“Пожалуй, не было другой такой развивающейся страны в мире, с которой у нас был бы такой роман, как с Бирмой, — даже Гана, даже Кения тут не шли в сравнение. Не было в Израиле ничего, что бы не вызывало у бирманцев восхищения и желания сравняться и превзойти. Это была единственная в Азии социалистическая страна — и потому она, естественно, интересовалась нашим вариантом социализма; Гистадрутом, киббуцным движением, созданием народной армии, которая стала важным органом просвещения, где тысячи обездоленных иммигрантских детей (а зачастую — и их матери) учились читать и писать. Бирманцев восхищали наши методы комбинирования военной службы с «подниманием целины» — первичной обработкой земли, и они переняли у нас почти без изменений идею, что люди могут заниматься земледелием и в то же время проходить оборонную подготовку. Для Бирмы ее китайская граница была вечным источником беспокойства, а содержать большую регулярную армию она была не в состоянии — и потому израильский «НАХАЛ» (слово из заглавных ивритских букв, означающих «борющаяся пионерская молодежь») был для нее образцом. Молодым идеалистам это давало возможность получить одновременно сельскохозяйственную и военную подготовку в уже существующих киббуцах, после чего они могли организовать собственные коллективные поселения. Я посоветовала бирманцам создавать пограничные поселения наподобие наших и предложила прислать в Израиль большую группу демобилизованных солдат с семьями, чтобы они с годик поработали в наших киббуцах и мошавах (мошав — кооперативная деревня) и приучились к коммунальному или кооперативному образу жизни; мы же пошлем в Бирму израильтян, чтобы помогали планировать мошавы в бирманском стиле. Так и было сделано. Мошавы, по-видимому, подошли к бирманскому характеру лучше.
Было и много других бирмано-израильских предприятий, в том числе создание в Бирме фармацевтической промышленности, обучение бирманских врачей и медицинских сестер, создание обширных ирригационных схем — но меня лично больше всего волновали мошавы на севере Бирмы, в районе Намсанга. Я с огромным интересом следила за их развитием, и все-таки глазам своим не поверила, когда на бирманском северном аэродроме увидела женщин и детей, побывавших в Израиле, которые встретили меня израильскими флагами и ивритскими песнями. Не забуду, как я подошла к маленькому дому в Намсанге и спросила на иврите молодого человека, стоявшего у входа: «Шалом, ма нишма?» (шалом, как дела?) и услышала в ответ «Беседер, авал эйп маспик маим!» (все в порядке, только воды не хватает). Могло показаться, что я в Ревивиме.
Я путешествовала по Бирме с Не Вином, тогда бирманским начальником штаба. Через несколько недель он устроил в Бирме переворот и начал эру новой политики — просоветской, антиамериканской, подчеркнуто не вовлеченной в чуждые Бирме интересы. Отношения между Бирмой и Израилем не прекращались, но роман закончился.
Мне бирманцы очень нравились, и я чувствовала себя с ними свободно, хотя бирманские деликатесы не соответствуют моему представлению о вкусной пище. В 1963 году я на все была готова ради Бирмы — только не есть рыбную пасту, которой они питаются, или жареного леопарда, которым нас угощали в Намсанге, или пить бульон из птичьих гнезд, который мы сами подавали на обеде в Рангуне, устроенном в честь У Ну. Менахем объяснил мне все тонкости дальневосточной кухни, но мне показалось, что бирмано-израильские отношения не пострадают, если я, чтобы не умереть на месте, оставлю тысячелетнее яйцо на тарелке несъеденным. Конечно, для бирманцев понять нас было непросто. Когда Бен-Гурион вез У Ну через молоденький, только что посаженный лесок между Тель-Авивом и Иерусалимом, который так трудно было посадить на этой каменистой земле и которым мы поэтому так гордились, — У Ну, приехавший в Иерусалим впервые, очень встревожился. «Берегитесь — сказал он Бен-Гуриону. — Эти деревья разрастутся, поверьте мне! Следите за ними!» Задача бирманцев — задержать наступающие джунгли, и они представить себе не могли, что мы дорожим каждым деревом как жемчужиной.”
Голда Меир “Моя жизнь”
Журналист Джо Фриман в 2014 году взял интервью у дочери У Ну, Тан Тан. Вот его статья.
