24 июня 1794 Дюма получил письмо за подписями Карно и Робеспьера. Его призывали в Париж, перед светлые очи Комитета Общественной Безопасности.

Репрессии были в самом разгаре. Судебные процессы превратились в пустую формальность, действовала презумпция виновности, защита в суде сведена до минимума и наказание за все политические преступление было одно – смертная казнь. Самая велика победа не гарантировала Александру Дюма что он избежит гильотины.

Дюма под различными предлогами затягивал свой отъезд в Париж, писал Комитету почтительные и расплывчатые письма и оказалось что это спасло ему жизнь. 27 июля или 8 термидора, члены Комитета общим голосованием «свалили» Робеспьера и объявили его «вне закона». Робеспьер спрятался в отеле ДеВилль и когда толпа вооруженных людей ворвалась в его комнату, он выстрелил себе в голову, но промазал, пуля лишь задела челюсть. Ночь Робеспьер промучился без медицинской помощи, потом пришел хирург и сделал перевязку (зачем?). Единственной предсмертной просьбой Неподкупного стало чтобы ему выдали чистую рубашку и галстук. Утром следующего дня Робеспьер был казнен на гильотине, третьим из четырех приговоренных.

На этом закончился период большого террора. Комитет занялся военными и дипломатическими делами, а не охотой за настоящими и мнимыми контр-революционерами. Лазар Карно, один из заговорщиков против Робеспьера, набрал в комитете большой вес.

Переформированный комитет не знал что делать с Александром Дюма. К его огорчению, его не отправили назад в Альпы. Посадили на одну штабную должность, посадили на другую и наконец дали задание которое никак не тянуло на награду человеку завоевавшему для республики Альпы – отправили на запад, на подавление роялистского восстания в Вандее.

В то время как большинство революционных армий занимались борьбой с внешними врагами Франции, у армии на западных рубежах таких врагов не было. Зато там восстало население департамента Вандея. Необходимо сказать пару слов почему именно там. В Вандее почти не было городов, не было промышленности, не было буржуазии. Если подбирать историческую аналогию, то можно сравнить Вандею с довоенным Югом США, причем с глубоким Югом. Население там состояло из дворян и крестьян, и в отличии от Юга они не были разделены расовым барьером. А вот объединяло их многое, в первую очередь набожность и верность королевскому дому. Непосредственным толчком к восстанию послужил начатый Лазаром Карно массовый призыв в армию. Ни при каких королях призыв в армию не был таким массовым и вандейцы сложили два и два.

С начала 1793 республиканская армия подавляла вандейский мятеж и делала это с феерической кровожадностью. Погиб каждый четвертый житель региона, четверть миллиона мужчин, женщин и детей. Для восемнадцатого века это очень много. Там применялось то что потом назовут тактикой выжженной земли, а тогда называлось адскими колоннами. Это означало что колонна солдат величиной порядка двух тысяч человек идет по местности и тупо уничтожает на своем пути все живое, вплоть до животных и растений. Одновременно таких колонн по Вандее ходило более десятка. В Нанте, чтобы не тратить боеприпасы, республиканцы практиковали массовые утопления. Людей вывозили на баржах и топили в Луаре.

У порядочного человека в этих условиях был невеселый выбор – быть жертвой или быть палачом. Предыдущий командующий, генерал Бирон, прибыл в Вандею в мае 1793. Он считал что мародерство и насилие над гражданскими лицами разлагает армию, расшатывает дицспилину и пытался с всем этим бороться. Другой генерал на него донес и по этому доносу Бирон в декабре того же года отправился на гильотину. В это же время правительство в Париже сочло восстание в общем подавленным и опубликовало соответствующий декрет. И хотя пламя восстания действительно поугасло, Вандея оставалась проблемным регионом (с чего бы это). Армию которая там стояла надлежало снова научить быть армией, а не бандой убийц и грабителей (fat chance). Для этого дела как нельзя подходил Александр Дюма – «настоящий республиканец» и при этом не якобинский фанатик. Свои способности организатора и командира он более чем продемонстрировал в Альпах.

Дюма прибыл в Вандею в сентябре 1794 и был в ужасе от увиденного. Из его донесения: «Вандейцы не нуждаются теперь в какой-то отвлеченной причине взяться за оружие, вроде религиозных или роялистских чувств. Их дома были разрушены, их женщины изнасилованы, их дети убиты – какой такой лояльности мы от них ждем?»

(Дальше выдержки из приказов и писем Дюма, отражающие его попытки насадить дицспилину в войсках и помогать гражданским лицам. Но он пробыл в Вандее всего полтора месяца, а потом был отозван).

