Доктор Конни, она же майор медицинcкой службы Констанс Андовер стояла, прислонившись к шершавой стене. По лбу у неё струился пот, руки дрожали.
Последняя операция заняла у неё не более полутора часов, но раненые начали поступать ещё с утра и с тех пор она не отходила от стола. Она тряхнула головой, пытаясь отогнать шум в ушах, но он всё нарастал и нарастал. Чёрная тень, вся в сигнальных огнях, нависла над площадкой, взметнулось облако пыли, поднятое пропеллером.
Дверь слева от неё раскрылась и оттуда выскочили два санитара с носилками, на которых лежал только что прооперированный ею раненый. Рядом бежал третий, держа в высоко поднятой руке пакет с жидкостью для внутривенного вливания. Вертолёт сел, но пропеллер продолжал крутиться. Пригибаясь к земле и жмурясь от пыли, солдаты погрузили носилки в открытую дверь и бегом вернулись в госпиталь. Вертолёт снова взмыл в небо и взял курс на Кувейт. Доктор Конни проводила его глазами. Ещё один. Может быть он и выживет, этот рядовой, только вот как он будет жить с таким ранением… Впрочем, она сделала все что могла.
Доктор Конни вернулась в госпиталь, села там на продавленный диван и вытерла влажное лицо. Она была мобилизована в Ирак около года назад, но сейчас ей казалось, что она провела здесь уже много лет. В гражданской жизни Доктор Конни заведовала хирургическим отделением большой больницы. Во время Балканской кампании в середине 1990-ых она с другими резервистами попала в Боснию.
На той войне меньше умирали. В основном доктор Конни ездила по деревням и цыганским таборам — смотрела больных, раздавала аспирин и зубные щётки, делала прививки детям. Пару раз даже роды пришлось принять.
А здесь люди ежедневно теряли руки, ноги, глаза. И умирали.
Посидев так немного, доктор Конни заставила себя встать. Ей ещё надо было добраться до дальнего крыла госпиталя где жил персонал и где она делила комнату с медсестрой Эскалера.
На следующий день, за утренним кофе, к ней подсел Ибрагим, иракский переводчик, по совместительству личный шофёр главврача. Это был небольшого роста, худой человек в очках, всегда аккуратно одетый и причесанный. Доктор Конни работала с ним давно и всегда чувствовала к нему симпатию. Он нормально воспринимал женщин на руководящих постах, никогда не повышал голос и, не имел привычки размахивать руками перед носом собеседника.
— Доктор, — обратился к ней Ибрагим, – вы не могли бы посмотреть мою жену? У неё очень плохо с ногами и она всё время хочет пить. Я не мог найти в округе иракскую женщину-врача, а она не хочет, чтобы её смотрел мужчина. Стесняется.
— Да, конечно, Ибрагим. – ответила доктор Конни. – Я сегодня после обеда свободна.
Ибрагим и его семья жили в многоквартирном доме без водопровода, Воду приходилось носить из колонки во дворе, а готовить на керосинке. В трёх комнатах было мало мебели. Там царил идеальный порядок. Это было удивительно если учесть что в семье было человек семь человек детей мал-мала меньше. На стене в самой большой комнате висело две фотографии – благообразный, седой человек в очках и совсем молоденький мальчик, вроде того рядового, который вчера лежал у доктора Конни на операционном столе. Рамки портретов были обвиты траурным крепом, а под ними в вазочке стояли искусственные цветы.
— Это кто? – тихо спросила доктор Конни, указывая на молодого.
— Брат моей жены. – ответил Ибрагим. – Он погиб во время войны с Ираном.
— А это?
— А это мой отец. Он не угодил Саддаму.
Жена Ибрагима, Бушра, оказалась полной печальной женщиной с сединой в густых чёрных волосах. Она, конечно, не говорила по-английски и Конни пришлось расспрашивать её через Ибрагима. После осмотра у Конни не осталось никакого сомнения, что у Бушры диабет и болеет она уже давно.
— Вам придётся ограничить сахар. Это значит не есть конфет, не пить сладкий чай. И поменьше риса. Вам надо регулярно мерять сахар крови и каждый день принимать лекарство. Произнося всё это, она перевела взгляд с Бушры на Ибрагима и запнулась, такая горестная растерянность была в его лице.
— Я закажу вам прибор для измерения сахара и лекарство из Америки и научу, как ими пользоваться.
Ибрагим пошептался с женой, а потом сказал:
— Доктор Конни, для меня и моей семьи будет большой честью, если вы останетесь с нами поужинать.
Они сели на пол – доктор Конни, Ибрагим и два его старших сына. Бушра принесла из кухни кастрюлю плова, и поднос с хлебом и овощами. Мальчики усиленно жевали, не сводя глаз с гостьи.
