Сабуро Иенага – профессор истории, а когда-то был учителем. В 1952 он написал учебник истории для старших классов, а через четыре года у него начались неприятности. Минобразование решило что текст авторства Иенаги слишком односторонний, а именно содержит слишком много негатива про роль Японии во второй мировой войне. Министерство пробовало принудить его переписать текст – а он упирался. Наконец в 1964 Сабуро Иенага дал сдачи – подал в суд на правительство, за нарушение японской конституции, а именно ее положения о свободе слова. Последовало еще два иска, в 1967 и 1984. Министерство образования требовало от Иенаги удалить из текста упоминания о Нанкинской резне, массовых изнасилованиях женщин на оккупированных территориях и Отряде 731. В 1992 ему было 79 лет и он все еще как на работу ходила на заседания судов по своим искам.

Меня поразило каким физически хрупким выглядел этот человек. Ему было трудно ходить, он быстро выдыхался. Я поражался откуда у него берется эта энергия – десятилетями сражаться в суде за возможность писать в учебниках истории исторические факты, а не мифы о божественном происхождении японской нации. Сабуро Иенага показал мне школьный учебник военных време. Мифология там заняла место истории, а древние японские божества и мифические императоры преподносились как сосредоточие исконных японских добродетелей. Иенага вздыха, переворачивая хрупкие, рассыпающиеся странички, такие же как он сам и говорил так:

«Мне очень стыдно, что я не говорил детям правды. Я хочу это исправить. Я не агитировал за войну, но не сделал ничего, чтобы ее остановить.»

В 1992 году, выходя с очередного слушания, Иенага обратился к своей группе поддержки с такими словами:

Главное разница между гитлеровской Германии и ее союзницей Японии в том что многие немцы сопротивлялись и закончили свои дни на виселице или у стенки. Мы нация конформистов. Поэтому не так важно, проиграем мы или выиграем в суде – важно не быть конформистами и гнуть своё.

Сказал и пошел по коридору на выход – маленький, согбенный, в круглых совиных очках. И люди вставали и аплодировали.

16 марта 1993 года был объявлен вердикт – Иенага проиграл по всем пунктам. Через месяц я его набрал и спросил – будет ли он подавать аппеляцию? «Конечно. А для чего еще жить?».

После войны начиналось все куда как многообещающе. Некоторое время учили по старым учебникам, из которых чернилами вымарывали или ножницами вырезали уж совсем одиозный милитаризм. В 1946 вышел новый учебник под названием «Путь нашей страны». Поледний раз в Японии учебник истории вышел в 1881. Учебник 1946 был первым где история человечества начиналась с каменного века, а не с богини Аматерасу. Через год был принят закон ограничивающий контроль правительства над содержанием учебных материалов. В этом законе было написано много прекрасных слов о «воспитании будущих поколений в духе мира и истины», строительстве демократического общества и все это «по букве и духу конституции Японии». Школы были свободны выбирать себе учебники сами на частном рынке. Это было поистине революционным. По крайней мере с 1890, когда вышел императорский рескрипт о школьном образовании, это самое школьное образование преследовало одну цель – воспитывать императору подданных в духе покорности и самопожертвования и одновременно – в духе превосходства над всеми неяпонцами. Туда же портреты императора в каждом классе и бесконечные поклоны. (Про атмосферу в японских школах военных лет можно почитать в книге Юн Чжан «Дикие лебеди», в сети есть по русски. Юн Чжан училась в Манчу-Го по японской программе и вместе с другими китайскими и маньчжурскими детьми находилась на положении второго сорта). В 1948 обе палаты парламента отменили этот рескрипт. С первым написанным учебником у Сабуро Иенаги никаких проблем не возникло. Но в начале пятидесятых, через год после начала войны в Корее снова стали закручивать гайки. Министерство образование снова взяло на себя монополию на публикацию учебников. Это поставило минобразования на путь конфликта с крайне левым всеяпонским профсоюзом учителей. Профсоюз считал правительственных чиновников реваншистами и ностальгантами по имперскому прошлому, а те считали учителей в лучшем случае опасными идеалистами, в худшем предателями. В результате этого бесконечного тяни-толкая японские учебники истории вышли пресные как рис на воде и не одна сторона ими не довольна. Левые и либералы критикуют эти учебники за то что они националистические, лживые и уклончивые, в то время как как правые консерваторы находят там слишком много чуждых идеологических влияний. И те, и другие, в чем-то правы.

