В штаб поступило донесение о том, что в мечети Аль-Шахид прячут гранатомёты, “калашниковы” и взрывчатку. Мечеть находилась в бедном шиитском районе, где редко можно увидеть женщину без чадры, зато на каждом шагу висели портреты преемника Мухаммеда имама Али. Имам, живший двенадцать веков назад, был вооружён винтовкой современного образца, но это никого не смущало. Американцы обычно проезжали этот район на максимальной скорости и никогда не останавливались даже купить арбуз у торговца на обочине.
Однако в этот раз рота капитана Ингрэма застряла там надолго. Им было поручено окружить мечеть Аль-Шахид и обыскать её. Взяв мечеть в кольцо, солдаты уже три часа ждали, пока мулла окончит свою проповедь.
Мечеть занимала небольшой участок земли, огороженный глухим глиняным забором. Забор был увешан матерчатыми транспарантами – белые крючкообразные буквы на чёрном фоне — и всё теми же неизменными портретами. С улицы нельзя было разглядеть ничего кроме обшарпанного минарета, но, судя по тому, что речь муллы транслировалась по громкоговорителю, правоверных в этот день там собралось больше, чем могло поместиться в помещении.
Капитан Ингрэм припарковал свой джип через дорогу от мечети и теперь сидел на переднем пассажирском сидении, свесив ноги наружу и держа на коленях автомат. За рулём сидел солдат, а на заднем сидении поместился переводчик из местных. Не отрывая глаз от мечети, Ингрэм машинально чистил апельсин.
Незадолго до начала операции его вызвал к себе полковник Робинетт и полчаса говорил о необходимости соблюдать политкорректность в проведении операции. Ни в коем случае не оскорблять религиозные чувства иракцев… Нежелательный политический резонанс… Капитан Ингрэм согласно кивал, изредка вставляя “да, сэр” и “я понял, сэр”. Но и он, и полковник Робинетт прекрасно понимали: никому не известно, как жители квартала Аль-Шахид отреагируют на ту или иную ситуацию. Капитан Ингрэм вообще не очень понимал тех, кого его послали освободить. На суровость они отвечали угодливостью, на жест доброй воли – грубостью. Черт знает сколько лет терпели Саддама, но были готовы разорвать человека на части за сигарету, выкуренную в Рамадан. Одного такого бедолагу они били всем кварталом и избитого притащили на американский блок-пост. Если бы до блок-поста было на пятьдесят шагов больше, несчастный наверняка отдал бы Богу душу.
Апельсин был съеден, а проповедь всё не кончалась. Капитан Ингрэм повернулся к переводчику.
— Каммаль, что он там говорит?
— Вы уверены что хотите это слышать?
— Уверен. Я хочу знать, как они настроены.
Каммаль прислушался.
— Он говорит, что Америка напала на Ирак потому, что ей велели сионисты.
— Надо же, а я не знал что евреи правят миром. Хоть бы мне от этого что-нибудь перепало – подал голос рядовой Сильверман
— Рядовой, сейчас не время для сарказма – отозвался капитан Ингрэм – А что он ешё говорит?
Каммаль прислушался.
— Он говорит, что все американцы предаются разврату.
— Если бы мне кто-нибудь дал… начал было Сильверман, но решил не искушать терпение командира.
Некоторое время все трое вслушивались в доносящиеся из громкоговорителя вопли.
— Он говорит что американские солдаты все поголовно распутники и что они носят специальные очки, чтобы смотреть сквозь одеяния мусульманских женщин.
— Да на что там смотреть? – не унимался Сильверман.
— Какие очки? – удивился Ингрэм.
— Ваши инфракрасные очки для ночных операций.
Послушали ещё.
— Он говорит… Как бы вам сказать… — замялся Каммаль.
— Скажите как есть.
— Он говорит что американцы любят нечистых животных и что в каждом американском доме живёт мики-маус.
Ингрэм и Сильверман уставились на переводчика, причём Сильверман даже не нашёл что сказать.
— Вы уверены? – спросил наконец Ингрэм.
— Да что вы на меня уставились – обиделся Каммаль – можно подумать, я отвечаю за этого шарлатанa. Я вообще христианин.
— Значит мики-маус? – уточнил Сильверман, давясь от смеха.
— Да. Он говорит, что это такая прожорливая мышь ростом с шакала и с большими ушами.
Тут даже капитан Ингрэм не выдержал и хмыкнул. А Сильверман — тот вообще согнулся от смеха пополам. Каммаль встрепенулся.
— Всё, пропроведь закончена. Сейчас они выйдут.
Ингрэм моментально посеръёзнел, выпрыгнул из джипа и сделал знак десятку солдат, прятавшихся в ближайших кустах. Тем временем калитка распахнулась и из неё вылетело не меньше тридцати человек сразу. Они несли на плечах седобородого муллу в чёрном тюрбане – Ингрэм уже знал, что тюрбан — это признак принадлежности к роду пророка Мухаммеда, не чета простым смертным. А из калитки продолжали кучками выбегать прихожане и скоро вся мечеть оказалась окружённой орущей скандирующей толпой.
В сопровождении Каммаля и взвода солдат, капитан Ингрэм шагнул к мулле.
— Скажите ему, что у меня приказ от командования коалиции обыскать эту мечеть на предмет хранения оружия. Мы обещаем не наносить вреда и не притрагиваться к культовым предметам.
Каммаль перевёл. Мулла ответил, и выражение его лица не требовало перевода
— Он говорит, что не пустит в мечеть нечистых собак.
— Он имеет в виду поисковых собак сапёров?
— Нет, он имеет в виду вас и ваших солдат.
Капитан Ингрэм оглянулся на “нечистых собак” и только секунда понадобилась ему, что установить контакт с каждым – без слов, одними глазами. Потом он увидел рядового Сильвермана – тот замер у джипа, веселье будто смыло с его повзрослевшего лица.
Капитан Ингрэм подумал секунду, потом повернулся к Каммалю и сказал:
— Передай ему, что если мы не обыщем мечеть, то завтра сюда из Кувейта будет доставлена стая микки-маусов. Они сожрут все припасы в этом квартале и подгрызут основание минарета.
Услышав перевод, мулла вгляделся в лица оккупантов и что-то подсказало ему, что на этот раз с ними лучше не связываться. Он молча отступил в сторону.
Тем временем остальные солдаты утихомирили толпу. Уже стоя в проёме калитки, капитан Ингрэм оглянулся на сапёров, переводчика и солдат. Лицо его было не менее серьёзным чем всегда и только тот, кто хорошо знал капитана, мог бы разглядить в его глазах необычные озорные искорки.
— Пошли, ребята. С нами Мики-Маус – сказал капитан Ингрэм.