размеренно, если бы не появился на его горизонте неугомонный двоюродный брат и друг детства – Андрес де Урданьета. Того уже помотало по неизвестным морям. В 1520 Урданьета принял участие в испанской экспедиции на Молуккские острова в Тихом океане (сейчас они принадлежат Индонезии). Задачей экспедиции было основать на богатых пряностями островах испанский форпост. Корабль потерпел крушение, а Урданьета оказался в плену у коренного населения островов. Через десять лет его спасла другая европейская экспедиция, но этот раз португальская. Потрясенный этим всем Урданьета постригся в монахи. Но через тридцать лет следующий испанский монарх, уже не Карл Пятый, а Филипп Второй, решил снова попытать счастья в этом регионе. Непонятно почему король решил отправить в море уже пожилого монаха, но Урданьету разыскали и передали королевский приказ. Однако возникла проблема. По уставу своего ордена Урданьета не имел права занимать комнадные должности. На должность командира экспедиции он предложил Легазпи. Мы не знаем что Легазпи по этому поводу подумал и сказал, но знаем что перед отплытием он распродал все свое имущество и отправил несовершеннолетних детей и маленьких осиротевших внуков (которых воспитывал) к родственникам в Испанию.

Так как португальцы уже успели закрепиться на Молуккских островах, экспедиции было велено искать ближайшие острова и закрепляться там. Испанский король хотел подкузьмить своему племяннику и сопернику, королю Португалии. Но главным призом в этой гонке оставался Китай. Как пишет испанский историк Антонио Гарсия-Абасоло – «Невозможно переоценить тот факт что единая цель объединяла Колумба, Кортеса и Легаспи». Они все искали торговые пути именно в Китай.

Легаспи и Урданьета отплыли с экспедицией на пяти кораблях из мексиканского порта Халиско 21 ноября 1564. В феврале они достигли Филиппин и высадились на острове Себу, посередине архипелага. Легазпи занялся обустройством лагеря, а Урданьета – высчитыванием маршрута обратно в Мексику. Возвращаться тем же путем что приехали было невозможно – попутный ветер стал бы встречным. По своим картам Урданьета проложил пусть на север и только потом обратно на восток.

На Себу экспедиция просидела шесть лет. Случались эпидемии и бунты, иногда приходилось отбиваться от португальцев. Но его несомненным дипломатическим успехом было то, что он сумел уговорить местных вождей, что португальцы это одно, а испанцы – это совсем другое. Периодически испанский наместник в Мексико слал корабли с людьми и снаряжением. Среди прочего снаряжения находились серебряные монеты и слитки, которым суждено было сыграть судьбоносную роль в дальнейших событиях. Пока что никто не представлял себе что серебро понадобится для чего-то еще кроме как платить участникам экспедиции зарплату.

События начали развиваться в мае 1570, когда Легазпи отправил на разведку группу из двух кораблей и более сотни испанцев. Испанские корабли сопровождали туземцы на местных лодках называемых проа. Через два для плавания по направлению на север они достигли острово Миндоро. Береговая линия Миндоро напоминает надкушенное яблоко, несколько узких длинных мысов параллельно друг другу. От местных разведчики узнали что в соседней гавани стоят две китайские джонки.

Каждую весны китайские торговцы приезжали на острова которые потом назовут Филиппинами (в честь того самого испанского короля Филиппа Второго). Они привозили шелк и фарфор и меняли на золото и воск (пчел в Китае вечно не хватало и качественный воск очень ценился). Когда я посещал эти места, местные официальные лица рассказали мне что археологи находили здесь китайские фарфоровые черепки одиннадцатого века. Итак, услышав о китайцах, командир разведывательного отряда отправил им навстречу один корабль с инструкцией «договориться с ними о дружбе и мире». Начали, как всегда, с левой ноги, и лишь умелые действия Хуана де Сальседо, юного внука Мигеля Легазпи, помогли восстановить порядок.

Китайцы вернулись домой и рассказали потрясающую новость – европейские варвары достигли островов, причем приехали не с запада, а с востока. И у варваров было кое-что что в Китае очень ценилось – серебро. Тем временем Легазпи занял остров Лузон и стал ждать.

