Во время войны в японских школах не учили английский язык. Единственные слова которые требовалось знать это «да» и «нет». В 1941, требуя безоговорочной капитуляции английских войск в Сингапуре, генерал Ямасита кричал на генерала Персиваля «Так да или нет?». А когда эти самые англоязычные победили Японию, пришлось срочно учить please и thank you.

В Японии военных лет была распространена идея что хотя белые люди и выше японцев, они слабее – потому что сидят на стульях, а не на полу, как японцы. Таким образом у японцев сильнее мышцы ног. А после войны учителя истории, по воспоминанием тех кто в конце 1940-ых учился в школе, дружно переобулись в воздухе и стали рассказывать ученикам что Япония проиграла войну именно потому что американцы и русские выше японцев ростом. (Вспомнила сцену из любимого кина Paradise Road. Лагерь на Суматре, где японцы интернируют европейских женщин и несколько китаянок. Женщин заставляют носить воду в баню, где моются японские солдаты. В паре работают девушка из патриархальной религиозной голландской семьи и разбитная китаянка. Голландке очень некомфортно, ей раньше видеть голых мужчин не приходилось. Китаянка удивляется – ты, что раньше никогда мужских органов не видела? Нет – отвечает голландка. Китаянка: ну тогда слушай сюда. Бывает маленький азиатский мужчина – и у него вот такой большой (и показывает руками). Бывает большой европейский мужчина – и у него вот такой маленький (и показывает двумя пальцами). По росту никогда не скажешь. Голландка кивает с видом «какие ценные знания»). То поколение вспоминает, что после такого переобувания в воздухе они уже вообще учителям не верили, не единому слову.

Я вспоминал эти рассказы когда разговорился с двумя учительницами из бывшего Восточного Берлина. Лишь два года прошло с момента объединения двух Германий. Как учительницы объясняли своим ученикам вот это? Сохранили ли они доверие учеников?

Фрау Лейн и фрау Насс было обеим за сорок. Фраун Насс была директором школы и членом компартии ГДР, фрау Лейн – беспартийная рядовая учительница. Обе одеты скорее практично чем красиво. У обеих прически в стиле «лишь бы поменьше возиться». Я рассказал им про послевоенные кульбиты японских учителей и спросил – а как у вас? «У нас не было таких проблем» — сказала фрау Насс. В своей зоне оккупации русские тупо уволили 90% учителей и оставили только тех у кого была история оппозиции нацистскому режиму, кто сидел в тюрьме или в лагере. С доверием учеников у этих людей все было хорошо. Некоторые темы просто не поднимались. «Мы не говорили неправды. Просто по некоторым темам мы не говорили ничего».

Беглого взгляда на восточногерманские учебники истории достаточно чтобы понять что это не совсем так. Вот как там оправдывается Пакт Молотова-Риббентропа: «Планы разрешить внутренние противоречия империалистической системы за счет СССР потерпели неудачу. СССР расстроил планы строительства широкой антисоветской коалиции и поставил заслон немецкой агрессии в восточной Европе. Этот пакт дал СССР два года, в течении которых он мог готовиться к оборонительной войне.» Советское участие в очередном разделе Польши подавалось как защита украинцев и беларусов от произвола (где-то мы это уже слышали – примечание переводчика).

Какое чувство вины могло возникнуть у учеников фрау Лейн и фрау Насс? Они же родились в демократической, миролюбивой республике рабочих и крестьян. Их предки сопротивлялись гитлеровскому режиму (все поголовно, ага). Третий Рейх не подавался им как аберрация в длинной и трагичной немецкой истории. Не подавался он и как последствие наиболее зловещих аспектов немецкой философской мысли. Вместо этого восточногерманских подростков учили что Третий Рейх – логичная, финальная и наиболее агрессивная стадия развития капитализма.

Давайте посмотрим на иллюстрации восточногерманских учебников. Там много портретов героев сопротивления вроде Эриха Хоннекера, который правил ГДР два десятка лет и тут же – Зоя Космодемьянская. Гитлер на фото неизменно стоит в окружении немецких промышленников, чтобы ни у кого не осталось сомнений чьей марионеткой он являлся. Фотографий собственно войны немного, а те что есть – изображают советских, а не немецких солдат. Есть кое-какие фото из концлагерей, в основном из Бухенвальда, где действовало сильное коммунистическое подполье. Восточногерманские учебники предпочитают говорить не о геноциде и зверствах, а героизме немецких коммунистических подпольщиков и советских солдат.

