В городе-крепости Мантуя поросшие мхом стены все еще несут шрамы от пуль времен Дюма и его солдат. Здесь прошла самая главная осада итальянской кампании войск революционной Франции. Здесь Франция бросила вызов Австрии, которая столетиями владела этими местами и здесь были заложены основы будущей независимой Италии.

Дюма прибыл в Милан в ноябре 1796 чтобы присоединиться к Армии Италии. Само это названия было провокационным – ни одна легитимная власть на Аппенинском полуострове еще не называла себя «Италией». Рим был столицей Папской области, а вот как раз в Париже кучковались те кто мечтали о государстве которого еще не было на карте, об Италии единой, независимой и светской. (Сионистский Конгресс, государство в пути, вот это всё).

Вообще в начале 1790 именно Париж был столицей всяких правительств в изгнании и государств в пути. Тут мечтали о будущей независимости бельгийцы, поляки, выходцы с Гаити, но итальянцы отличались самыми смелыми мечтами. Италия не была единым государством с античных времен. С тех пор жители этих земель имели политическую независимость лишь в рамках городов-государств, каждый из которых развивался по своей траектории. Культурная, политическая и экономическая пропасть между севером и югом полуострова была огромна. Всё это препятствовало формированию единой нации.

В конце восемнадцатого века «Италия» была уделом небольшого числа мечтателей и романтиков. Они могли черпать вдохновение у великих предков – Данте, Макиавелли. Макиавелли призывал не покоряться Испании, но в 1796 году это было 250 лет назад. Итальянскими территориями уже давно управляли не из Мадрида, а из Вены. Когда-то могущественные и независимые Милан и Флоренция стали городами в составе Австрийской империи, как Грац и Зальцбург. У флорентийцев и миланцев было куда больше памяти о славном историческом прошлом чем у американских колонистов, а Габсбурги попирали их права и вольности куда грубее чем Георг Третий. Флорентийцы и миланцы посмотрели за океан и начали задавать себе вопросы – а что, так можно?

Армия Италии под командованием никого иного как Наполеона Бонапарта настоящим блицкригом перешла границу Сардинского королевства на всем ее протяжении в апреле 1796. До этих событий Сардинское королевство было номинально независимо, но фактически там хозяйничали австрийцы. Австрийцы отступили, сардинцы сдались и 15 мая Наполеон триумфально вступил в Милан. Миланцы пели французские революционные песни и забрасывали солдат цветами. Везде куда Наполеон входил, он объявлял местным: «вы теперь республика». Но несмотря на пышную республиканскую риторику Наполеон никогда не забывал планировать собственное восхождение к вершинам власти и подпитывать зарождающийся культ собственной личности. Александр Дюма возможно были первым кто заметил эти тревожные тенденции и они ему очень не понравились.

* * *

Когда Наполеон принял командование Армией Италии, из всех французских армий она была хуже всех оснащена и крайне деморализована. Многие солдаты преодолевали десятки километров босиком – башмаки развалились, новых не достать, про сапоги забыли как и выглядят. Чтобы не мерзнуть, шили куртки из козьих шкур. Озлобленные на парижское правительство солдаты назло могли петь роялистские песни или назвать роту «Дофин». Ресурсы у правительства были ограничены и в первую очередь снабжались армии на немецком и бельгийском направлениях. Приняв командование, Наполеон толкнул вдохновляющую речь в которой обещал своим солдатам не только честь и славу, но и богатые трофеи.

Но генералы новый формации, Наполеон в их числе, понимали что трофеи надо собирать по новому, с умом. Чтобы не бунтовало дочиста ограбленное, а потому голодное и озлобленное население. Чтобы в Париж текли настоящие ценности на века, а не куры с поросятами. В какой бы город или область Наполеон не вступал, он договаривался с местной властью о контрибуции «за освобождение от Австрии» — и выплачивал с этих денег зарплату своим солдатам, включая то что за многие месяцы правительство им задолжало. Грабеж предметов искусства осуществлялся «по науке» — Наполеон писал в Париж чтобы ему прислали тех кто может оценить подлинность картин. Бесценные творения Тициана, Рафаэля и Да Винчи поехали в Париж. Конфисковывались ценные рукописи, книги, научные инструменты. Там где не было предметов искусства, Наполеон и золотом не брезговал. Освобожденные итальянцы стали задумываться а не слишком ли дорого эта свобода им достается.

(Дальше несколько примеров как Дюма докладывал Бонапарту о совсем уж нереспубликанском поведении солдат и офицеров. И хотя Дюма неизменно облекал это в форму «вы очевидно не в курсе что ваши подчиненные творят», Наполеона эти доклады очень раздражали).

Семена конфликта Дюма-Бонапарт был заронены именно тогда. Дело в том что Бонапарт уже тогда видел себя чем-то больше и выше чем «генерал армии республики» и ждал от окружающих соответствующего отношения. А Дюма не понимал чего от него хотят и почему, чем собственно Наполеон особенный. Мы здесь все генералы армии республики, свобода-равенство-братство, какого такого особенного отношения к своей персоне вы ждете, генерал Бонапарт? На каком основании, почему? Это тоже не могло Наполеона не раздражать, но он был прагматиком и понимал что такие люди как Дюма на вес золота, что одно его присутствие увеличивает шансы на успех военных операций. И Александр Дюма не обманул ожиданий Бонапарта, поэтому будущий император был готов мириться с отстутсвием пиетета и республиканскими идеями бывшего раба – до поры до времени.

