Камиль Кисек

Jewish Social Studies: History, Culture, Society

Зима 2016 года

(там где было очень академически занудным, я пересказывала мысль более простым языком)

(примечания в скобках мои)

Йехошуа Тхон был крупной фигурой в польском сионистском движении между двумя мировыми войнами. Он был раввином прогрессивной синагоги в Кракове, членом сионистской делегации на Парижскую мирную конференцию 1918 года, депутатом сейма с 1918 по 1935 и – что для нас тут самое важное – первым директором системы школ с преподаванием на иврите Тарбут. Много лет он отстаивал перед польским политическим истеблишментом право евреев иметь свои национальные школы. Но самую острую критику он получил не от польских «имперцев», не от бундовцев, ассимилянтов или харедим – а от своих же единомышленников-сионистов.

Главным критиком Тхона и его школ был Натан Быстрицкий, которые возглавлял молодежный отдел Еврейского Национального Фонда (того самого, который синие коробочки) и жил в Палестине. Быстрицкий обвинял школы Тарбут в том что они делают из своих учеников «поляков которые знают иврит», подвергал сомнению саму идею существованию в диаспоре еврейских культурных институтов и строительства нации. (Whatever happened to «государство в пути»). Полемика между Тхоном и Быстрицким происходила в сионистской прессе у всех на глазах и заставляла всех кому эти темы были интересны задуматься – возможна ли сионистская культурная деятельность в диаспоре и как готовить к репатриации молодое поколение.

Ассимиляция и ей недовольные

«Ассимиляция» — один из наиболее проблематичных терминов используемых в изучении еврейской истории и вообще в сфере общественных наук. Словом «ассимиляция» обозначают несколько различных процессов. Оно используется и для нейтрального научного анализа и для далекой от всякой нейтральности политической полемики. Если говорить о политическом контексте и о евреях, словом ассимиляция обозначали и обозначают аккультурацию (использование евреями социальных и культурных практик нееврейского большинства), интеграцию (появление евреев в кругах и сферах деятельности где их раньше не было), эмансипацию (уравнивание евреев в правах с неевреями) и секуляризацию (отказ от религии и связанных с ней практик и обязательств). Словом «ассимиляция» можно описать и политическую стратегию и личный выбор отдельно взятого человека. В контексте внутрисионистских дебатов о которых пойдет речь «ассимиляция» означает прежде всего аккультурацию, все большую и большую склонность даже евреев с сильными национальными убеждениями пользоваться польским языком, читать литературу и прессу на польском и мыслить категориями польской культуры.

На рубеже двадцатых-тридцатых Натан Быстрицкий несколько раз ездил в Польшу, выступал по школам, собирал деньги на Еврейский Национальный Фонд. Он не жалел похвал для учителей и учеников школ Тарбут и очевидно что эти похвалы были искренними. Но динамика казалась ему угрожающей. До первой мировой войны ассимиляция польских евреев носила добровольный и субъективный характер и была уделом верхушки еврейского общества. Совсем иначе дела обстояли в независимом польском государстве основанном после первой мировой войны, где полонизация и ассимиляция нацменьшинств стала государственной политикой. В независимой Польше ассимиляция стала уделом абсолютно всех социальных классов евреев и перестала зависеть от уровня достатка. Быстрицкий опасался что погруженные в польскую культуру евреи станут негодными для реализации сионистского проекта – даже если они знают иврит и собирают деньги в синюю коробочку. Возможно он так считал потому что идея мультикультурности тогда была далеко за горизонтом и все тогдашние национализмы вертелись вокруг идеи «практикуем свою культуру и никакую другую, потому что практика другой культуры есть предательство национальных интересов». Проблема была в том, что ученики школ Тарбут олицетворяли мультикультурность, хотя такого слова еще не было. Знать три языка (иврит, идиш, польский) там было абсолютной нормой, а зачастую добавлялся еще русский и(или) немецкий.

