Кто такие израильские харедим и откуда они взялись? Простой ответ на поверхности – они всегда тут были. Во всяком случае именно так харедим видят самих себя. Самое распространенное самоопределение у них «йидн», что на идиш значит «евреи». Это самоопределение очень хорошо демонстрирует ту картину мира которую харедим носят в своих головах. Они не одна из разных вариаций евреев. Напротив, они евреи золотого стандарта, евреи-такие-какими-должны-быть-евери, если не единственные, то во всяком случае лучшие из того что есть. Они единственные наследники евреев прошлого, единственные законные обладатели Грааля (не будь рядом помянут) еврейской истории. Все остальные – реформисты, сионисты, маскилим, агностики – это конечно евреи, но новодел и брак сошедший с конвейера.

Никто не будет спорить с тем что евреи всегда жили на Святой земле и это были глубоко религиозные люди. Так же как сегодняшние харедим, они изолировались от окружающих и посвящали себя учебе и молитве. Так же как сегодняшние харедим (во всяком случае века с шестнадцатого) это были выходцы из Европы или дети покинувших Европу при печальных обстоятельствах. В 1492 Испания предложила евреям выбор – креститься или с вещами на выход. Через пять лет перед тем же выбором евреев поставила Португалия. Из немецких, богемских и польских городов местные власти евреев регулярно изгоняли. И вот тут случилось событие которое подтолкнуло иммиграцию в Палестину, в том числе еврейскую. В 1516 в битве при Мардж Дабике (возле Алеппо) войска султана Селима Грозного победили мамелюков. Так территория Палестины, в числе много чего другого завоеванного, досталась Блистательной Порте. Турция владела Палестиной четыре века, до 1917. В начале своего правления турки принесли в Палестину, вы не поверите, процветание и прогресс. Ремесла, сельская хозяйство, торговля стали расти как на дрожжах. Местная власть поощряли иммиграцию, зазывала людей жить, строить, торговать. Среди иммигрантов было немало евреев. К середине шестнадцатого века в Палестине жило порядко десяти тысяч евреев и новые иммигранты продолжали каждый месяц прибывать из Европы. Они поселились в основном в Иерусалиме и Цфате. Именно этих евреев современные харедим считают первыми ласточками возвращения в Святую Землю, а не светских сионистов.

История появления в Палестине светских сионистов началась примерно за век до их реального появления и началась она не в Палестине, а в Европе. Именно там возникла еврейская форма идеологии просвещения, так называемая аскала. Началось с того что нееврейские философы и прочие определители повестки начали вслух задавать вопрос – а так ли уж евреи отличаются от христиан? По мере того как уменьшалось значение религии в иерархии ценностей и ее место постепенно занимал антропоцентричный гуманизм, на первый план выходило то что объединяло христиан и евреев, а не то что их разделяло. Евреи которые начали задавать эти вопросы и разделять эти идеи называли себя маскилим и ни один не оказал на эту идеологию столько влияния сколько Мозес Мендельсон (дедушка композитора Феликса Мендельсона). Мозес был родом из Дессау, где его отец работал софером, переписчиком святых книг. С детства Мозес отличался блестящими интеллектуальными способностями и феерически вздорным характером. Подростком он подался в Берлин, где перебивался случайными заработками и брал уроки математики, латыни и современных европейских языков когда мог за них заплатить. Остальное добирал самостоятельно. Его взял под свое крылышко немецкий писатель и идеолог просвещения Готхольд Лессинг и вскоре начал выпускать статьи и книги Мозеса со своими восторженными предисловиями. Мендельсон утверждал, что законы иудаизма ближе к естественности чем законы любой другой религии, что Тора и разум не в конфликте и что иудаизм не требует от евреев не быть людьми.

Такие взгляды были нетипичными, но изначально не производили впечатления откровенного отступничества. В 1761 Мозес посетил Гамбург и там имел долгую беседу со знаменитым раввином Йонатаном Эйбшицем. Тот проверил как Мозес знает святые книги и был просто поражен. Он написал письмо в котором до небес превозносил именно талмудическую ученость Мозеса Мендельсона и утверждал что единственное препятствие последнего к получению раввинской смихи – это отсутствие жены. От других своих современников-раввинов Мендельсон получал такие же положительные отзывы. Но потом что-то пошло не так. Подозрения в том что Мендельсон сходит с правильного пути начали витать в воздухе и оформились в формальное осуждение в 1778, когда он опубликовал собственный перевод Торы на немецкий, не получив ни у кого благословения и не спросив разрешения. Про этот перевод говорили что он предназначен учить еврейских детей читать на немецком, а не изучать Тору.

Но Мендельсон по сравнению со своими учениками, последователями, и прямыми потомками был «еще цветочки». В 1782 император Иосиф Второй (сын Марии Терезии) издал свой знаменитый «эдикт о толерантности». (На самом деле эдиктов о толерантности было два. Эдикт 1781 уравнял в гражданских правах протестантов и православных с католиками в католической империи Габсбургов. Эдикт 1782 касался конкретно евреев и там было много разного интересного. Евреям было разрешено заниматься всеми видами коммерции, однако к ним выдвигалось куча разных требований, а именно: ввести своих школах преподавание на немецком языке или отдавать своих детей в государственные школы; взять фамилии; отбывать воинскую повинность и раввинам иметь докторскую степень. Кроме того ликвидировалась автономия еврейских общин в налоговых, судебных и благотоворительных делах). На этой волне гебраист Хартвиг Вессели опубликовал манифест который назвал «Слова мира и правды». Там предлагалось реформировать еврейское образование и посвящать больше времени светским предметам и меньше Талмуду. Раввины пригрозили Вессели отлучением. В ответ он основал «Общество друзей языка иврит» и стал выпускать журнал «Собиратель». Не похоже чтобы угроза отлучения его сильно испугала. Так прошел раскол между маскилим и традиционалистами.

