Я на правую руку одела
перчатку с левой руки

Анна Ахматова

В этот час в нашей конторе было совсем тихо. Я сидела в своём закутке наедине с настольной лампой, горячим чаем в бумажном стаканчике и длиннющим списком, который составляла уже два дня. Компьютер, как на грех, сломался, и пока его ремонтировали, приходилось писать от руки.
«Рядовой Дит Пран, – писала я, – бывшая страна проживания: Камбоджа; рядовой Мигель Ривера, бывшая страна проживания: Мексика; капрал Евгений Каминкер, бывшая страна проживания: Россия».
Я конечно знала, что в армии США служат иммигранты, но никогда бы не подумала что их так много. Складывалось такое впечатление, что в каждой роте их было по два-три десятка. И все они приходили к нам в юридический отдел в надежде, что мы поможем им с получением гражданства. И хотя президент особым указом облегчил солдатам эту процедуру, Министерство Иммиграции этого указа, похоже, не читало. Во всяком случае оно ставило на пути наших клиентов все мыслимые и немыслимые рогатки.
Вот и вчера я отшагала два километра, чтобы добраться до телефона, по которому можно было бы звонить в Штаты. Добилась, чтобы меня пустили на этот телефон. Полчаса ждала, пока кто-нибудь в Министерстве Иммиграции соизволит поднять трубку. И началось.
– Для подачи на гражданство ваши клиенты должны представить следующие материалы: форму N-400, форму N-426, форму G-325B, три паспортные фотографии, отпечатки пальцев в электронном виде, копию гринкарты и чек или денежный перевод на сумму 400 долларов.
– Вы поймите, мы в Ираке. У нас нет оборудования, чтобы снимать электронные отпечатки. Нам негде делать фотографии. Поймите, это же солдаты армии США, участвующие в боевых действиях. Вам не кажется, что они уже всё доказали?
– Для подачи на гражданство ваши клиенты должны представить…
– Да, я всё поняла. Но у нас нет оборудования для того, чтобы делать электронные отпечатки.
– Меня не это интересует. Идите в посольство.
– Какое посольство?! – заорала я. – Вы что, газет не читаете? В Ираке давно-давным нет американского посольства.
– Удобно устроились ваши клиенты! Пошли в армию в расчёте на гражданство и ещё думают, что мы будем проявлять к ним особое отношение. Мы будем действовать строго по инструкции, так им и передайте.
Вот, приехали. Мои клиенты, оказывается, удобно устроились. Это на войне, стало быть.
Тем не менее проблему с отпечатками и фотографиями нам удалось решить. Военная полиция поделилась с нами своими скудными запасами дактокарт, а их шеф – очень милый дядечка – научил меня снимать отпечатки.
С фотографиями пришлось обратиться за помощью к иракцам.
На первом этаже нашего здания обосновался магазинчик под названием «Лампа Алладина». Заведовал этим предприятием некий Хасан, которого солдаты прозвали «Хасан-Всё-Достану». У него можно было достать пиратские фильмы , недорогой коньяк, календарь с обнажёнными красотками.
Я изложила ему суть своей просьбы, и он тут же позвонил кому-то. Разговор шёл по-арабски, так что я ничего не поняла. Но повесив трубку, Хасан сообщил мне, что его приятель по имени Хусейн будет каждую среду фотографировать желающих того солдат на паспорт и будет брать десять долларов с носа. Судя по довольной физиономии Хасана, Хусейн обещал с ним щедро поделиться.
А пока я сидела и составляла список солдат-неграждан для передачи в Конгресс. Может, конгрессмены сумеют призвать Министерство Иммиграции к порядку.
Кто-то постучал в дощатую перегородку.
– Войдите, – отозвалась я.
За перегородку заглянула незнакомая девушка-солдатка и сказала.
– Добрый вечер, мэм. Я ваш новый помощник. Меня зовут Хелен Пятнистый Хвост.
Я поперхнулась чаем. Девчонка уже, видимо, привыкла к такой реакции и пояснила:
– Племя Оглала-Сиу, резервация Пайн-Ридж, штат Южная Дакота.
– Очень приятно – ответила я, вставая и протягивая ей руку.

