Школу посещает 150 девочек в возрасте от шести до четырнадцати лет. Сотня из них получает ежедневный обед состоящий из супа с хлебом и овощного блюда и мясо два раза в неделю. Одна учительница преподает чтение и письмо на иврите, другая чтение и письмо на французском, третья математику. Летом имеются дополнительные уроки по географии и естественной истории и три учительницы учат девочек на портних и белошвеек.

Первую директрису школы звали Фортюнне Бехар. Про нее я ничего не нашла. Когда она в 1899 ушла в отставку, пост директрисы заняла Анни Ландау и оставался на нем до своей смерти в 1945.

Анни Ландау родилась в ортодоксальной еврейской семье в лондонском Ист-Энде в 1873. Ее отец был дважды женат и у него было восемнадцать детей. Все они получили образование. Анни стала учительницей и к тому времени как ей предложили работу в «Эвелине», уже успела попреподавать в двух школах. В 1898 Анни села на корабль и отправилась в Палестину.

По прибытии она испытала настоящий шок – от бедности, безнадежности, отсталости. Нелегко было удивить уроженку Ист-Энда бедностью, скученностью и эпидемиями, но Иерусалиму это удалось. Ученицы «Эвелины» регулярно умирали от болезней и недоедания. Вот что написала Анни в самую крупную английскую еврейскую газету «Джуиш Кроникл»:

Недрогнувшей рукой я срезала с волос девочек голубые бусины, серебряные монетки, мешочки с камфарой и кусочки сушеного чеснока, которые вплетали туда их матери, чтобы защитить своих детей от дурного глаза. Тяжело было убедить родителей, что школьная медсестра и регулярные проверки зрения и зубов эффективнее любых амулетов.

Многие евреи в Палестине тогда жили на халуку – пожертвования от единоверцев из за рубежа. Воспитанной в викторианских традициях Анни это не нравилось, она считала что люди должны содержать себя сами. В школе преподавали на английском и делали упор на профессиональную подготовку. Реакция не замедлила последовать – ортодоксальные раввины наложили на школу херем (отлучение), а сионисты потребовали чтобы Анни заменила язык преподавания с английского на иврит. Анни пропустила и то и другое мимо ушей и продолжала делать свое дело.

Вспоминает выпускница «Эвелины» Одая Хохберг-Баркай: «Школа была уникальная. По содержанию она была еврейская, а по форме походила на миссионерскую. У нас было то, чего не было в других еврейских школах: школьная форма, расписание занятий, английский язык, дисциплина». Одаю нерелигиозные родители отдали в «Эвелину» чтобы она там выучила английский. Родители были настолько нерелигиозны, что отец с друзьям в Йом Кипур резались в карты. В то время когда в Палестине еще не было ни одного музея, девочки смотрели слайды с шедеврами мировой культуры. И еще Анни Ландау принесли на Ближний Восток такую неведомую здесь прежде добродетель как пунктуальность и «приходить вовремя».

Вспоминает другая бывшая ученица, Рахель Бадад-Пирани. Тридцатые годы были неспокойным временем, полным погромов и беспорядков. Как-то раз в двор, где играло несколько сотен девочек, из за забора влетела бомба. Дворник-араб крикнул девочкам «Бегите!» и закрыл бомбу своим телом. Она не взорвалась.

Анни Ландау умерла в 1945. Она не вышла замуж, но не похоже чтобы сильно парилась на эту тему. Жизнь у нее была полна и насыщена и она точно знала чего хочет. Каждый год она появлялась на страницах «Джуиш Кроникл» с рассказом об успехах школы и в новой шляпке – любила это дело. На вечеринки и костюмированные балы в ее салон стекались все сливки иерусалимского общества всех конфессий и национальностей. Приглашения на эти мероприятия печатались по-английски. Получив такое приглашение, сионисткий лидер Менахем Усышкин, решил поддеть Анни и написал ей что не понимает по-английски и хочет приглашение на иврите. «Ваше приглашение аннулировано» — ответила Анни Ландау на голубом глазу.