Следующие четыре десятилетия эта трещина расширялась и углублялась. Маскилим взялись реформировать еврейскую жизнь ломая ее через колено. В австрийские и немецкие соответствующие органы они направляли петиции с просьбами запретить евреям быть корчмарями, арендаторами, ростовщиками – в надежде что это подвигнет соплеменников заняться производительным трудом. Один деятель призывал перестать разговаривать на идише и на иврите и вести всю деловую документацию на немецком – чтобы христиане могли убедиться что евреи честно ведут дела. Но основная масса реформ концентрировалась в религиозной сфере. Изменили язык и порядок литургии, ввели мужской хор и орган, бар мицву сделали подобием христианской конфирмации. Кое-где даже удаляли из текстов молитв все упоминания о Сионе и Иерусалиме.

Понятно что реакция не заставила себя ждать. Своим ретивым реформаторством маскилим умудрились разозлить не только раввинскую верхушку, но и многих рядовых евреев. Через пару поколений все заметили что из реформистких школ выходят не только образованные евреи, но и евреи становящиеся протестантами, реже католиками. Может маскилим с самого начала именно этого и хотели, думали многие. Впервые в истории евреи объявили войну иудаизму изнутри. Понятно что контр-реформация была неизбежна. Все что было нужно – это лидер вокруг которого могло сформироваться это движение. Такой человек нашелся. Звали его Моше Софер, но в истории он остался как Хатам Софер.

С 1806 по 1839 он был главным раввином Прессбурга (теперь это Братислава). Там он основал йешиву которая надолго стала флагманом изучения Торы, во всяком случае в центральной Европе. Хатам Софер сформировал идеологию в оппозиции к маскилим и воздвиг плотину на пути их реформ. Называлась эта плотина и эта идеология «коль хадаш асур мин ха Тора» — все новое Торой запрещено. Хатам Софер завершил дебаты продолжавшиеся два с половиной века – со времен написания свода законов Шулхан Арух (вышел в Венеции в 1565, автор Йосеф Каро) далеко не все евреи признавали Шулхан Арух как свод обязательной для всех аллахи, но Хатам Софер жестко постановил – да, алаха, да, обязательно для соблюдения. Отныне запрещалось делать что-либо иначе чем делали предки. Алахой становились даже народные обычаи, если были приняты большинством.

Понятно что это было реакцией на аскалу. Маскилим доказали что любые изменения – это ящик Пандоры, который единожды открыв, не получится больше закрыть. Если любая часть традиции может быть модернизирована или рационально объяснена, значит все остальные традиции можно критиковать и подвергать сомнению. Этот наклон не только скользкий, он еще и крутой. Хатам Софер решил что если иудаизм может быть сохранен, то только без каких-либо изменений. Если для этого надо изолировать евреев Торы не только от христиан, но и от евреев-отступников – значит так тому и быть.

Таким образом Моше Софер стал первым современным хареди, так же как Мозес Мендельсон стал первым просвещенцем, первым маскилем. Более того, Моше появился как реакция на Мозеса. Первое невозможно без второго. На первый взгляд поменялись маскилим, а харедим продолжали жить так как жили их предки, так же учиться, так же молиться, так же одеваться, разговаривать на тех же языках. Однако изменилось кое-что очень важное, пусть и не заметное на первый взгляд. Изменилась идеология. У харедим появился жупел, про который можно было думать «мы не они, мы чистые, мы остались верными Торе, а они – это для нас опасность». О детях Мендельсона его идеологические противники писали с плохо скрываемым злорадством. (Из шести детей Мендельсона верность иудаизму сохранили только двое – дочь Реха и сын Иосиф. Брайндль со скандалом ушла от мужа и крестилась под именем Доротея чтобы выйти замуж за любовника, романтического философа Фридриха Шлегеля. Так же в христианство перешли Генриетта, Авраам и Натан. За 150 лет ничего не изменилось. Они по прежнему злорадствуют, на этот раз по поводу детей ненавистного Теодора Герцля).

Антагонизм между маскилим и традиционалистами стал одним из лейтмотивов еврейской жизни в Европе девятнадцатого века. Он разделял общины, а иногда их семьи. С каждым поколения разница между ними становилась все больше. У них стало мало общего. Не было общего языка, литературы, одежды, профессий, манер – только остатки религии и общие предки. Можно сказать что образовались две разные культуры.

На картинках — Мозес Мендельсон и Хатам Софер

* * *

Можно сказать что автор подвел историческую базу под то что что я считала своим личным наблюдением. Неприязнь к светским, отторжение от них, страх перед контактом с ними — это не черты характера отдельных людей и даже не каприз конкретного рава. Это часть современной идентичности “хареди”, часть обязательная и необходимая, можно сказать одна из несущих скреп. У меня есть харедимные друзья и знакомые, которые это не практикуют. Думаю, что они есть не у меня одной. Но важно понимать, что эти люди в какой-то степени сачкуют, то есть не выполняют требование идеологии своего сектора. Или потому что не могут соединить это требование с заповедью любить каждого еврея или потому что просто имеют светлую душу и просто не умеют ненавидеть тех кто им не сделал ничего плохого. Как говорит Офира в “Городе на холме” — “Мы давно разделились на два народа, еще до Катастрофы”.