— Иссаида¹ доктор, — осмелел наконец старший, — что значит по-английски fuck you²?
Доктор Конни поперхнулась рисом.
— Это плохие слова. Кто тебя научил?
— Ребята в школе. Они сказали, что надо подойти к американским солдатам и сказать fuck you. Тогда солдаты дадут тебе сигарету.
Ибрагим перегнулся и отвесил сыну подзатыльник.
— Твой дед был учитель, уважаемый человек, а ты всякие глупости слушаешь, да ещё попрошайничать вздумал. Учился бы лучше, пока отец работает.
Внезапно доктор лицо Ибрагима разгладилось. Он смотрел за спину Конни и улыбался. Она оглянулась и увидела девочку лет трёх в длинной до пола, ночной рубашке. Сонное дитя тёрло кулачками глаза и, судя по интонации, что-то спрашивало.
— Эта наша Ясмин. – сказал Ибрагим.
Ясмин обежала разостланную на полу скатерть, забралась к отцу на колени и полезла пальчиками в его тарелку, как будто так и надо. Она во все глаза смотрела на чужую тётю. Потом слезла с отцовских колен, подошла к Конни и протянула ручку, пытаясь завладеть фонендоскопом, висевшим у Конни на шее.
У Конни не было никакого опыта в общении с маленькими детьми. Она сняла фонендоскоп и надела девочке на шею. Ясмин тут же принялась расхаживать по комнате и показывать всем своё приобретение. Все смеялись, даже Бушра улыбнулась. Время пролетело для Конни незаметно и когда начало темнеть, Ибрагим отвёз её назад на базу. А фонендоскоп с Ясмин удалось снять только, когда она уснула.
На следующий день Конни позвонила матери и попросила её прислать глюкометр и лекарства. Барбара Андовер двадцать лет пророботала медсестрой в местной больнице и всё сразу поняла. Когда они закончили обсуждать медицинские дела, Конни сказала:
— Да, вот ещё что, мам. Пришли пожалуйста набор “Маленький доктор”, цветные мелки, ну и ещё чего-нибудь, во что маленькие девочки сейчас играют.
— Откуда мне знать? – вырвалось у Барбары. – Последний раз у меня была маленькая девочка сорок лет назад.
— Мама, ты опять?
— Извини, Конни. Сорвалось с языка. Всё пришлю. Только береги себя, пожалуйста.
Через три недели Конни получила посылку. Кроме глюкометра и лекарств, там лежали набор “Маленький доктор”, коробка с цветными мелками и роскошная белокурая Барби в подвенечном наряде. Конни нашла Ибрагима сидящим в джипе главврача.
— Пойдёмте ко мне, учиться проверять сахар.
Ибрагим оказался на редкость способным учеником. Уже через полчаса он лихо колол себе палец, вставлял полоску бумаги в аппарат и считывал результаты. Он с благодарностями укладывал в сумку прибор, лекарства и все инструкции, когда она, страшно стесняясь, сунула ему в руки пакет с игрушками.
— Вот… Для Ясмин…
Ибрагим снял очки и и задумчиво посмотрел на неё. Потом направился к выходу, и обернувшись в дверях сказал.
— Спокойной ночи, доктор Конни.
* * *
— Доктор Конни, у вас есть дети? – спросил спустя несколько дней Ибрагим.
— Нет, — сухо ответила она, — я не была замужем.
За этими словами стояло многое. В молодости Конни была застенчива. В студенческие годы у неё был один неудачный роман. По окончании института она поступила в хирургическую ординатуру. Это была сильная, престижная программа и попасть туда было большой честью. Следующие шесть лет она практически прожила в больнице, вся её жизнь состояла из дежурств и операций. Редкие свободные часы она проводила в библиотеке больницы. Достойного человека на её горизонте так и не появилось, а о детях Конни просто не задумывалась. Теперь она сама возглавляла программу обучения молодых хирургов, печаталась в научных журналах, выступала на конференциях. Она чуствовала себя нужной студентам, коллегам, и самое главное, своим больным. Правда, иногда Конни казалось, что окружающие испытывают к ней лёгкую снисходительную жалость. Но она быстро отметала это чувство. Она не без оснований считала, что её жизнь состоялась и жалеть её не за что.
— А вам бы хотелось иметь детей? – не отставал Ибрагим.
— Боюсь, что мне уже поздно. – ответила она ещё суше.
— Простите мою невежливость, доктор Конни, но я не просто из любопытства спрашиваю. Я уже полгода с вами работаю. Я помню, вы кричали на главврача так, что стёкла в окнах тряслись, но я ни разу не слышал, чтобы вы повысили голос на сестёр или санитаров. В выходные дни вы, вместо того чтобы отдыхать, разъезжаете по отдалённым точкам и смотрите там и солдат и наших людей. Вы согласились ехать ко мне домой без охраны и купили моей жене лекарство за собственные деньги. Вы добрый человек. Мы с женой подумали… если бы вы хотели взять ребёнка… наша Ясмин.