По словам фрау Лейн и фрау Насс заподногерманские учебники, которые им раздали после объединения – совсем другие. Там до кучи Холокоста, и в тексте, и в фотографиях. Правила поведения заключенных в концлагерях, Нюрнбергские законы 1935, речи Геббельса, вот это вот всё.

Берндт Вецка, тот самый учитель, который привел свой класс на суд над Йозефом Швамбергером, рассказал мне что федеральное правительство ФРГ установило минимум 60 часов в год на изучение Холокоста. Если местная власть хочет добавить к этому что-то свое, то может добавить. Вецка преподает в маленьком швабском городке с мощенными улицами, средневековым замком и прочими видами «как с открытки». Он отвел меня на еврейское кладбище и показал могилу двух братьев. Один погиб во Франции, еще в первую мировую войну, офицером на фронте. Второй умер 25 лет спустя в «образцовом» лагере Терезин и урну с его прахом прислали семье для захоронения. В 1940 такие вольности еще допускались.

Я пил кофе с Вецкой и его девушкой, тоже учительницей истории. Оба рассказывали что их ученикам очень интересен период Третьего Рейха. «Больше чем история ГДР?» — спросил я. «Конечно» — ответил Вецка – «Они не чувствуют что ГДР это часть истории их страны, а Третий Рейх – очень даже».

Родители Берндта Вецки – ну типичные немцы тех времен. Отец воевал на восточном фроне в Ваффен-СС. Мать была активна в Бунд-Дойче-Мейдель. Отец хранил свои награды со свастиками. Понятно, что в семье юному Берндту говорить о прошлом было не с кем. Да и в школе особо тоже не с кем. Те учителя кто были детьми во время войны хотели как можно скорее об этом забыть. Был один учитель, совсем пожилой, искалеченный ветеран, которого дети страшно не любили. Он ими командовал как фельдфебель на плацу. В ответ на вопрос о Третьем Рейхе этот суровый человек неожиданно для всех разрыдался «Мы все виноваты. Мы видели надписи на стенах «Смерть евреям» и ничего не сделали. Мы все виноваты».

В отличии от ГДР, учебники в ФРГ не писали благонадеждные историки отобранные в столице. Тут содержание учебников варьируется от одной федеральной земли к другой. Издатели сдают свои тексты на одобрение правительствам федеральных земель, а те назначают учителей рекомендованных родительским комитетом чтобы вычитывать текст. В принципе учителя смотрят на соответствие текста учебника конституции ФРГ и законам об образовании. Кстати один из этих законов гласит что образовательные материалы «не должны мешать ученику сформировать собственное мнение». Вопросы которые там задают в каждой главе скорее открытые, они имеют целью заставить ученика подумать, а не выдать заранее одобренный ответ. Возможно именно это имели в виду восточногерманские учительницы когда жаловались на западногерманские учебники – «они не задают рамок».

Цель всего этого – внушить то что Юрген Хабермас называл «конституционным патриотизмом» (верфассунгпатриотизмус, пристрелите меня кто-нибудь). Вот что он писал: «Конституционный патриотизм это единственная форма патриотизма которая не отделяет нас от остального запада. Чтобы выработать лояльность универсальным принципам конституционной демократической формы правление нам понадобился Аушвиц».

Что же такое конституционный патриотизм? Школьникам предлагают строить свою национальную идентичность не на флагах, песнях, героях или сконструированном нарративе истории. Вместо этого предлагается верность идее, либеральному конституционному порядку (прям, как в Штатах). Это разительно отличается от восточно-германской версии, потому что там государство ставится выше индивидуума. ГДР прибрало к рукам многие пропагандистские инструменты нацистов – культ разных личностей, любовь к флагам и парадам, военизированные молодежные организации. А конституционный патриотизм сформулированный Юргеном Хабермасом и популяризированный в школьных учебниках ФРГ именно что не делает культа из государства.

Однако людям для идентификации нужны символы и вот этого конституционному патриотизму отчаянно не хватает. Консервативная историческая школа условно во главе с Эрихом Нольте выдвигала аргументы что нельзя позволить Аушвицу вбивать клин в преемственность немецкой истории. История должна давать нации идентичность – духовную, политическую, эстетическую. Немцам нужны герои – включая немецкого солдата образца 1944 который защищал свою страну от коммунистических орд.