Весной 1572 года китайцы вернулись – на трех джонках. С собой они привезли отобранные правительственной комиссией образцы товаров чтобы про тестировать чего именно Легазпи хочет и сколько он готов за это платить. Испанцы хотели все и много и по словам испанского хрониста, китайцев это несказанно обрадовало. Особенно ценными были шелк и фарфор, которые в тогдашней Европе не знали как производить. Взамен китайцы забрали все серебро которое испанцы им предложили. На следующий год приплыло больше джонок, на следующий – еще больше. Так зародилась новая реальность – глобальная торговая сеть. Маршруты испанских галеонов связали между собой Азию, Европу, Северную и Южную Америку и Африку (рабы из Африки было неотъемлемой частью испанской колониальной империи, сегодня во многих южноамериканских странах самая многочисленная этническая группа – потомки этих рабов). Никогда раньше такого не было чтобы торговые пути связывали все обитаемые континенты, кроме Австралии. Глобальная экономика зародилась в тот самый момент как испанские корабли приплыли на Филиппины.

Тогда Китай был самой богатой и могущественной империей на земле. Он обгонял другие империи почти по всем параметрам – доход на душу населения, продолжительность жизни, военная сила, площадь обрабатываемых земель, техническое развитие. Так что же сегодня США или Япония вряд ли будут что-то покупать у Туркмении или Албании, Китай привык смотреть на Европу как на слишком бедный и отсталый регион который не может представлять никакого коммерческого интереса. Главной отраслью европейской промышленности тогда было производство текстиля, в основном шерстяного сукна. У китайцев был шелк. Как писал испанскому королю в 1573 году наместник короны в Мексике, «ни отсюда, не из Испании, насколько я знаю, мы не может экспортировать ничего такого чего у них (китайцев) уже нет». Однако такая вещь нашлась – серебро. Китай быстро перешел на единую валюту, которую чеканили из серебра и только тут при дворе забеспокоились. Никому не нравилось целиком зависеть от импорта финансовых запасов страны из за рубежа. Боялись еще и того что экономический обмен принесет за собой обмен культурный и китайское общество изменится до неузнаваемости.

Эти опасения частично оправдались. Хотя один император за другим запрещали людям из Европы и Америки появляться на территории Китая, предотвратить проникновение других биологических видов в свою империю им не удалось. Появление таких американских культур как батат и кукуруза стало, по словам китайских историков, «самым революционным событием». До появления батата и кукурузы главной сельхозкультурой был рис, а растить его можно было только в долинах рек, таких как Янцзы и Хуанхэ. Батат и кукурузу можно было выращивать на плато и плоскогорьях. Люди стали активно заселять до того необжитые места, вырубать леса. За этим последовала эрозия почв и ежегодные разрушительные наводнения в долинах.

Испания тоже испугалась собственного открытия. Сто лет продолжался квест под названием «найти морской путь в Китай» и вот наконец этот путь был найден. А теперь из Мадрида сыпались эдикты и директивы ограничивающие число кораблей, ежегодно отправляющихся на Филиппины, количество разрешенного экспорта, а так же указы установить квоты на импорт из Китая и сформировать картель чтобы поддерживать цены на должном уровне.

Памятник Легазпи и Урданьете не был задуман как памятник роли которую они сыграли в глобализации. В 1892 манильская община басков решила установить памятник своим соотечественникам (Легазпи и Урданьета были басками и команду набирали в основном из соплеменников). К тому времени как каталанский скульптор Августи Кьероль и Субирац отлил статую в бронзе, США уже забрали Филиппины у Испании. Новым хозяевам острова памятники старым хозяевам были совершенно неинтересны. Статуя пролежала на таможенном складе до 1930 и только тогда была поставлена на постамент.

Гуляя вокруг этого памятника, я подумал что наверное он должен быть больше, если задуматься о том, что глобальная экономика остается главным двигателем прогресса и в 21-ом веке. И конечно, чтобы соответствовать исторической правде на постаменте рядом с Легазпи и Урданьетой должны стоять китайские купцы с которыми они вели дела. Такой памятник никогда не будет построен. Ведь так же как в шестнадцатом веке, сейчас на глобальную торговую сеть смотрят косо даже те, кто является ее прямым бенефециаром.