Доктор Конни ожидала услышать что угодно только не это.
— Ясмин?! Не может быть! Вы же её так любите!
Ибрагим отвернулся и издал какой-то странный звук, нечто среднее между кашлем и чиханием.
— Ей будет лучше в Америке. Там она сможет учиться, даже стать врачом, как вы. У нас нет денег на самое необходимое, на лекарства для Бушры. У меня ещё две овдовевшие сестры и мать в Басре. Если я не буду им помогать, они окажутся на улице. Я люблю Ясмин и хочу чтобы она была счастлива и в безопасности. На что Саддам был бандит, но кто знает, что будет с нашей страной дальше. Как бы хуже не стало. Подумайте, доктор Конни.
Весь вечер Конни не могла думать ни о чём другом. Она машинально закончила вечерние дела и улеглась на свою раскладушку. Ибрагим конечно был прав. Ничего хорошего девочку здесь не ждёт. Кто знает, что будет с этой страной когда уйдут американцы. Конни стало физически больно при мысли о том, что придёт к власти какой-нибудь чрезмерно озабоченный вопросами морали аятолла, наденет девятилетней Ясмин на голову чёрный мешок, запретит учиться, ходить к врачу, вообще жить. Конни вспомнила весёлое личико, копну кудряшек и любопытные чёрные глаза. Вспомнила детские пальчики, пытавшиеся сцапать фонендоскоп.
Внезапно Конни почуствовала, что кто-то трясёт её за плечо. Это была соседка по комнате, лейтенант Эскалера.
— Мэм, что с вами? Вы метались во сне, и кого-то звали. Имя такое странное, я не разобрала.
— Ничего страшного. Извините, что я вас разбудила
Наутро доктор Конни отправилась в юридический отдел. Юристом оказалась молоденькая девчонка-лейтенант. Лицо и руки у неё были все в укусах и расчёсах в разной стадии воспаления.
— Сейчас заполним бумаги. Подавать их полагается в американском посольстве лично или через доверенное лицо. Ближайшее посольство находится в Кувейте. Проблема в том, как вывезти ребёнка из Ирака в Кувейт.
— А если… на эвакуационном вертолёте? – спросила Конни.
— Гражданским нельзя, тем более местным. Я уже выясняла. Транспорт не должен иметь к армии никакого отношения. Может быть вы кого-нибудь знаете?
— Да, да – обрадовалась Конни, – родители могут отвезти её в Кувейт.
— Иракцев в Кувейт не особенно пускают, только если по работе. – покачала головой адвокат – Может у вас есть какие-нибудь знакомые из ЮНЕСКО или Красного Креста? Кроме того, вам надо самой подать документы в посольство в Кувейте или уполномочить кого-нибудь сделать это за вас. Естественно, это должен быть гражданин США, ни с кем другим в посольстве даже разговаривать не станут.
— Понятно – кивнула Конни – Я поговорю со своими родителями. А что у вас с лицом?
— Комары, мэм. Я на улице сплю.
— А почему не в помещении?
— Вы имеете в виду палатку? – засмеялась адвокат. – Там вместо пола гравий, от него пыль, дышать невозможно.
Вернувшись в госпиталь, Конни обнаружила, что Ибрагима нет. Он повёз главврача в Мосул. Она позвонила домой и поговорила с родителями. Через несколько дней, Ибрагим возник на пороге кабинета и Конни, прежде, чем он успел поздороваться, сказала:
— Я согласна.
Она боялась, что он передумает. Но Ибрагим был настроен решительно. Узнав о препятствии с кувейтской границей, он сказал:
— Мой племянник работает на транспортную компанию и ездит в Кувейт на грузовике. Он скажет на границе, что это его дочь. Я дам ему все документы. А кто её там встретит?
— Мои родители. Её бабушка с дедушкой.
Теперь Конни регулярно наведывалась в юридический отдел для заполнения пространных анкет и прочих бумаг. Ибрагим был вынужден отпрашиваться с работы и бегать по иракским инстанциям. Гражданские суды были закрыты с начала войны и открылись буквально на днях. Они были завалены делами, в коридорах толпились сотни просителей. И тем не менее, с помощью настойчивости и увесистого конверта с купюрами, Ибрагиму удалось добиться для Ясмин разрешения на поездку заграницу. Отдельно был оформлен документ на отказ Ибрагима и Бушры от родительских прав на Ясмин Халаби и передачи их гражданке США Констанс Андовер.