Но нельзя сказать чтобы западногерманские учебники уж совсем не нашли в немецкой истории героев, примером которых подростки могли бы вдохновляться. Там далеко не замалчивается сопротивление нацистскому режиму, уж какое оно там имело место. Описывается сопротивление коммунистов, духовенства (католического и лютеранского), студентов (Белая Роза), социал-демократов и наконец заговор против Гитлера во главе с графом фон Штауффенбергом.

Религия играла заметную роль в немецком сопртивлении и в учебниках для школ Баварии этому посвящено немало места. Отмечается что в традиционно католической Баварии большая часть избирателей не голосовала за НСДАП на выборах 1932 года. Отмечается героизм отдельных священнослужителей, вроде иезуита Августина Роша и мюнстерского епископа фон Галена. Но все это не означает что в Баварии была какая-то организованная оппозиция НСДАП. Просто католики голосовали так как священники им велели – за консервативные католические партии, которые в 1933 новый режим распустил. (По крайней мере, в начале 1980-е немецкие католики продолжали голосовать по принципу «как священник скажет». Мой любимый хулиган Герхард Кромшредер во время предвыборной кампании обошел восемь церквей и соборов в разных частях Баварии, притворяясь исповедующимся. Семь из восьми исповедующих его священников занимались предвыборной агитацией прямо во время исповеди, а кое-кто угрожал Кромшредеру вечным проклятием, если он не проголосует за правильного кандитата. По следам этих исповедей он написал репортаж в журнал «Штерн» и вся католическая общественность встала на уши, как посмел вынести сор из избы).

Обе Германии при составлении своих учебников опирались на наследие сопротивления. Это в общем хорошо и правильно и пусть лучше немецкие подростки вдохновляются примером графа фон Штауфенберга чем, не будь рядом помянут, Генриха Гиммлера. (ГДРовские герои вроде Эрнста Тельмана и Эриха Хоннекера не столь привлекательны как Штауффенберг, но все же лучше Гиммлера).

Но сводить всю историю Третьего Рейха к сопротивлению сыграло с ГДРовским обществом злую шутку. Это было частью официальной идеологии, и когда она посыпалась, былые кумиры полетели с пьедесталов. Тысячи молодых людей и подростков почувствовали себя обманутыми и взбунтовались самым предсказуемым образом – водрузили на пустые пьедесталы героев и символы предшествующей диктатуры. Они зиговали на улицах и поклонялись Гитлеру как будто тосковали по героической эре о которой им врали предавшие их учителя и родители.

В ФРГ фокусирование на сопротивлении родило идею что любой кто сопротивляется власти – это хороший человек, а такое сопротивление – моральный императив. Поэтому какую бы дичь не творили Фракция Красной Армии и группа Баадер-Майнхоф, им были гарантированы симпатии в западногерманском обществе – именно потому что они делали то что не осмелились делать немцы, когда это было действительно необходимо, в тридцатые и сороковые годы.

Но даже более холодные головы в поколении студенческих бунтов 1968-ого поняли главное – либеральная демократия в Германии невозможна без критического взгляда на нацистское прошлое. Хватит уже замалчивать, уходить в сторону, притворяться что этого не было – и считать что такое вот премудрое пескарство превратит миллионы бывших пособников кровожадного в рейха в образцовых граждан либеральной демократии. До 1930-ых немецкие интеллектуалы имели обыкновение отворачиваться от политики как от занятия низкого и недостойного. Но начиная с 1960-ых лучшие умы Германии начали заниматься политическими и конституционными вопросами и проводить разъяснительную работу с населением. И когда в начале девяностых неонацисты начали поджигать хостели с беженцами и убивать иностранцев, поднялась буквально вся бывшая ФРГ – миллионы немцев выходили на протесты, тысячи на добровольных началах охраняли эти самые хостели, просто стояли вокруг плотным человеческим кольцом. Из этих событий можно сделать вывод что кто-то что-то сделал правильно. (Кстати, и Крошредер со своими «репортажами в ролях» немалую лепту внес. К кому он только под личиной не внедрялся – от неонацистов до любителей изгонять бесов).