Если политический взлет ]Яира[Леви это сюжет для сиутационной комедии, то карьера его благодетеля Арье Дери – это настоящая опера, исполненная величия и пафоса. Все девяностые проходили на фоне уголовного расследования деятельности Арье Дери. Десятилетие мадридской конференции, первой войны в Заливе, соглашений Осло, убийства Рабина, большой алии из бывшего СССР, взлета и падения сначала Биньямина Нетанияху, а потом Эхуда Барака началось с расследования деятельности Дери и закончилось тем что в августе 2000 за ним закрылись тюремные ворота. Что-то в истории Дери продолжает цеплять израильтян разного происхождения и политических убеждений. Это история о том как сефардская трава пробила ашкеназский асфальт, о том как опасно бросать вызов тем кто привык считать себя элитой и о том кто кому, образно говоря, плюнул в хариру. Это очень сложная многоплановая история которая отражает подземные толчки испытываемые израильским обществом на протяжении последних тридцати лет (книга вышла в 2003). Эту историю много раз пересказывали в статьях, книгах и документальных фильмах (но насколько я знаю, не по русски и я решила восполнить этот пробел for my own edification and yours).

Арье Дери родился в 1959 в марокканском городе Мекнес. Его отец Элияху был искусным портным и неплохим бизнесменом. У Элияху была мастерская с пятью подмастерьями и он обшивал все городские сливки. Еще до того как маленький Арье пошел в школу, семья переехала в фешенебельную квартиру в новом доме. Мекнес иногда называют «Версалем северной Африки». Это конечно преувеличение, но город действительно очень милый, сочетающий колониальную французскую и традиционную мусульманскую архитектуру, с цитаделью одиннадцатого века и султанским дворцом семнадцатого. Еврейских кварталов там было аж целых два – в старом городе и новый, построенный в 1920-ых годах при французах. В шестидесятые года мекнесская еврейская община насчитывала около сорока тысяч человек, среди них немало успешных бизнесменов вроде Элияху Дери. В городе были десятки синагог, а в школах французская учебная программа сочеталась с изучением Торы. Арье Дери был очень умный мальчик. В третьем классе он экстерном сдал экзамены сразу за восьмой и осенью 1967 должен был начать учиться в девятом – и всё это в десять лет.

В этот момент Элияху Дери решил что погостили и хватит – пора собираться домой, в Эрец Исраэль. Шестидневная война прокатилась по общине настоящем землетрясением. Официальное государственное радио на голубом глазу сообщало что армии Египта, Сирии, Иордании, Ирака и Ливана захватили Израиль. Евреи знали что это не так, потому что слушали зарубежные радиоголоса, например Радио Монако, благо близко и на французском. До погромов не дошло, но мусульмане просто перестали обращаться к Элияху Дери с заказами. Он продал ателье и квартиру и перевел деньги во Францию. К концу 1967 Элияху и Эстер Дери с детьми находились в перевалочном пункте в Марселе. Вскоре они сели на корабль в Хайфу, где их должен был встречать Йосеф, брат Элияху.

Алия далась семейству Дери очень тяжело. Йосеф Дери занимал вроде бы блатную должность директора профсоюза почтовиков, но не сумел уговорить представителя Сохнута направить семью Дери в Холон, где жил он сам и еще один брат. Они оказались в Ришон Ле Ционе, в районе где кучковались наркоманы со всего города и запросто лазили по квартирам. Приходилось ставить на дверь замки с цепями – в то время как большинство израильских домов вообще не запиралось. Старшее поколение семьи Дери находилось в шоке перемешанном с отчаянием. У младшего дела шли не лучше. Арье и его брата просто засунули в классы по возрасту без всяких экзаменов и проверок.