С самого начало у Израиля и Бирмы оказалось на удивление много общего. Обе страны получили в 1948 независимость от англичан и обе новорожденные страны оказались на пороховой бочке. Не успев родиться, Израиль был вынужден воевать на три фронта, а руководство Бирмы получило страну с полыхавшими повсюду восстаниями и хронической напряженностью на границе с Китаем.
В своем классическом труде по истории Бирмы «Река потерянных шагов» Тхан Минт У пишет что У Ну относился к Израилю «необычайно тепло». Доходило до курьезов. В октябре 1955 в Москве У Ну заявил советскими руководителям что они должны отпустить советских евреев в Израиль. «Они просто дар речи потеряли» — пишет У Ну в своих мемуарах, явно наслаждаясь тем, что ему удалось так похулиганить. Когда министр иностранных дел СССР В.М. Молотов наконец обрел дар речи и заметил бирманскому лидеру что для выяснения этих вопросов в Москве есть посольство Израиля, тот ответил что тогдашний премьер Израиля Моше Шаретт его старый друг, а друзьям надо помогать.
В том же году У Ну стал первым руководителем иностранного государства, которые посетил Израиль. В традиционной бирманской одежде он ехал в открытом автомобиле рядом с Бен Гурионом и махал рукой любопытным тель-авивцам. Простота и теплота этого человека иногда позволяли забыть что он был одной из самых крупных фигур в политике третьего мира и уважаемым человеком в клубе тех, кто привел свои народы к независимости – только за еврейским народом большинство этих людей права на независимость и государственность не признавало. Фигуры его масштаба в других странах – Джавахарлал Неру (Индия), Сукарно (Индонезия), Кваме Нкрума (Гана), Чоу Энлай (Китай) и уж конечно Гамаль Абдель Насер, мягко говоря, не составляли клуб сторонников сионизма.
Но по словам его дочери Тан Тан, У Ну чувствовал мировоззренческое родство с Израилем, которого не испытывал к другим постколониальным государствам. «Мне кажется отец считал что Израиль и Бирма похоже миролюбием и нежеланием воевать – но обе страны оказались в ситуации когда война была навязана» — говорит Тан Тан, которая сама в Израиле никогда не была.
Бирма проголосовал за то, чтобы принять Израиль в ООН в конце 1949. Дальше пошли визиты. В январе 1953 Моше Шаретт посетил бирманскую столицу, когда приезжал на Азиатский Социалистический Конгресс. В июле того же года Давид Хакоэн был назначен посланником в Бирму – вообще первый дипломатический представитель еврейского государства в азиатскую страну. В 1956 снова приехал Шаретт и газета «Рангун Гардиан» вышла с шапкой «Мальчик из России вырос и возглавил Израиль». Спустя два года Бирму посетили все зубры израильской политики – Моше Даян, Шимон Перес и Ицхак Бен Цви. В 1961 приехал Сам – Давид Бен Гурион, а на следующий год – Голда Меир.
В своей книге «Борьба Израиля за признание в Азии – дипломатия государства-гарнизона» историк Джейкоб Абади пишет, что такие особо теплые отношения между Бирмой и Израилем стали результатом глубокого убеждения У Ну, что Израиль – совершенная модель то эгалитарного социального и экономического порядка, которые он хотел создать в своей стране. Конечно, это не была дружба в одни ворота. Израиль поставлял Бирме вооружение со своих не то чтобы очень забитых военных складов (в частности английские самолеты Спитфайр), посылал советников тренировать бирманскую армию и обучать бирманских агрономов. У Ну предложил Израилю безусловную поддержку на международной арене – а друзей во враждебном мире у Израиля было немного и каждый на вес золота.
***
Тан Тан У была маленькой девочкой во время визита Бен Гуриона в 1961 году. Я спросил помнит ли она что-нибудь о личной встрече. «Я только помню что он одел наш национальный костюм» — смеется Тан Тан. У Ну и Бен Гурион быстро нашли общий язык, не в последнюю очередь потому что любознательный Бен Гурион не на шутку увлекся буддизмом. Тан Тан Ну рассказывает что они даже медитировали на пару с ее отцом. У Ну в молодости не отличался благочестием и даже много пил, но в зрелом возрасте стал строго соблюдать все, что в буддизме можно соблюдать. Визит Бен Гуриона в Бирме стал одним из самых продолжительных его визитов на посту премьер-министра.