* * *
Хелен перевели к нам в аэропорт из другой бригады, стоявшей в центре Багдада. Она оказалась чудесным человеком, добрым, весёлым и жизнерадостным. Мне не приходилось стоять над её душой, она и так работала на совесть. . Мы везде ходили вместе – в столовую, на работу и в душевую. К этому все быстро привыкли. Стоило лишь мне появиться где-нибудь в одиночку, люди спрашивали:
– Мэм, а где ваш хвостик? – На что я отвечала:
– Она не хвостик. Она – голова.
Однажды, когда мы шли ужинать, она вдруг бросилась к огромному пятитонному грузовику, который на вид ничем не отличался от остальных, припаркованных на обочине. Водитель свесился из кабины и Хелен подняла голову ему навстречу. Я не слышала о чём они говорили, но увидела, как из кабины упал белый конверт, как Хелен подобрала его и сунула за пазуху.
На следующий день нам позвонили из Первой бригады и сказали что у них набралось полторы сотни кандидатов на гражданство и что им надо помочь заполнить документы и сделать отпечатки пальцев.
Я решила, что будет гораздо более практично и безопасно нам с Хелен ехать туда, чем везти полторы сотни солдат в аэропорт. Я сообщила об этом Хелен и велела ей сделать необходимые копии и упаковать драгоценные даткокарты.
– Ой, правда? – обрадовалась она и покраснела от воротничка до корней волос.
– Правда, правда. Ты чего такая красная?
– Так жарко на улице, мэм, – ответила она и опустила глаза. С улицы мы пришли уже давно.

На следующее утро мы забрались в вертолёт, заняв места спиной к движению. В прошлый раз, когда я неосмотрительно села лицом к движению, я всю дорогу боялась, что меня сдует, а от моей аккуратной уставной причёски не осталось даже воспоминания. Я трижды обернула ремень своего автомата вокруг ноги, ибо солдату, у которого из вертолёта упадёт оружие, остаётся только одно – выброситься следом. Это было уже не первое и не второе моё путешествие на вертолёте, нo каждый раз сам момент взлёта казался мне волшебным – вот, движимая непонятной силой, взлетает в небо тяжеленная машина и земля в буквальном смысле уходит из-под ног. Хелен держала на коленях коробку с дактокартами и улыбалась каким-то своим мыслям.
Первая бригада располагалась в потрясающем месте. Это был мемориальный комплекс, посвящённый памяти погибших в ирано-иракскую войну. Посреди довольно приличного парка находился центральный памятник, который издали выглядел как огромный, в шесть этажей, купол, выложенный из лазурных кирпичей. Но подойдя поближе, я увидела, что купол расколот на две полые половинки и каждая половинка представляет собой символическую слезу. Между ними стояло несколько каменных скамеек и горел вечный огонь.
Мы спустились под землю и обнаружили, что под памятником располагаются жилые помещения, а также спорткомплекс, магазины и лекционный зал. В этом зале и ждали нас солдаты.
Хелен раздала им соответствующие бумаги и я взялась за дело.
– Итак, заполняем все вместе. Если у кого-то возникнет вопрос, я отвечу для него сразу для всей аудитории. Пункт первый: ваше имя…

* * *

Так мы добрались до последней части анкеты, где пошли такие вопросы:
– Состоял ли в коммунистической партии?
– Работал ли на национал-социалистическое правительство Германии в 1933-1945 годах?
— Имел ли больше одной жены одновременно?
(“Так и дурак проживёт” – раздалось из рядов.)
– Отличался ли аморальным поведением?
– Участвовал ли в государственном перевороте?
– Свержение Саддама считается?, – крикнули из зала.
– Нет, – ответила я. – Теперь подпишите вашу анкету и милости просим в очередь. Рядовая Пятнистый Хвост снимет ваши отпечатки.
Тот, кто ни разу не снимал отпечатков пальцев у большой группы людей, не может представить себе, какое это утомительное дело. Я несколько раз предлагала Хелен отдохнуть, но она только отрицательно качала головой. Наконец настала очередь последнего солдата. Я заглянула в его дактокарту: рядовой Кристофер Бенавидез, 20 лет.
Вдруг я заметила что Хелен снимает отпечатки с левой руки в графе правой и всполошилась:
– Хелен, что ты делаешь! Это же левая рука, а ты печатаешь там, где правая. Придётся переделывать.
Хелен смутилась, а рядовой Бенавидез сказал:
– Это неважно, мэм.
– То есть как неважно?, – опешила я.
– Неважно, – повторил он, не выпуская руки Хелен. – Я уже гражданин.
– Тогда зачем же?.. – начала я и осеклась.
Конечно, следовало бы сделать Хелен внушение – дактокарты у нас на вес золота. Но это может подождать. А пока пусть держаться за руки. Пусть смотрят друг другу в глаза. Кто знает, что случится с ними завтра.