Я посетил Менкес в 1983, через шестнадцать лет после того как семейство Дери оттуда уехало. Многое изменилось в еврейской общине. Из сорока тысяч осталась одна. Большинство евреев уехало – кто во Францию, кто в Израиль. Меня поразил высокий уровень культуры мекнесских евреев. Те дети и подростки с кем я разговаривал (сам я был еще не так уж стар, только что закончил колледж) одинаково свободно разговаривали на трех языках – арабском, иврите и французском, а многие бойко говорили по английски. Их светское и религиозное образование было на порядок выше того к чему я привык в Америке. В гостях меня кормили на убой традиционной марокканской и высокой французской едой. Многие евреи Мекнеса были не в восторге от того как относятся к их родственникам в Израиле. Одна женщина с горечью рассказала как они уехали в Израиль в середине пятидесятых – и вернулись меньше чем через год. («Они сыпали на нас в порту порошком ДДТ – наверное решили что Хайфа чище Марселя»). Она рассказала как сохнутовские чиновники засунули их семью в необжитую дыру посреди пустыни Мицпе Рамон, как ее мать умерла в этом захолустье не дождавшись врача, как на работе коллеги-ашкеназы запирали свои сумки на ключ «а то вдруг эта марокканка стибрит». «Ужасное место, ужасное» — с горечью говорила эта пожилая женщина о святой земле. Тридцать лет прошло, но шок от того как приняло ее семью еврейское государство не притупился с годами.

Семье Дери тоже пришлось нелегко. Глава семейства некоторое время сидел без работы. Потом устроился по специальности, но был в ужасе от того насколько израильтяне лишены вкуса и не умеют ценить хорошую одежду. Работа перестала его радовать. Арье и его брат Иегуда уже привыкли к тому что их все хвалят за блестящие способности и прочат им всякие золотые медали – а в Израиле этого никто не желал замечать, мальчики в одночасье превратились в «как все». Подросток Арье сменил несколько йешив-интернатов, пока не попал в йешиву Порат Йосеф в Иерусалиме, флагман сефардского изучения Торы. Именно там, к добру или к худу, Арье Дери стал тем Арье Дери которого мы знаем сегодня.

Отношения между сефардскими и ашкеназскими евреями в возрожденном еврейском государстве были с самого начала далеки от идиллии. (Тут автор делает примечание что имеются в виду евреи из стран Ближнего Востока и северной Африки, а сефардами они называются потому что являются потомками евреев изгнанных из Испании (Сфарад) в 1492 году). Небольшие общины сефардов жили в Иерусалиме, Цфате, Яффо, задолго до возникновения политического сионизма. Потомки этих евреев до сих пор в восторге от собственной элитной родословной наподобие индийских браминов. Но колонизация Палестины всю первую половину двадцатого века была проектом сугубо европейским и ашкеназским. Все теоретики сионизма – от Теодора Герцля до Макса Нордау и Ахад Га-ама хотели видеть еврейское государство либеральной демократией. Несмотря на некоторые культурные и идеологические заигрывания с палестинскими арабами в стиле «вот так наверное жили наши праотцы» сионизм оставался движением если не колониальным (как потом будет бухтеть Эдуард Саид), то во всяком случае европейским и взгляд на «туземцев» там был европейский. В какой-то степени этот взгляд применялся сионистскими идеологами и сионистским аппаратом и к евреям из арабских стран. Надо сказать что евреи арабских стран подтянулись к сионистскому проекту поздно потому что в то время как Европу сотрясали политические катаклизмы (первая мировая война, революции, появление на карте новых государств), жизнь евреев северной Африки и Ближнего Востока оставалась сравнительно стабильной до начала второй мировой. По мере того как возникновение еврейского государства в Палестине все больше и больше превращалось из проекта в реальность, условия жизни сефардов в их странах стали стремительно ухудшаться. Все страны где жили крупные общины сефардов официально объявили войну Израилю как только он появился на карте. В разных странах разные факторы подталкивали евреев к алие, но так или иначе – от еврейских диаспор арабских стран осталось всего ничего. В 1982 я получил грант на изучение еврейских общин северной Африки. Целый год я катался по странам этого региона с рюкзаком, печатной машинкой и фотоаппаратом. Везде я находил жалкие остатки когда-то процветающих общин (двумя исключениями из этого правила стали Джерба и Касабланка). Каир, Александрия, Алжир, Тунис, Фез – в величественных зданиях синагог не звучали детские голоса, не игрались свадьбы, остались лишь немногие старики которые прекрасно осознавали что они тут последние.

