Линда Кинстлер

Центральное Бюро Расследования Нацистских Преступлений Федеративной Республики Германия помещается в мрачноватом бледножелтом здании внутри городских стен города Людвигсбург в югозападной части страны. Стенам этим уже двести с лишним лет. При нацистах это здание использовалось как тюрьма для врагов режима, а сегодня входа украшает небольшая серебристая табличка – скромно, но с достоинством. Просто так сюда зайти нельзя, только если пригласят.

Правительство ФРГ создало это бюро в 1958 и назначило ему миссию искать бывших нацистов и готовить против них уголовные дела. Шесть прокурорв и небольшая команда историков и переводчиков по всему миру ищет винтики в машине геноцида. Возглавляет эту операцию прокурор Йенс Роммель. Ему 44 года. Немецкая пресса называет его «охотником за нацистами», но Роммелю это дюже не нравится. Он сказал мне так: «Охотник ищет добычу и у него в руках ружье. Я прокурор, ищу убийц и мое оружие – уголовный кодекс».

Роммель и его коллеги ездят в места бывших концлагерей в Германии и восточной Европе, роются в документах, поднимаются на вышки, чтобы определить что обвиняемый мог видеть со своего поста. За последнее десятилетие, бюро на бюджет 1.2 миллиона евро в год, более двадцати раз посылало своих представителей в страны Южной Америки. Львиная доля работы – читать документы, тысячи и тысячи страниц на разных языках от внутрэсэсовской переписки вроде просьб разрешить заключить брак и выдать новое снаряжение до списков военнопленных в лагерях стран-союзниц. Их задача – найти бывших нацистов которым есть что предъявить и которые еще не впали в маразм и соображают что вокруг происходит.

Когда я посетила Людвигсбург в мае 2021 года, Роммель собирался ехать в Москву, искать в российских архивах имена «персонала» лагеря Заксенхаузен. Его коллега Мануэла Зеллер отвечает за Аушвиц и Равенсбрюк, другой коллега, Михель Отте – за Бухенвальд и Штутхоф. Они «откапывают» около тридцати имен в год. Потом дела передаются региональным прокурорам федеральных земель. Те делают свое расследование и решают передавать дело в суд или нет. С начала 21-ого века до суда дошло шесть дел. Каждое из них пресса называла «последним процессом над нацистами». Сегодня самым молодым подозреваемым за девяносто и должности которые они занимали не так чтобы высокие – охранники, повара, секретари. Не раз и не два случалось так что обвиняемый умирал прежде чем суд выносил вердикт.

Следует ли продолжать искать бывших нацистов если они скорее всего не доживут до вердикта суда? Так ли необходима работа бюро или оно занимается тем что расследует преступления которые остались в далеком прошлом? Сколько еще времени Германия должна отвечать за преступления нацизма? Эти вопросы витают в воздухе и пропитывают общественный дискурс. Правая популистская партия «Альтернатива для Германии» призывает прекратить. На выборах в бундестаг в сентябре они метят в третье место. (Статья написана в 2017 году. На недавних выборах в бундестаг, в сентябре 2021, «Альтернатива» заняла пятое место, десять процентов кресел. Это как если бы в Израиле 12 мест в Кнессете получили каханисты).

В людвигсбурском подвале за массивной дверью храница «наша сокровищница», как выражается Роммель. Это самый крупный в мире архив нацистских преступлений и послевоенных попыток призвать преступников к ответу. Существует только одна копия этого архива, на микропленке, в засекреченном месте. Вообще послевоенные уголовные процессы – вещь достаточно новая в человеческой истории. Веками большая часть мирных соглашений следовала принципу perpetua oblivia et amnestia, то есть «предать вечному забвению и прощению». Например Вестфальский договор 1648 содержит именно такие слова. (На мой взгляд неудачный пример. Тридцатилетняя война все-таки скорее гражданская, тогда немцы убивали немцев, выясняя религиозные вопросы). От этого юридического принципа отступили лишь после первой мировой войны, когда Версальский договор возложил вину за войну на Германию, а страны-победительницы требовали судить кайзера Вильгельма. В 1943 была основана Комиссия ООН по военным преступлениям чтобы расследовать художества стран Оси. В течение следующих пяти лет Комиссия передала в суды обвинения против 36000 граждан Германии и Японии, из которых десять тысяч было признано виновными.

Даже в сороковые не всем эта деятельность нравилась. Немецкая пресса расписала деятельность комиссии, да и Нюрнбергского процесса как месть победителей. Рассказывает историк Аннетт Венке: «Если вы хотите знать причину почему было основано немецкое бюро расследование нацистских преступлений, все что вам нужно – это почитать газеты тех лет. Мы хотели показать что мы сами найдем преступников и покараем их, а не потому что победители нас заставили».

Между 1945 и 1949 немецкие суды в английской и американской оккупационных зонах осудили за преступления 4600 бывших нацистов, но после 1949 по обе стороны Атлантики захотели простить и забыть. Сменился политический климат, главным врагом стали коммунисты. Мное нацисты осужденные во второй половине сороковых в пятидесятые вышли на свободу. По словам историка Норберта Фрая так или иначе получили выгоду от законов об амнистии порядка 800000 человек. К концу пятдесятых тысячи нацистов отсидели небольшие сроки и нашли теплые местечки в судах, полиции и местной администрации.