* * *

Линия обороны австрийских войск в северной Италии представляла из себя цепь крепостей вдоль старинных торговых путей, в Тироль и через Альпы. С римских времен это был главный сухопутный путь с Аппенинского полуострова в остальную Европу. Большая часть этого пути пролегает по красивым поросшим лесами холмам, но после воспетого Шекспиром города Верона картина меняется и ландшафт становится болотистым. Тут и находится самое южное звено в цепи крепостей – Мантуя.

Контролируя Мантую, австрийцы контролировали всю северную Италию. Она стояла на пересечении пути на север в Альпы и оси восток-запад между Средиземным и Адриатическим побережьем. Крепость постоянно накачивалась войсками и боеприпасами, войска которые гнал Наполеон отступали именно под защиту этих стен. Со всех сторон Мантую окружали озера и болота. Именно из за болот это место славилось нездоровым климатом и было настоящим малярийным очагом. Брать с боя крепость по насыпным мостам было чистым безумием и Наполеон решил ее осадить, в надежде что голод побудит двадцать тысяч австрийских солдат сдаться. Через шесть недель после своего появления в Милане Александр Дюма получил под свое командование одну из дивизий осаждавших Мантую. Двух его предшественников свалила малярия, но у уроженца тропиков Дюма оказался непрошибаемый иммунитет. Первое с чего Дюма начал – это усилил патрулирование вокруг крепости, чтобы ни одна муха не пролетела. Очень скоро его стратегия принесли плоды. Накануне рождества солдаты Дюма арестовали трех гражданских, которые пытались проникнуть в крепость. Сам генерал их допросил и заподозрил одного. Расколоть его не составило труда и австрийский агент признался в том что послание в крепость он проглотил. На это Дюма предложил незадачливому шпиону выбор – расстрел с последующим вскрытием или слабительное. Тот выбрал последнее. Уже после рождества Дюма отправил Наполеону письма агента со своим сопроводительным. (Дальше описывается что письма были написаны на пергаменте и запечатаны в воск, но я не понимаю как сабж это не переварил, там же всё органика).

Одно письмо было от императора Австрии к командиру гарнизона Мантуи. Император отмечал что благодарен генералу и его подчиненным за отвагу и призывал удерживать Мантую сколько возможно. Однако в случае если солдаты начнут массово умирать с голоду, император давал добро идти на прорыв. Следовало уничтожить в крепости все ценное, особенно артиллерию и прорываться на юг, под защиту Папы. Последнее немало удивило Наполеона и его штаб – там считали что если австрийцы и будут куда-нибудь прорываться, то на север, в сторону своей столицы. Но одновременно и обрадовало – ведь Наполеон отчаянно искал предлог для нападения на Ватикан и вот этот предлог появился. Другое письмо было от генерала командовавшего почти тридцатитысячной армии идущей на выручку осажденным. Содержание – мы уже в Тироле, но когда будем сказать точно не можем. Наполеон отправил Дюма пару строчек с благодарностями за инициативу и отчитался в Париж.

* * *

Долгожданный прорыв из крепости начался 16 января 1797. Если бы осажденные соединились с войсками идущими им на помощь, то Дюма и его людям пришлось бы противостоять врагу превышающему их по численности в десять раз. Но на 16 января соотношение оставалось чуть больше трех австрийцев на одного француза – и именно такие расклады заставляли Дюма рваться в бой, он любил вызовы судьбы. И еще он узнал что некоторые французские части возвращаются с битвы при Риволи и их заметили на дороге ведущей из Вероны. Тогда он решил выманить австрийцев из крепости Мантуя и заманить в ловушку. Взял всех своих 600 кавалеристов и помчался в сторону Вероны. Австрийцы с крепостных стен увидели что Сан Антонио пуст и стали потихонечку туда просачиваться. И тут Дюма налетел на них с усиленным возвращающимися из Риволи солдатами отрядом, уже в пропорции полтора австрийца к одному французу. Австрийцев посекли как капусту, Александр Дюма лично сражался в самой гуще, под ним убило двух лошадей. Остатки австрийцев отступили под защиту стен Мантуи. Тем самым Дюма не дал австрийцам соединиться с войсками идущими им на выручку. Австрийскую группировку из Тироля французы рассекли и уничтожили по частям. Через две недели Мантуя выбросила белый флаг.

Какого же было удивление Александра Дюма, когда он прочел официальный отчет об операции составленный заместителем Наполеона по штабной работе генералом Бертье. Там было сказано что Дюма «находился на наблюдательном посту в Сан Антонио». Удивление быстро перешло в ярость и разъяренный Дюма накатал Наполеону письмо которое неизменно приводится во всех исторических работах о нем, чтобы показать какого темперамента был этот человек. Приведем его и мы.

Генерал,

Я прочел отчет этого скудоумного осла о битве 27-ого (нивоза, что соответствует 16 января) и там сказано что я находился на наблюдательном посту в течении всей битвы. Не желаю ему такого наблюдательного поста, он усрется со страху, как пить дать.

С революционным приветом,

Александр Дюма.

Писать в таком тоне Наполеону об его любимце было по меньшей мере недальновидно. Реакция не замедлила последовать. После каждой крупной операции Наполеон имел обыкновение проводить кадровые перестановки и награждать отличившихся. Строптивый и невоздержанный на язык Дюма получил – его поставили командовать бригадой, а не дивизией, что было понижением в должности. Даже то что офицеры служившие под началом Дюма написали коллективное письмо в его защиту, с перечислением его боевых заслуг – и то не помогло. Но это было еще не всё. В конце января Наполеон отправил в Директорию письмо где поименно перечислял всех офицеров кто отличился при взятии Мантуи. Александр Дюма даже не упоминается.