(Дальше про трудности абсорбции сефардов в первые пять лет существования Израиля)

Идея что у олим из Йемена преднамеренно отнимали детей чтобы отдать в правильные ашкеназские семьи никогда бы не прижилась у сефардов так прочно, если бы эти семена не легли на плодородную почву – люди же были не слепые и не глухие и видели как к ним относятся. Давид Бен Гурион, чье влияние на общество в первые десять лет существования Израиля было огромным называл олим «пылью человечества» и считал что из них просто необходимо переварить в сионистском «плавильном котле». (По моему он думал обо всех олим, не только о сефардах). Образ идеального израильтянина был целиком европейским, списанным с немецких романтических довоенных плакатов – мускулистый блондин, который умеет пахать землю и играть на аккордеоне. Сефардских детей учили что единственная культура достойная восхищения и подражания – европейская. В учебниках, книгах, кинофильмах сефарды изображались чем-то вроде дяди Тома и Мамушки из «Унесенных ветром» — они лояльны общесионисткой идее, но довольны своим местом и не петюкают. В школах, молодежных движениях и летних лагерях сефардским детям и подросткам прямо говорили – не слушайте ваших родителей, что они понимают, отсталые.

В ультраортдоксальном мире дела обстояли не лучше. Собственно ульраортодоксия это ашкеназский феномен. (В первой главе этой книги подробно рассказывается что харедим в своем нынешним виде возникли именно как реакция на европейское движения Просвещения и на то что евреи стали в эту сторону поглядывать). У сефардов никогда не наблюдалось желание все что можно устрожить и отгородиться от грешного мира. В Мекнесе Элияху Дери ходил с сыновьями по субботам на футбольные матчи – и никто не сомневался в его благочестии. В Израиле большинство сефардов определяют себя не как харедим и не как светские, а как «масортим» — традиционные. Это означает что семья собирается в пятницу вечером за столом, зажигают свечи, благословляют халы и вино, дальше непременный этап #вкусно_жрать, а потом садятся всей семьей на диван и смотрят кино.

Эта фундаментальная разница между ашкеназами и сефардами в стиле соблюдения создала серьезную проблему для тех сефардов которые хотели по приезде в Израиль учить Тору в серьезных йешивах. Первые несколько десятилетий существования государства ультраортодоксальный раввинский истеблишмент состоял целиком из ашкеназов. Программа религиозных государственных школ определялась в основном ашкеназской Национально-религиозной партией, а программа независимых от государства хедеров и йешив – ашкеназскими же раввинами из Меа Шеарим и Бней Брака. Особо умных сефардский детей даже брали в элитные ашкеназские йешивы (Арье Дери некоторое время учился в йешиве Поневеж). Чтобы не быть в этих заведениях белой вороной, юные сефарды начинали одеваться как две лет назад в Польше, говорить на иврите с идишитскими интонациями и цитировать в своих диспутах исключительно европейских раввинов. Ашкеназская культурная гегемония насквозь пронизывающая светский Израиль оставила точно такой же отпечаток и на Израиле ультраортодоксальном.

К тому времени как юный Арье Дери начал блистать среди учеников йешивы Порат Йосеф, сефардам такое положение начало сильно надоедать. Это долго закипавшее возмущение наконец закипело и выплеснулось в основание организации «Черные пантеры» (по образцу американских) и в голоса принесшие на выборах победу Ликуду во главе с Менахемом Бегином. Бегин обещал назначать сефардов на министерские посты и исполнил свое обещание.

Сефардский вызов ашкеназской гегемонии в политике имел аналог в религиозных кругах и там этот вызов выкристаллизовался вокруг одной, но очень яркой фигуры – рабби Овадьи Йосефа. Офадья Йосеф родился в 1920 в Багдаде, через четыре года родители привезли его в Палестину. С самого детства Овадья был супер-интеллектуалом и звездой и в 24 года получил место судьи в сефардском бейт-дине в Иерусалиме. Через два года он был избран главой каирского бейт-дина и одновременно главным раввином Египта. В 1948 Овадья Йосеф вернулся уже в Израиль, занимал крупные должности в раввинских судах, в 1970 получил Премию Израиля. Его коллекция алахических респонсов к 1970 году насчитывали тридцать томов, а первые том вышел когда ему было восемнадцать. В 1973 Овадья Йосеф стал главным сефардским раввином Израиля.