В это время набирало силу преследование немногих, но зрелищных обвиняемых, тех, на кого были горы компромата. В 1958 по так называемому ульмскому делу было осуждено десять сотрудников гестапо. Они обслуживали газенваген и им вменили соучастие в убийстве пяти тысяч евреев в Литве. Ульмское дело стало первым в независимой, неоккупированной англо-американцами ФРГи произвело эффекты разоравашейся бомбы. Крупнейшая газета «Судетеше Цайтунг» вышла с шапкой «Убийцы до сих пор среди нас» и призвала к дальнейшим уголовным процессам. Пропаганда из ГДР отплясалась на ситуации вовсю, утверждая что бывшие нацистам правительство ФРГ дает «зеленый свет». Чтобы противоставить этой пропаганде какую-то конкретику, канцлер Конрад Аденауэр распорядился создать Центральное Бюро Расследования Нацистских Преступлений. Однако работу бюро очень сильно осложняло то обстоятельство, что в немецком кодексе не было отдельной статьи за военные преступления. Приходилось вести эти дела как обычные уголовные, а для многих статей срок давности закончился в 1960-ом году. Аденауэру надо было делать видимость и думать о международном реномэ ФРГ, но обычных немцев такие соображения не связывали. В середине шестидесятых, после окончания процесса над освенцимскими охранниками во Франкфурте на Майне, социологи опросили людей и задали вопрос – нужно ли отдавать под суд сотрудников концлагерей. 57% респондентов ответили отрицательно.

В 1969 немецкий суд высшей ступени еще более осложнил работу бюро своим решением что сам факт работы в концлагере не является преступлением. Обвиняемый работал в Аушвице зубным врачом и носил звание офицера СС. Это решение расценило Холокост как шесть миллионов индивидуальных убийств совершенных разными людьми по разным мотивам, а не как систематический геноцид устроенный государством.

После 1969 года работа бюро зашла в тупик, его деятельность сосредоточилась на нескольких функционерах на высоких должностях, чьи убийственные действия были зафиксированы на бумаге. Несмотря на то, что серия публичных дебатов в 1960-х и 1970-х годах привела к отмене срока давности за убийство, тысячи мужчин и женщин, которые служили винтиками в машине геноцида – охранниками концлагерей, врачами, полицией, администраторами и радистами – так никогда и не были призваны к ответственности. В течение следующих четырех десятилетий бюро в значительной степени ушло из поля зрения общественности, и многие полностью забыли о его существовании. Однако в 2007 все изменило несколько прецедентных дел.

=

________________________________________

В январе 2007 года немецкий суд приговорил к 15 годам заключения марокканца по имени Мунир эль Мотассадек. Будучи студентом в Гамбурге, Мотассадек регулярно переводил деньги Марвану аль Шехи, одному из исполнителей теракта 9/11. Его осудили за соучастие в убийстве 246 человек (именно столько погибло в четырех самолетах, которые террористы угнали). Это решение буквально изменило правовое поле. Если Мотассадека могли осудить за соучастие в убийствах, то почему не собиборского охранника Ивана Демьянюка? В 2011 году, стараниями юристов из Центрального бюро, немецкий суд признал 91-летнего Демьянюка виновным в соучастии в убийстве 28060 человек. Именно столько погибло в Собиборе за те четыре месяца 1943 года что он там служил. Демьянюк обжаловал приговор в суд следующей ступени и пока дело рассматривалось, умер в доме престрарелых в Баварии.

В 2013 году, через год после смерти Демьянюка, Центральное бюро подготовило «список Аушвица», 30 бывших сотрудников концлагеря которые еще были живы и согласно прецеденту Мотассадек должны были предстать перед судом. Из этих только пять добрались до суда (другие умерли во время предварительный слушаний или были в таком состоянии что не понимали что вокруг происходит). Была назначена дата суда над бывшим охранником Аушвица Эрнстом ТРеммелем, но он умер накануне первого заседания. Его коллега, 95-летний Рейнольд Хамминг было осужден за соучастие в 170000 убийствах, но в тюрьму так и не сел – умер пока суд высшей инстанции рассматривал его аппеляцию. 96-летний бывший медбрат Губерт Цафке предстал перед судом, но его адвокаты подавали бесконечные прошения что их клиент не в состоянии оценить и осознать что происходит. В 2018 Цафке умер.

В 2015 Йенс Роммель возглавил бюро с некоторой долей сомнений. Ему пришлось оставить хорошую работу районного прокурора в его родном городе Равенсбурге в швабских Альпах, где можно было в выходные смотаться покататься на лыжах. Но он не мог преодолеть искушения подходить к прошлому не как к истории, а как к преступлению которое надо довести до суда. (И если принять во внимание средний возраст подозреваемых, понятно что эта работа не навсегда). Роммель уверен что правительство искало на это должность кого-то помоложе чтобы избежать впечатления что бюро скоро закроют.

В 2016 Оскар Гронинг стал первым из освенцимского списка которого успешно осудили по прецеденту установленному в деле Мотассадек. Его имя было в списках Комиссии по военным преступлениям ООН 1948, но поделиться этим списком с немецкими властями никто не подумал. Весь двадцатый век Гронинг жил так как будто бояться ему нечего. В 2005 он осмелел настолько что дал интервью журналу «Шпигель». Рассказал как копался в вещах отобранных у узников, как присваивал деньги, как слышал крики. «Я бы описал свою роль как винтик в механизме. С этой точки зрения я виноват. С точки зрения закона я невиновен». Тогда бюро в первый раз предложило местной прокуратуре земли Ганновер заняться этим делом, но те отказались. Но после решения по делу Мотассадек все изменилось. Ганноверская прокуратура отдала Гроннига под суд по обвинению в соучастии в убийстве 300000 человек. Он был признан виновным, но тюрменых стен изнутри так и не увидел, умер в 2018 году в возрасте 96 лет.