Тарбут и еврейское образование в межвоенной Польше

Первые предложения основать светские национальные школы с преподаванием на иврите начали звучать в последние десятилетия существования многонациональных российской и австро-венгерской империй. Первые эксперименты со светским и сионистским школьным образованием проводились на базе хедеров. Назывался такой хедер «хедер метукан», то есть улучшенный, исправленный. На землях будущей Польши занятых в 1914 году немецкой армией начали делать первые светские школы с преподаванием на иврите. В 1922, уже в независимом польском государстве они объединились в систему под названием Тарбут (Культура). Такое название носило объединение сионистских средних школ в Советской России, но коммунистические власти прикрыли это дело очень быстро. Но вернемся в Польшу. Польское правительство нарушило свои обязательства по Версальского договору и не давало на национальные школы ни одного злотого. Наоборот, чинило им всяческие препятствия. Несмотря на это, система Тарбут быстро росла и достигла впечатляющих результатов. В 1918 во всей Польше в школах с преподаванием на иврите училось 2500 детей и подростков. В 1923 эта цифра составляла 30000 человек, а в 1937 – 44000. В 1934/35 учебном году система Тарбут насчитывала 72 детских сада, 149 начальных школ, девять школ второй ступени, одну сельскохозяйственную школу и четыре вечерние школы. В том же году ученики школ системы Тарбут составляли 37% из 81356 еврейских детей школьного возраста которые учились в частных, а не государственных школах. Однако важно понимать что большинство еврейских детей училось в польских государственных школах. В 1920-ые годы процент таких детей составлял 60, в 1930-ые – перевалил за 80. Именно это, а не школы Тарбут было основным толкачом процесса который тогда называли ассимиляцией – вживление еврейских детей и молодежи в польскую культуру и польский язык. В этой трудной ситуации Тарбут стоял как бастион сионистских ценностей и языка иврит. Большинство польских евреев были бедны. Они сталкивались с дискриминацией при приеме на работу в частном секторе, а государственные рабочие места были для них и вовсе закрыты. Именно бедность толкала евреев отдавать детей в государственные школы – там не надо было платить за обучение. А вот частным еврейским школам приходилось вечно просить деньги у благтоворителей и взымать с родителей плату – ведь они не субсидировались из госбюджета. Надо сказать что из всех систем частных еврейских школ Тарбут брала с родителей больше всех – но и предлагала взамен прекрасное образование и качественную материальную базу (школьные здания, спортзалы, кружки по интересам). Поэтому в школы Тарбут ходили в основном дети небедных родителей. Школы Тарбут последовательно внушали своим питомцам идею эмиграции в Эрец Исраэль. Казалось бы, на что жаловаться? Какое-то количество детей от страшной и ужасной ассимиляции школы Тарбут как раз спасли и сделали из них убежденных сионистов. На как мы увидим, в глазах Быстрицкого даже эта система не справилась со своей задачей потому что давать детям образование на иврите в тогдашней Польше – это устраивать «ассимиляцию на иврите». Корне недовольства Быстрицкого и его претензий лежат в том что идеология и практика школ Тарбут далеко не всегда «ходили парой».

* * *

Репутация школ Тарбут бежала далеко впереди них, прямо по монгольской пословице «у доброй славы крепкие ноги». Преподавание там велось на иврите (кроме польского языка и литературы, а так же истории Польши). Юноша или девушка закончившие школу второй ступени системы Тарбут в совершенстве знали иврит, были досконально знакомы с традиционной и современной еврейской литературой на иврите и имели тот же культурный багаж что их сверстники в Палестине. Надо сказать что в Тарбут дети и подростки в основном уже приходили с интеллектуальным и культурным багажом выше среднего. Даже когда брали детей бедных родителей с частичной оплатой или совсем без оплаты, снимали сливки – то есть брали самых умных и продвинутых. (Вспомнила как меня экзаменовал директор американской школы а ля Тарбут Westchester Hebrew High School. Поговорил со мной на иврите, поговорил по французски, а потом шрифт Раши дал читать. Кроме меня в классе была еще одна девочка из СССР, из Питера. Мы с ней знали иврит лучше всех в классе и были самые соблюдающие). Однако Быстрицкому этого было мало. Он на голубом глазу выговаривал школам Тарбут за то что они вообще преподают какие-то нееврейские предметы на нееврейском языке – полностью закрывая глаза на тот факт что этого требовал польский закон. Он предлагал обучать по программам используемым в школах ишува в Палестине – никакого идиша, никакого польского. При этом игнорировался не только польский закон, но и самая что ни на есть