На протяжении своей длинной карьеры Овадья Йосеф вынес множество смелых постановлений. Например он постановил что эфиопские «фалаши» это легитимные евреи несмотря на то что их община утратила связь с остальным еврейским народом еще до возникновения Талмуда. Его постановления объединены двумя общими чертами. Они более либеральны чем постановления его ашкеназских коллег и они опираются на постановления именно сефардских авторитетов. Овадья Йосеф решил самолично вытащить на свет весь корпус сефардской раввинской учености после десятилетий игнора европейскими раввинами и их израильскими последователями.

Ашкеназский религиозный истеблишмент ответил Овадье Йосефу бойкотом и оскорблениями. Его книги запретили к изучению во всех ашкеназских йешивах. Его эрудицию считали проявлением чего-то типа савантизма, когда человек много чего может выучить наизусть, но при этом не понимает смысла. Его не стесняясь называли «ослом груженным книгами». Со своим ашкеназским аналогом равом Шломо Гореном Овадья Йосеф был постоянно на ножах. Они ругались даже в Кнессете, во время обсуждения законопроекта ограничивающего срока пребывания главного раввина на своем посту десятью годами. Шломо Горен против этой меры не возражал, а Овадья Йосеф рассматривал ее как очередную инициативу ашкеназов ущемить сефардов и активно возражал.

Срок пребывания Овадьи Йосефа на посту главного сефардского раввина закончился в 1983 и он стал искать новые пути как подорвать гегемонию ашкеназов . И вот тут состоялось знакомство Овадьи Йосефа и Арье Дери. Проэкзаменовав несколько кандидатов на знание Торы, Овадья Йосеф нанял Арье Дери репетитором к своим младшим сыновьям. Арье сдружился со старшим сыном Овадьи Давидом, стал, так сказать, вхож в дом. И когда выкристаллизовалась идея сефардской политической партии ШАС, к этому делу привлекли Арье Дери с благословения Овадьи Йосеф. (Дальше перечисление выборов с 1984 по 1999 на которых ШАС последовательно выигрывала все больше и больше голосов). Первые полтора десятка лет существования ШАС Арье Дери был ее непререкаемым лидером. Он стяжал репутацию прирожденного политика и фантастически талантливого администратора. За исключением коротких перерывов, ШАС всегда была членом коалиции. Арье Дери получал все более важные должности со все большими полномочиями. После выборов 1988 и назначения министром внутренних дел Арье Дери не смог противостоять искушению воспользоваться возможностями своего поста нецелевым способом. И началось.

Влияние Дери не ограничивалось министерством внутренних дел. Основание ШАС произошло в правильный момент потому что в середине восьмидесятых политическая жизнь Израиля уперлась в тупик. Первые двадцать девять лет страной управляли коалиции в главе с партией Мапай. Потом волна сефардского гнева и разочарования всего общества тем как правительство «справилось» с войной Судного Дня вынесло на вершину власти Ликуд во главе с Менахемом Бегином. Популярность Бегина достигла своего пика после заключения договора о мире с Египтом, а потом начала снижаться – сказались экономические проблемы и склоки внутри коалиции. С тех пор и до интифады начавшейся в сентябре 2000 ни один лагерь, ни правый, ни левый не мог заявить претензию на гегемонию в политической жизни страны. Ликуд формировал правительство четыре раза, Авода два и еще раз было правительство национального единства с ротацией. Такая ситуация подтолкнула партию ШАС на очень выгодное место – ведь от решения ШАС к кому присоединиться зависело кто будет формировать правительство, а кто уйдет в оппозицию.

ШАС хорошо подходила на эту роль именно потому что у нее не было четкой идеологической позиции по вопросам надо ли отдавать территории в Иудее, Самарии и Газе палестинцам и если надо, то какие территории и на каких условиях. Большинство рядовых избирателей ШАС склонялись к позиции Ликуда, что договариваться о мире просто не с кем. А вот Овадья Йосеф проявил себя прямо-таки голубем. В 1989 он издал постановление которое подозрительно напоминало классическую идеологию израильского левого лагеря. Звучало оно так: «Силой захватывать и удерживать куски Эрец Исраэль в наше время, против воли народов мира – это грех. Если мы можем отдать территории и таким образом избежать войны и кровопролития, мы должны это сделать потому что долг религиозного еврея – спасение жизней».