Я просмотрел учебник истории изданный в 1984. Там нет фотографий искалеченных японских ветеранов просящих милостыню или японских зверств, как в учебнике Иенаги. Что есть – руины Хиросимы, потопление крейсера «Аризона» в Перл-Харборе, японцы эвакуирующиеся из под бомбежек и ассоциация соседей на занятиях по тушению пожаров.

Что касается Отряда 731, то его в учебник 1984 решили не включать потому что «мало достоверных сведений». (На тот момент достоверных сведений было действительно мало потому что большая часть документации оказалась либо в американских, либо в советских архивах). Но в течении восьмидесятых архивы открывались, документы рассекречивались и в 1992 Сабуро Иенага был уверен, что в будущие издания какая-то информация войдет.

В свой учебник 1962 Иенага так же включил информацию о массовых изнасилованиях японскими военнослужащими женщин на оккупированных территориях. Министерство потребовало и это стереть и обосновало свое требование так в ключе что массовые изнасилования всегда имеют место во время крупных военных конфликтов и японская армия не одна такая.

На самом деле изнасилования приняли такой массовый характер что даже японское командование это беспокоило – плохо влияет на дисциплину в войсках, озлобляет население. Проблему решили оригинально – путем полевых борделей, в которые набирали китаянок, кореянок, филиппинок и европеек из городов, деревень и лагерей военнопленных по всей империи. Большая часть этих женщин погибли – от бомбежек, болезней и издевательств «клиентов». Долгое время это не включалось в японские учебники опять же с формулировкой «мало исторических материалов на тему».

А потом начало всплывать. До конца восьмидесятых в Южной Корее ограничивались многие гражданские свободы, например требовалось разрешение на заграничные поездки. В 1965 правительство Республики Корея приняло от Японии предложение общей компенсации, без компенсаций отдельным лицам пострадавшим от оккупации. История «женщин для утешения» была слишком болезненной чтобы вслух о ней говорить – в оччччень традиционном и патриархальном корейском обществе, да еще при повсеместном участии в этом деле корейских коллаборантов. Получалось что и в корейские учебники история «женщин для утешения» не вошла. Но с конца восьмидесятых жители Южной Кореи стали приезжать в Японию и японские феминистки нашли среди них достаточно женщин которые были готовы публично рассказать что с ними случилось во время войны и идти с этим в суд. Японское правительство отрицало всякую ответственность. Чиновники утверждали что военная проституция была целиком частным бизнесом и японское правительство в этом не участвовало. (В комментариях ссылка на корейское аниме основанное на реальной истории одной такой девочки, причем в японский бордель ее сманил корейский же староста, обещал хорошую работу. Субтитры на английском и на русском в переводе с английского меня. Очень тяжело, будете плакать).

На этом бы все и осталось если бы эти отмазки не увидел по телевизору историки Йосими Йосиаки. Он вспомнил, что когда делал исследования в военных архивах на другую тему, ему попадались документы про полевые бордели. Остальное было дело техники. Пошел в архив и за пару дней нашел нужный документ – приказ высшего командования сделать для солдат полевые бордели. Японская пресса подхватила скуп, аж целый премьер-министр выдавил из себя извинения перед корейцами – в первый раз. Когда репортер Би-Би-Си в прямом эфире спросил пресс-секратаря японского правительства почему оно не знало о своих же документах в своих же аривах, пресс-секретарь надулся как мышь на крупу, минуту в такой позе стоял и наконец провозгласил «Это не честный вопрос».

В 1970 Сабуро Иенага таки получил судебное решение в свою пользу. Судья токийского суда первого уровня Рюкичи Сугимото вынес решение что министерство просвещения не должно исправлять в учебниках ничего кроме грамматических и стилистических ошибок, а так же перевранных фактов, если таковые имеются. Цензурировать изложение – нарушает права автора учебника. Этого оказалось достаточно чтобы судья начал получать угрозы от правых националистов – а так же адвокаты Иенаги и он сам. Каждую ночь под окнами Иенаги стоял десант его противников, кричали лозунги, били половниками в кастрюли. Даже в суд Иенага с адвокатами должны были заходить через боковой вход.

