В полицию Лос Анджелеса сообщили о том, что пропал ребёнок. Список детей в розыске пополнился ещё одним именем – Меган Уэйнрайт, 13 лет, среднего роста, худовщавого телосложения, волосы светлые, глаза голубые. Я не знаю, с чего они взяли, что я пропала. Я-то прекрасно знаю, где я нахожусь и зачем. Вобщем-то, я сама заварила эту кашу. Потому что я и есть Меган Уэйнрайт. И мне действительно 13 лет, но цвет глаз у меня меняется в зависимости от погоды. Впрочем, это к делу не относится. 

Мои родители давно развелись. Мать живёт своей жизнью, а я своей. Мать у меня актриса. Она говорит, что чтобы дали роль надо всё время мелькать, быть на виду. Вот она и мелькает. Когда я ухожу в школу, она ещё спит, а когда прихожу её уже нет. Мы существуем в параллельных мирах и друг другу не мешаем. А вот с отцом сложнее. Он у меня военный, какой-то страшно крутой десантник. Он бы счастлив был заниматься со мной, да вот беда – его никогда нет на месте. Он всё время ездит в какие-то страшно секретные места, даже не может сказать какие. Но когда он не занят своими Рэмбо-делами, я у него на первом  месте. Как-то, полтора года назад он приехал к нам в Калифорнию, и они с мамой вместе пошли на выступление нашего школьного драмркужка. В тот день я играла Белоснежку. Увидев их сидящими рядом в третьем ряду, я от радости так обалдела, что чуть не забыла свои слова. Я так хотела, чтобы он надел свои медали, чтобы все видели какой он герой, как я им горжусь. Я глупая тогда была и не знала, как эти медали ему достаются. 

О том, что отец ранен, я узнала от его сестры, моей тёти Беатрис. Она подошла ко мне на школьном дворе и сказала, что отец лежит в больнице на другом конце страны. Я, наивная душа, спросила её, когда мы к нему поедем. Как будто я не знаю свою тётю! Её ничего кроме её церкви не интересует. Ходит туда каждый день, брошюрки на улицах раздаёт. Тогда она сказала мне: “Молись, дитя.” Нет уж, спасибочки! Пусть она сама молится, раз больше ни на что не годится. 

На следующие выходные я была у тёти Беатрис в гостях. Пока она спозаранку ушла в церковь, я потихоньку влезла в её письменный стол. Чего тут только не было! Бесконечные квитанции от благотворительных организаций, какие-то листовки со времён убийства президента Кеннеди. Наконец я нашла, что искала. Официальное письмо из Министерства Обороны. Там было написано, что сержант первого класса Майкл Уэйнрайт пострадал при взвыве и находится на лечении в госпитале Уолтер-Рид. 

Теперь мне надо было обзавестись фальшивым удостоверением. Детям до пятнадцати лет нельзя ездить на междугородних автобусах одним. Я попросила мою лучшую подружку Амбер поговорить с своим старшим братом.  Он уже в старшеклассник и вечно пытается пролезть на взрослые вечеринки, хотя пить ему по закону ещё не полагается. Сначала Брендон не принимал нас всерьёз – ну как же, он такой крутой, а мы с Амбер ещё малявки. Но увидев у меня в руках пачку долларов, он тут же перешёл на деловой тон. Я уже почти что накопила денег на собственный компьютер, но копилку пришлось разбить Я могла не бояться, что он зажилит деньги. Слишком весёлую жизнь устроила бы ему моя верная подруга. И скоро я держала в руках прекрасное удостоверение с моей фотографией, но с подкорреткированным именем и датой рождения. 

После этого я сложила сумку и отправилась на автобусную станцию.. Я не хотела возбуждать подозрений, поэтому не купила билет сразу на всю поездку. Вместо этого я покупала билет из Калифорнии в Техас, из Техаса в Арканзас, из Арканзаса в Миссиссиппи, и так далее до самого Вашингтона. 

Вот уже два дня, как я живу на автобусной станции в “столице нашей родины”, как любит выражаться наш историк.  Я всё время делаю вид, что жду автобуса и стараюсь не попадаться на глаза полицейским. Когда уборщица уходит на обеденный перерыв, я чищу зубы у раковины общественного туалета и там же причёсываюсь перед зеркалом. В моём положении главное — не возбуждать лишних подозрений. Так что я не могу позволить себе выглядеть как бомжонок. К тому же папе это не понравится. 