Впоследствии он говорил журналистам что сказал это чисто гипотетически. В реальности отдать территории не означает избежать войны и кровопролития. Принимая во внимания кто стоит во главе палестинского национального дела, такой шаг скорее приблизит войну чем ее отдалит. Однако это разъяснение не оставило ни у кого сомнений что при правильном стечении обстоятельств Овадья Йосеф может повелеть партии ШАС присоединиться к условно левой коалиции. Это дало ШАС мощный рычаг на коалиционных переговорах. В 1990 такой расклад стал всем виден когда Шимон Перес начал копать под Ицхака Шамира.

На выборах 1988 года Ликуд получил 40 мандатов, а Авода – 39. С помощью разных маленьких правых секторальных партий Ицхак Шамир сколотил узкую правую коалицию, но был недоволен что у этих партий влияние диспропорционально больше чем избирателей. Чтобы ослабить влияние этих партий, Шамир пригласил Аводу в правительство национального единства. План был далеко идущий – назначить Ицхака Рабина министром обороны и сваливать на него всю критику и обвинения что Израиль жестоко угнетает палестинцев. Перес пытался убедить Шамира что раз у нас типа правительство национального единства, то должна быть ротация премьер-министров, как Шамир с Пересом уже делали в прошлый раз. Но Шамир знал что на этот раз у него достаточно мандатов для какой-никакой коалиции, а у Переса их нет – и отказался. Перес подписал коалиционное соглашение на условиях Шамира, но затаил обиду.

А Дери смотрел и делал выводы. И когда порученец Переса Йоси Бейлин подкатился к нему с вопросом «а как ШАС насчет присоединиться к правительству национального единства?» Дери ответил «Не понимаю я вас. Зачем вам правительство национального единства? Сформируйте свою узкую коалицию». Дери предсказал, что если Аводе удастся уговорить присоединиться ультраортодоксальных ашкеназов и умеренных арабов, то у них будет 62 мандата. И ШАС может присоединиться а такой коалиции, увеличив ее до хороших 68 мандатов. Дери сказал Бейлину что помогать сваливать правительство партия ШАС не будет, но к новому правительству присоединится. Дальше последовало несколько месяцев всяких интриг и подковерных переговоров которые закончились успешным вотумом недоверия правительству Шамира. Перес получил 30 дней на формирование коалиции.

Как только правительство Шамира пало, в еще не родившейся коалиции наметились глубокие трещины. С каждым днем возникало все больше сомнений что ашкеназские ультраортодоксы выполнят свои обещания Пересу. 28 марта 1990 рав Элиезер Шах выступил на тель-авивском стадионе Яд Элиягу. Стадион был битком набит и это само по себе представляло странное зрелище – обычно #люди_в_черном по стадионам не ходят. (Я могла бы суммировать приводимый автором отрывок речи рава Шаха в одно предложение, но я хочу процитировать его полностью – потому что эта очень показательная иллюстрация ненависти и презрения к светским в харедимной среде. Светские это недоевреи и выполнять данные им обещания – не обязательно).

Мы живем в жуткое и ужасное время. Каждый день более проклят чем предыдущий. Все войны и бедствия начались не сегодня. Это началось с первой мировой войны, спокойствие до сих пор не восстановлено и только Святой Благословен Он знает что будет завтра. Все страны наращивают армии и вооружение этих армий становится все более и более смертоносным…

Еврея невозможно уничтожить. Его можно убить, но его сыновья останутся верными Торе. Пока евреи не отрекаются от своего наследия, они будут жить…

А что особенного в евреи который изучает светские предметы и иностранные языки? Разве не гоим не учат то же самое?.. Есть кибуцы в которых не знают что такое Йом Кипур, шаббат или миква. Они ничего не знают и выращивают некошерных свиней и кроликов. Какая у них связь с предками? Как выживет это поколение, где сыновья видят что отец есть в Йом Киппур?

Мы должны разорвать связь с партиями которые разорвали связь с идишкайтом. Какое будущее может быть у людей без прошлого?