То что Дюма не испугался назвать зверства зверствами (слова геноцид тогда еще не было) обеспечило ему у потомков и историков добрую память. В следующем веке память о вандейских событиях была яблоком раздора во французском обществе, как часто бывает память о гражданской войне. Дюма был одним из тех редких людей, о ком положительно отзывались как сторонники республики, так и ее противники. (Я знаю еще одного такого – генерала Виктора Моро). Вот что писал о нем историк-роялист: «Бесстрашный и безупречный, он заслуживает остаться в вечности в то время как его современников-палачей народная память пригвоздит к позорному столбу.»

Короткое назначение в Вандею забрало у Александра Дюма изрядный кусок здоровья. Его мучили мигрени и воспалился старый дуэльный шрам над левым глазом, от чего стал плохо видеть глаз. В декабре Комитет отпустил его в отпуск, в Вилль-Котеретт. Там Александр спускал с рук малышку Александрин-Эме только когда отправлялся на охоту. Во его письмах того периода мелькают слова «малышка на мне сидит» и «лезет в чернильницу». (Мне всегда бросалось в глаза какие афроамериканцы чадолюбивые, именно мужчины. Тискать, возиться, катать на шее – они готовы это делать бесконечно. Белые, если носят ребенка, как правило пользуются слингом или рюкзаком. На прием ко мне черные солдаты приходили с детьми подмышкой куда чаще белых. К сожалению на макросоциальном уровне это не выливается в меньше безотцовщины или аккуратную уплату алиментов. Но уж если афроамериканец решил воспитывать своего ребенка – этот ребенок с него будет не слезать, вот как Александрин-Эме не слезала с Александра Дюма).

По сравнению с предыдущими бурными годами осень 1794 и зима 1794-1795 выдались поспокойнее. Республиканская армия одержала немало побед и в Комитете заправляли разумные люди, а не фанатики. Теперь, для того чтобы отправить человека на гильотину требовалось доказать его вину на состязательном процессе. Правительство согласилось не призывать в армию жителей Вандеи.

В этот же период Наполеон Бонапарт, который до этого несколько месяцев болтался в Марселе, не зная что с собой делать, переехал в Париж и завязал знакомства с правильными людьми, особенно с Лазаром Карно. Летом 1795 он написал брату Жозефу: «Я прикомандирован к топографическому бюро Комитета ОБщесвтенной Безопасности».

Летом 1795 большинство противников Франции – Пруссия, Испания, Нидерланды – переключились на свои внутренние дела и подписали перемирия с Парижем. В состоянии войны с Францией осталась одна Австрия, ну и английский флот продолжал атаковать французские корабли, чтобы воспрепятствовать колониальной торговле. Кроме того Англия была готова снабжать деньгами любую страну готовую воевать с Францией. Лазар Карно потер ручки и решил что раз антиреволюционная коалиция рассыпалась, то Австрия одна не устоит. Если Габсбурги будут сброшены с престола или ослаблены, то политика на европейском континенте будет определяться в Париже. С этой целью он решил устроить нападение на австрийцев прямо у них в дворе – в среднем течении реки Рейн (теперь это земли Рейнланд-Пфальц и Северная Рейн-Вестфалия). Именно в эту армию и попросился Александр Дюма потому что хотел служить под началом генерала Жана-Батиста Клебера. Клебер был выходец из низов, сын каменщика и начал военную карьеру как раз в австрийской армии – будучи подростком, он помог двум мажорам-аристократам в трактирной драке, а те составили ему протекцию. Но вскоре Клебер понял что ни в какой армии кроме республиканской ничего выше фельдфебеля ему не светит и поступил на службу в армию республиканской Франции.

Дюма и Клебер хорошо друг друга понимали и остались друзьями на всю жизнь. В сентябре 1795 они плечом к плечу форсировали Рейн и атаковали Дюссельдорф (из текста не ясно был город занят или взят в осаду). Из тогдашних газет известно, что это обошлось французам в 400 человек убитыми и ранеными. Дюма упомянули отдельно, в числе раненых. Отлеживался он недолго и вскоре вернулся в строй. В январе 1796 Мари-Луиза написала ему из Вилль-Котеретт.

«Мой добрый друг

Курьер военной почты остановился здесь на пути в Германию… Он доставит тебе это письмо. Роды уже совсем близко и ничего бы я так не хотела как чтобы ты был здесь, со мной. Тут все тебе поздравляют. Александрин Эме шлет тебе тысячу нежных поцелуев, а я еще тысячу. Очень скучаю.

Мари-Луиза Дюма»

Их дочь Луиза-Александрин родилась вскоре после и из тех документов что остались, неясно успел ли Александр на роды, как это хотела его жена.