реальность. Как уже было сказано, в школы Тарбут в основном посылали своих детей люди образованные и небедные. Они хотели своим детям профессиональной карьеры и лучшей жизни, а без польского языка в Польше это было невозможно. Родители платили не только за то чтобы их детей учили ивриту и сионизму, но и за то чтобы готовили к поступлению в польский университет. Составители польской части программ Тарбут делали даже больше чем требовали от них закон и практические соображения «готовить выпускников к поступлению в университет». Например Адама Мицкевича начинали изучать с четвертого класса, причем не только общеизвестные стихи. Начинали с «Баллад и романсов», потом потихонечку переходили к «Пану Тадеушу», а дальше наступал черед «Конрада Валленрода», «Дзядов» и «Книги польского народа и польского пилигримства». В ту же программу входило большинство произведений Генрика Сенкевича («Фонарщик», «Огнем и мечом», «Потоп», «Янко музыкант» и даже абсолютно христианский роман «Камо грядеши», за который Сенкевич получил нобелевскую премию). (Даже когда я читала рассказы Сенкевича про современную ему Польшу, конец 19-ого и начало 20-ого века, я просто поверить не могла – неужели они действительно так выспренно и витиевато общаются? Это какой-то маркер шляхты или может быть перевод плохой?). Помимо литературы преподавались польская география, история и «основы общества и государства».

Ассимиляция – термин имеющий негативную идеологическую коннотацию, что тогда, что сейчас. То чему подвергались еврейские дети и подростки в школах Тарбут можно точнее описать как частичная аккультурация. В процессе обучения они не теряли свою еврейскую идентичность и уж конечно не растворялись в польском обществе. Абсолютное большинство учеников школ Тарбут выходило оттуда гордящимися своим наследием евреями и убежденными сионистами. Эта гордость базировалась не на лозунгах, а на обширных глубоких знаниях национальной культуры на национальном языке. Большинство учеников школ Тарбут знало так же идиш и ежедневно им пользовалось. Но одновременно они были глубоко погружены в нееврейскую культуру. Аккультурация не означает замены одной культуры на другую. Она означает умелое использование обеих.

* * *

Первую попытку издавать для своих учеников специальный детский журнал на иврите система Тарбут предприняла в 1922 году. Назывался он «Шиболим», то есть початки. Выходил два раза в месяц. В журнале встречаются как огласованные, так и не огласованные тексты. Около 70% содержания «Шиболим» составляла литература, оригинальные и переводные произведения разных жанров. Остальное было посвящено разлечениям, поделкам и спорту. Новости и текущие события не упоминались вообще никак. Иллюстрации в основном копировались из других источников. «Шиболим» выходили два года, потом захирели из за недостаточного финансирования.

С 1935 года начали выходить сразу три ежедвухнедельника – «Олами» (Мой мир) для пяти-семиклассников, «Олами Хакатан» (Мой маленький мир) для третье-четвероклассников и «Олами Хактантан» (Мой совсем маленький мир) для первоклассников и второклассников. Их публикация прервалась лишь с началом войны в 1939. Они уже иллюстрировались профессиональными художниками и графиками. Что касается контента, наблюдалась картина принципиально отличающаяся от «Шиболим» — 70% посвещалось общим темам и 30% литературе. Но журналы внушали своим юным читателям что читать художественную литературу просто обязательно, публиковали списки рекомендованных к прочтению книг, организовывали конкурсы на лучшее сочинение. В «Олами» и «Олами Хакатан» регулярно появялись новости и информация из Палестины, в том числе про конфликт с арабами, природу, сельскохозяйственное развитие и строительство новых объектов в Иерусалиме и Тель-Авиве. Регулярно появлялись материалы по польской истории, с особым упором на вклад евреев в польские освободительные войны и восстания. Много писали о еврейских праздниках. Ну и как всегда, колонки посвященные спорту, гигиене и популяризации науки в стиле советских журналов «Техника – молодежи» и «Наука и жизнь». Так же оба журнала для детей постарше касались антисемитизма и все ухудшающегося положения евреев в Германии.

На фото опубликованное в «Олами Хакатан» в Шавуот 1936 года письмо мальчика Шмуэля председателю Еврейского Национального Фонда Менахему Усышкину. Примерное содержание: раз уже мы не пока не можем вырастить в Эрец Исраэль первые плоды по случаю праздника Шавуот, мы пожертвуем карманные деньги в Еврейский Национальный Фонд. А когда станем постарше, научимся крестьянскому труду и эмигрируем в Эрец Исраэль.