(Дальше рассказывается как один депутат из Агудат Исраэль саботировал создании Пересом коалиции) Перес пытался уговорить Дери войти в тонущую коалицию и тем самым ее спасти. Эта стратегия провалилась, однако сам факт что Дери вел такие переговоры разъярил старого подпольщика-иргуниста Шамира, который ненавидел предателей и интриганов. Шамир восстановил свою коалицию и первым делом назначил старого врага Дери Рони Мило министром полиции. (Следующий раз когда вам будут заливать что левые преследуют неугодных политиков, спросите был ли левым Ицхак Шамир). В июне 1990 началось уголовное расследование. Дери вменялось получение взяток и откатов, передача государственных средств избранным НКО без всякой отчетности и то что часть этих денег он клал в карман себе, так сказать, за труды. Через год вышел отчет госконтролера Мирьям Бен Порат. Там говорилось что Дери использовал механизм передачи средств министерства внутренних дел в муниципальные бюджеты для «стирки» незаконно передаваемых средств. Мэрам которым это не нравилось Дери по версии следствия угрожал в стиле «вообще ничего не получите». Через два года Арье Дери выдвинули формальные обвинения и в августе 1993 БАГАЦ вынес решение что премьер-министр (к тому времени Ицхак Рабин) обязан уволить Дери с поста министра.

Шесть лет тянулось разбирательство и наконец в апреле 1999 коллегия из трех судей признала Дери виновным в большинстве предъявленных ему обвинений. Из обвинительного заключения – поступки Дери «не являлись единичной ошибкой молодого человека на которого внезапно упала возможность распоряжаться государственными деньгами, но являлись долгосрочной стратегией финансирования собственной роскошной жизни с помощью коррупции». Приговор гласил – четыре года тюрьмы и штраф 155 тысяч долларов. Суд следующей ступени снизил тюремный срок до трех лет и штраф до шестидесяти тысяч долларов, но оставил в силе большую часть постановлений суда низшей ступени относительно виновности Арье Дери. Некий совет раввинов (кто именно не указано) пришел к выводу что алаху Дери не нарушил. 3 сентября 2000 года Арье Дери отправился отбывать свое наказание в религиозное крыло тюрьмы Маасиягу, став таким образом первым израильским министром, который мотал срок.

В этот день я присоединился к демонстрации из более 50000 харедим которые пришли выразить Дери свою поддержку. Было очень жарко. Выступления ансамблей жанра «харедимный рок» перемежались речами раввинов. У многих с собой были плейеры и CD-плейеры. Я услышал как спорят два подростка с пейсами во вопросу наиболее эффективного способа установки Windows 2000. На грузовике припаркованном у входа в тюрьму был установлен огромный плакат: «Они нас ненавидят. Они ненавидят нас в Кнессете. Они ненавидят нас в университетах. Они ненавидят нас в музеях. Они ненавидят нас на улицах». Кто-то стоял с желтыми звездами приколотыми к пиджакам. Кто-то держал плакаты с лицом Арье Дери и словами «Не забудем, не простим». Рядом кто-то держал плакат «Арье Дери: узник Сиона». (Вот честно, набила бы эти бесстыжие морды, если бы могла. Просто поражает способность этих людей считать себя центром мироздания, медитировать на собственный пупок и выезжать на памяти о чужих страданиях).

Несколько десятков человек упали в обморок от жары прежде чем приехали Овадья Йосеф и Арье Дери. Когда Дери вышел на сцену, аплодисменты долго не смолкали. Дери не смог сдержать слез когда рассказывал как утром отводил в первый класс свою дочь. Но он не выразил никакого сожаления. «Эти решетки не разделят нас. Ваши сердца всегда будут со мной, а мое с вами». Я слышал как всхлипывали в толпе, в основном состоявшей из мужчин. Дери поднял над головой свиток Торы и победным маршем вошел в тюремные ворота. Это был очень волнующий момент. Давид Йосеф показал на полицейский вертолет который кружил в небе над демонстрацией и крикнул в микрофон «Этот вертолет стоит больше чем все что Арье Дери НЕ положил себе в карман». Это несколько сумбурно составленное предложение отражало сразу две идеи. Дери не виноват и даже если виноват, то не так сильно виноват. Вторая идея особенно злит светских израильтян. Их злит то что в ультраортодоксальной среде совершенное Дери не считается ни преступным, ни даже аморальным.