Теперь, когда у Конни выпадали свободные дни, она тайком от всех ездила к Ибрагиму домой. Ясмин, если не спала, выбегала навстречу, размахивая куклой Барби. По словам Бушры без этой куклы Ясмин отказывалась ложиться спать. Конни садилась на ковёр и они начинали играть. В последний раз, когда Ибрагим и Бушра вошли в комнату, Ясмин повернулась к ним, засмеялась и чётко выговорила
— Ко-ни!
Ибрагим отвернулся. Бушра закрыла рукой глаза. Сердце у Конни сжалось.
— Ибрагим, прошу вас, переведите. Я хочу чтобы вы оба это знали. Я буду любить Ясмин, но она от этого не перестанет быть вашей дочерью. Я обещаю вам, что она вас не забудет. Мы будем писать, присылать фотографии. Она не будет для вас потеряна.
— Иншалла³ – тихо сказала Бушра, выслушав перевод.
* * *
Прошло без малого месяц, и за час до рассвета грузовик транспортной компании «Ройял Кувейт” затормозил во дворе дома, где жил Ибрагим. Ибрагим с Конни стояли во дворе. Бушра снесла вниз спящую Ясмин и сумку с вещами. Ибрагим достал из-за пазухи тщательно заклеенный конверт, протянул своему племяннику и что-то тихо сказал по-арабски. Тот понимающе кивнул, сунул конверт под обивку сидения, в сверху прикрыл тряпками. Родители в последний раз поцеловали дочь, а Конни погладила маленькую ручку, свисавшую из-под одеяла. Даже во сне девочка не выпускала из рук уже порядком замусоленную Барби. Ясмин положили на сидение. Машина фыркнула, тронулась и начала выезжать со двора. Ибрагим, Бушра и Конни шли рядом. Грузовик завернул на улицу, рванулся и исчез в темноте. Бушра бросилась на шею мужу и зарыдала.
Теперь им оставалось только ждать. Ибрагим договорился со своим племянником, что он даст знать, как только они благополучно пересекут кувейтскую границу. Расстояние между Кувейтом и Багдадом можно было на средней скорости покрыть за полтора дня и эти полтора дня превратились для доктора Конни в сплошной кошмар. Все разбойники Ирака нападали на ту самую автоколонну. Все песчаные бури захлёстывали тот самый грузовик. Все кувейтские пограничники задерживали именно Ясмин. По счастью у неё в тот день не было никаких операций, ей было бы трудно на чём-нибудь сосредоточиться. На следующий день, к ней в кабинет заглянула лейтенант Эскалера:
— Мэм, рядовая Крамп должна пройти с вами собеседование, прежде чем мы начнём оформлять её увольнение.
Ах да, рядовая Крамп… Та, которую отправляют в тыл по беременности.
— Да, пусть заходит.
Рядовая Крамп вошла в кабинет прогулочной походкой и плюхнулась в ближайшее кресло.
— Встаньте и войдите как полагается, рядовая Крамп – устало сказала доктор Конни.
Крамп вышла, виляя задом, но тем не менее, войдя, она на этот раз доложила как полагается и стояла по стойке смирно, пока доктор Конни не разрешила ей сесть.
Собеседование с беременной военнослужащей было чисто формальным требованием. Доктор Конни должна была рассказать Крамп, какие льготы ей полагаются, в том числе и после увольнения.
— После родов вам полагается шесть недель оплаченного отпуска, — монотонно излагала доктор Конни. Она смотрела на белую стену, а видела идущий по пустыне грузовик и детскую мордашку в окне. – Вам также положена армейская медицинская страховка в течении шести месяцев и четыре комплекта формы для беременных.
Взглянув на Крамп, Конни не увидела у неё в лице ни малейшего интереса.
— Подпишите здесь и можете быть свободны.
Крамп ушла, а доктор Конни всё сидела за столом, обхватив голову руками. Она вздрогнула, когда зазвонил телефон.
— Доктор Конни! – радостно кричал на другом конце провода Ибрагим – Всё в порядке! Они добрались! Они уже едут в Кувейт-сити и ваши родители их там ждут! Машалла (4), доктор Конни!
— Спасибо, — тихо сказала Конни, положила трубку. Из груди исчез комок, последние два дня не дававший дышать.
Открылась дверь и в кабинет заглянула лейтенант Эскалера.
— Вот ведь нахалка! – начала она без всякого вступления – Специально забеременела чтобы отсюда свалить. Да ещё и треплется направо и налево, что рожать не будет! Ни стыда ни совести!
–Что с вами, майор Андовер?Да вы, никак, плачете!
____________________
(1) По-арабски: госпожа
(2) По-английски грубое ругательство
(3) Дай-то Аллах.
(4) По-арабски: Слава Аллаху!