После того как я вернулся из Бирме, специалист по евреям азиатских стран дал мне контакты 83-летнего доктора Моше Йегара, который был начал свою дипломатическую карьеру в посольстве Израиле в Бирме как раз во время визита Бен Гуриона. Впоследствии Моше Йегар служил послом Израиля в Швеции и Чехии и ушел в отставку в 1995. Доктор Йегар писал мне пространные электронные письма и в одном из таких писем рассказал об интеллектуальных увлечениях Бен Гуриона. Он читал Танах и библейскую критику начиная с Баруха Спинозы. Он изучал древнегреческий чтобы в оригинале прочесть Платона. Бирманский премьер тоже не был чужд неполитических увлечений – он писал пьесы. Как умный человек, он умел над собой посмеяться и так описывал свои драматургические опусы: «Они были похожи на дебаты политических противников и утомляли слушателей». Но продолжал писать. У Ну вообще не был человеком, который легко сдавался. Хотя У Ну и Бен Гурион встречались только дважды, они много лет переписывались. «Было видно что они очень друг другу импонировали и получали взаимное удовольствие от общения» — написал Моше Йегар.
В самолете на пути домой в 1961 Бен Гурион написал письмо У Ну с благодарностью за гостеприимство на официальном уровне и за «личную дружбу которая связывает вас и меня узами добрых чувств». Дальше в письме говорится «Я надеюсь что вы продолжите вести ваш народ по пути экономического, социального и культурного прогресса. Такова ваша историческая миссия. Ваш друг и брат, Давид Бен Гурион»
Согласно книге Джейкоба Абади, в Иерусалиме Бен Гурион заявил на заседании правительства что Бирма и в частности У Ну относятся к Израилю «с большей лояльностью и сочувствием чем любая другая страна». Но в 1962 произошел военный переворот и к власти пришел генерал Не Вин, который развернул внешнюю политику Бирмы на 180 градусов. Его больше интересовало военное сотрудничество с арабскими странами чем с Израилем. Большинство совместных израильско-бирманских проектов сократили или прекратили вовсе, а в 1964 израильским экспертам было велено покинуть Бирму. Однако дипломатические отношения не прервались и военное сотрудничество продолжалось, как говорят израильтяне, «бе-шушу» — то есть по тихому, без фанфар. Нынешний посол Израиль в Бирме на мои многочисленные просьбы прокомментировать эту статью никак не отреагировал. (В комментариях ссылка на статью из журнала Jane’s Intelligence Review про военное сотрудничество Бирмы и Израиля, по-английски)
Тан Тан помнит, как в 1962 Не Вин пришел к власти и кончилось ее детство. Ей было десять лет. Отца посадили в тюрьму, но спустя несколько лет все-таки отпустили. В 1969 вся семья покинула Бирму. Из изгнания У Ну написал Бен Гуриону такое письмо: «Я должен снова воспользоваться вашей мудростью. Я понимаю, что вашей стране она нужнее, но надеюсь вы уделите нам мысль или две. В любом случае, буду рад снова видеть вас и спровоцировать интеллектуальный пинг-понг. С наилучшими пожеланиями вам и вашим близким, ваш старый друг Маунг Ну» (слово «Маунг» перед именем означает обращение младшего к старшему).
У Ну снова набрал политический вес и вернулся в Бирму в 1980-ом, но здоровье и силы были уже не те и пришлось уступить более молодым и зубастым. Тан Тан У долгие годы жила в Индии, работала на радио и вернулась на родину лишь в 2003. В 2009 она стала одним из основателей новой политической партии. Пока Тан Тан Ну жива, она будет оставаться единственным живым связующим звеном между нашим временем и временем израильско-бирманского «медового месяца». До сих пор приезжающие в Бирму израильтяне ищут возможности с ней пообщаться.
За исключением фотографией от дружбы У Ну с Израилем у его дочери практически ничего не осталось. Но тут она рассказала мне про часы. «Пару лет назад я получила от одного израильтянина очень старые часы. Перед смертью он передал часы своему сыну и сказал – храни их, мне их подарил У Ну.» Оказывается, когда У Ну в 1955 посетил Израиль, он каждому с кем познакомился, дарил часы. Одним из таких людей стал полицейский Аарон Лифшиц, а его сын Эйтан вернул часы Тан Тан Ну.
У меня аж глаза разгорелись.
«Они здесь?» — спросил я.
«На даче» — ответила Тан Тан Ну.
«И работают?»
«Если я их потрясу, стрелки двигаются» — немного грустно улыбнулась она – «Это же было очень давно».