Министерство подало апелляцию. Следующее решение (в 1974) было половинчатым – редакторская правка которой министерство подвергло текст Иенаги была признана «чрезмерной», но при этом сам факт такой правки не нарушал его конституционные права. В 1980 еще одна судебная инстанция заявила что правки министерства абсолютно нормальны. Один из наиболее долговременных адвокатов Иенаги, Хироси Ояма, называл 1970-ые «золотым веком японской судебной системы». Я спросил его что изменилось. Его ответ был простым. «Судей, которые выносят решения против правительства, не продвигают дальше. Если хочешь сделать карьеру – суди так чтобы не злить власть.» Карьера судьи Сугимото уперлась в тупик.

Тем больше была степень всеобщего удивления когда 20 октября 1993 очередной суд нашел что министерство просвещение превысило свои полномочия, когда вымарало кое-какие факты из текста Иенаги, включая резню в Нанкине. Возможно к тому времени новое поколение японских историков накопало столько разных фактов и документов, что притворяться что их (фактов и документов) нет стало уже невозможно.

Когда японские правые националисты утверждают что их левые оппоненты (в основном учителя) находятся под влиянием «чуждых» и «иностранных» идей – они не так уж неправы. Так же как немецкие консерваторы поносили конституцию Веймарской республики как не истинно немецкую, «написанную евреями», не заслуживающую поддержки – так и их японские единомышленники высказываются о послевоенной конституции Японии и образовательной системе которая ее внедряет. Сравнения послевоенной Японии с Веймарской республикой кочуют по соответсвующей литературе, а некий Таканори Ирие дописался до того что японскую конституцию «написали евреи пропитанные враждой к нашему государству». (По ссылке во втором комментарии можете посмотреть, как евреи участвовали в написании конституции Японии)

Немецкий конституционный патриотизм и собственно послевоенная конституция ФРГ – это плод труда немецких юристов и ученых. За ними стояли европейское просвещение, гуманизм Гете и сопротивление немцев нацистскому режиму, уж какое он там было. У них был базис на котором они могли строить дальше. Японцам было тяжелее потому что изменения в их государственном строе почти целиком исходили от победителей-американцев. И, как правильно заметил Сабуро Иенага, никто предыдущему режиму не сопротивлялся.

Осенью 1992 года я стоял возле здания токийского суда вместе с группой поддержки Сабуро Иенаги. Нас там было около 250 человек. Понятно что всех зал суда вместить не мог, поэтому мы должны были тянуть жребий кому туда идти. Некоторые люди в этой группе приехали аж с Окинавы и с Хоккайдо. Там были мужчины, женщины, люди разных возрастов, студенты, учителя, клерки, домохозяйки. Настроение было достаточно радостное, несмотря на неблагоприятный прогноз исхода заседания. Раздавали листовки и памфлеты с координатам разных правозащитных кружков и объяснениями общественных инициатив добиться компенсации женщинам которых в военные годы принудили к проституции. Иенага снял шляпу, помахал ей в сторону группы поддержки и пошел дальше, хрупкий и несгибаемый.

Зал заседания был с голыми стенами, без символов власти. Судьи были в обычных черных мантиях, как в Европе. Эти черные мантии выделялись на фоне светлого мрамора стен. Юристы излагали серьезно, без ненужной театральности. В команде юристов Сабуро Иенаги была одна женщина. В команде правительства не было ни одной.

Я слушал Хироси Ояму, который представлял Сабуро Иенагу с 1965 года. Он говорил четко и аргументировано – о попытках восстановить императорский рескрипт об образовании 1890 года (!), о том что в Японии индивидуум до сих пор не защищен о произвола государства, что по сравнению с Германией в Японии очень туго идет признание преступлений военных лет. Он цитировал Монтескье. И он говорил о том что конституция существует в том числе для того чтобы не дать государству монополию на истину. Авторы учебников должны быть свободны писать что считают нужным в рамках исторических фактов. Без этой свободы не будет демократии.

Судьи сидели с закрытыми глазами, может сконцентрировались, а может спали. Может им было скучно и они все это уже слышали. Может они думали что мы тут зря воду в ступе толчем и все уже давно решено. Но я так не считал. 27 лет Иенага Сабуро делал так чтобы обсуждение вопроса не прекращалось. Один упертый учитель и несколько сотен поддерживающих – и уже никто не может сказать что никто в Японии не сопротивлялся.