Позавчера я нашла эту больницу. Спустилась в метро, разобралась в карте города. Вот пожалуйста, госпиталь Уолтер-Рид. Папа был бы доволен – это он научил меня ориентироваться по карте. В больнице, я не стала задавать вопросов, чтобы меня не сцапали. Надо было придумать, как незаметно проникнуть в здание. Я решила что притворяться доктором бессмысленно, всё равно мне никто не поверит. Я вышла в больничный садик и села там на скамейку, в надежде что мне придёт в голову какая-нибудь более подходящая мысль. И вдруг эта самая мысль прошла мимо меня, толкая перед собой пустую инвалидную коляску. Девчонка, на вид не намного старше меня, одетая в красно-белую полосатую форму больничного волонтёра.¹ Вот что мне надо! Тогда никто не будет задавать мне дурацких вопросов. Остальное было делом техники. Найти на почте телефонный справочник и посмотреть, где  ближайший магазин форменной одежды оказалось легко.

Когда на следующий день я явилась в больницу в волонтёрской форме и с деловым видом, никому и в голову не пришло спросить, что я там делаю. Мне пришлось долго бродить, пока я не нашла дверь с табличкой “Рисс, Д.   Уэйнрайт, М.” И внизу чуть помельче “Операция Несгибаемая Свобода”. Я знала что отец ранен. Но я не знала, что он весь обмотан бинтами, не видит и не может разговаривать. Не знала… 

Сегодня, войдя в палату, я увидела что респиратор убрали, что он дышит сам. Как я обрадовалась! Значит я не зря сбежала из дома. Значит ему лучше от того что я здесь. Я села на пол у его кровати и уцепилась за правую руку свисавшую с бортика. К другой руке вела трубка, по которой текла прозрачная жидкость. 

— Папа, папочка, это я, Меган. Я знаю, что ты меня слышишь. Я уже год тебя не видела. Но ты меня не забыл, я знаю, что не забыл! Помнишь, как мы в реке Нискуалли рыбу ловили? Я такого большого лосося поймала, но мне стало жалко и мы его отпустили. А помнишь, как мы в лесу шишки собирали? Я в последнюю четверть похвальную грамоту получила. Но это было несложно, легкотня всякая. Помнишь, как мы с тобой делить учились? Ты купил пиццу и я сразу поняла что такое половина, что такое четвертушка. Папочка, проснись пожалуйста. Я здесь, я тебе не снюсь. Вот я твой палец чуть-чуть ущипну. А теперь ты… Я так обрадуюсь. Помнишь, ты говорил что сделаешь всё, чтобы я была счастлива? Ну ущипни совсем чуть-чуть. Ты даже на вертолёте меня катал, хоть это и нельзя. Я просила, просила… Тебя, наверно, командир потом ругал. А помнишь, как мы с тобой на катере катались? Я вся промокла. Ко мне тут один из старших классов пристаёт, суёт пальцы в мой салат. Пришлось его какао облить. Ты не думай, я умею за себя постоять. Ну очнись, ну пожалуйста… Папа… Папочка…

Я сидела на полу, давясь слезами и не заметила, как открылась дверь. Обход. Всё, сейчас меня сцапают и отправят назад в Калифорнию. И ему станет хуже. 

— Ты кто? – спросил меня доктор помоложе.

— Меган. – ответила я, стараясь не шмыгать носом. Пусть они увидят, что имеют дело со взрослым человеком. 

— Ты что тут делаешь? Сюда посторонним нельзя.

— Я не посторонняя. Это мой отец. 

Неизвестно, чтобы бы сказал на это молодой доктор, если бы доктор постарше не показал ему глазами на моего отца. Правая рука отца шарила по одеялу словно пыталась что-то отыскать. Недолго думая, пожилой доктор вложил в его пальцы ручку и подставил блокнот. Я слышала, как стучит кровь у меня в висках. Как сквозь толщу воды до меня дошёл голос одного из врачей.

— Ну вот, а вы говорили – ни на что не реагирует. 

Пожилой доктор протянул мне блокнот. Я уже говорила, что мне 13 лет и я надеюсь, что буду жить ещё очень долго. Я всегда буду помнить и рыбалку, и вертолёт, и урок арифметики в пиццерии. А больше всего — эти пять спотыкающихся друг о друга букв – М, Е, Г, А  и Н. 

___________________

(1) Ученицы старших классов часто работают волонтёрами в больницах. Им полагается носить красно-белую полосатую форму поверх повседневной одежды.