Много интересного можно узнать из собрания квитлов (письменных просьб о консультации и(или) молитве) известному алахическому авторитету Элияху Гутмахеру (1796-1874), который был раввином Гродиска-Великопольского. Многие из этих квитлов написаны женщинами и о женщинах. (Рав Гутмахер не был хасидом, не принадлежал ни к одному двору. Он просто был очень учен, и наверное в его личности было что-то такое, что подвигало людей писать ему о своих личных проблемах и просить не только алахических консультаций, но и благословений и заступничества перед Небесами. Кроме всего этого, он получил на дому образование эквивалентное прусскому гимназическому, хорошо знал немецкий и был, что называется, прото-сионистом. Это видно из его переписки с духовным отцом движения Хибат Цион Цви-Гиршем Калишером). Собрание квитлов рава Гутмахера позволяет нам заглянуть в мир продолжающих вести традиционный еврейский образ жизни женщин или с их собственных слов, или со слов их мужей и родителей. В отличии от автобиографий, которые в основном писали женщины с иудаизмом порвавшие, к раву за советом и благословением обращались те кто остались.

(Если из цитат из квитла не понятен гендер персонажа, то речь может идти как о М, так и о Ж).

Большинство этих квитлов датировано началом 1870-ых годов. Это был период который можно охарактеризовать китайским проклятием «чтоб ты жил в эпоху перемен». Урбанизация, новые типы транспорта, изменения в законодательстве позволили все большему числу евреев оставить пусть не религию предков, но те общины где они выросли. (Про изменения которые принес в традиционную еврейскую жизнь железнодорожный транспорт – ссылка в комментарии). Так получилось что почти каждый традиционно живущий еврей имел в своей орбите евреев которые традиционно жить больше не хотели – супругов, детей, родственников, знакомых, деловых партнеров. Квитлы пестрят фразами «смешивается с гоями и научился их привычкам», «сошел с правильного пути», «того и гляди крестится, Боже упаси нас». И тут заметен явный гендерный перекос. Основную массу таких квитлов писали женщины про мужей. Женщины просили рава Гутмахера смягчить сердце грешника (прямо христианская молитва «об умягчении злых сердец»), а если не получится – помочь с ним развестись. Так, может сами этого не осознавая, женщины оказались в роли хранительниц традиций, на переднем крае борьбы с ассимиляцией.

Содержание квитлов рава Гутмахера скорее всего не изменит наше представление о том женщины и девочки в традиционном еврейском обществе это объект прописанной в алахе дискриминации. Некоторые из них невозможно читать не сочувствуя либо авторке, либо героине, невозможно не понять женщин которые оттуда уходили. Но другие квитлы так же ясно показывают что уходящие женщины и теряли многое: возможность излить душу и спросить совета, семейные и общинные связи, и вполне себе санкционированную обществом возможность зарабатывать. Ведь европейская буржуазная культура тех лет, в которую ассимилировались уходящие, четко говорила женщине – никакой работы вне дома, это для неудачниц. А в традиционном обществе замужняя еврейка вполне могла работать, что давало ей еще какое право голоса в семье и финансовую подушку на случай развода.

С образованием дочерей в традиционном еврейском обществе все было куда как печально. Лишь меньшинство девочек посещало какую-то школу – экспериментальную еврейскую для девочек или хедер с братьями. В основном девочек учили дома и все сводилось к чтению, счету и письму. Девочки из семей побогаче могли иметь доступ к каким-то формам музыки или рисования, но это престижным не считалось, а в традиционной среде вообще считалось баловством и ересью. (В романе «Йоселе-соловей» Шолом-Алейхем рассказал назидательную историю что характер девочке испортило то что она научилась играть на пианино, в результате задрала нос и выросла расчетливая стерва, I shit you not. Если просвещенец Шолом Алейхем такое писал, можно себе представить какой трэш происходил в головах людей менее просвещенных). Это очень четко видно из квитлов Гутмахера – родители просят благословения на успешную учебу только сыновьям. В мемуарах часто мелькает – если девочка хотела быть ученой, родители думали что в нее вселился диббук и всячески этому препятствовали. (Кому интересно, на эту тему мой рассказ «Когда отнимут все остальное», если кто еще не читал, по ссылке в комментарии). Понятно что ограничение доступа к образованию ограничивало женщинам все их дальнейшие возможности.

Что касается сватовства, то главное на что смотрели в потенциальном женихе – это на его ученость, на то насколько он успешен в изучении святых книг. Следующим фактором шел йихус (происхождение) и только следующим – деньги. На бедных, но умных парней шла настоящая охота – любой человек с деньгами хотел заполучить такого зятя, кто-то из искреннего желания поддержать изучение Торы, а кто-то то из соображений престижа и понтов. Что касается потенциальных невест, то их оценивали по комбинации таких факторов как йихус, размер приданого, внешность, полезные навыки и отсутствие компрометирующих слухов.

В стремлении заполучить для дочери престижного жениха, потенциальные тести часто преувеличивали размер своего состояния и обещали больше чем могли сделать. Из одного такого письма раву Гутмахеру:

Я добился помолвки моей дочери Песи бат Риклы с замечательным молодым человеком, Узиэлем бен Блюма. Я обещал 400 рублей приданого, полное собрание Талмуда и чтобы пара несколько лет питалась за моим столом. Чтобы он продолжал учить Тору – вот все чего я хочу. Но беда в том что эти деньги завязаны в ссуде одному человеку который мне должен. С него сложно получить. И еще я давал деньги в рост гоям, мельнику Мартину Вегнеру двести рублей и мельнику Матею Ярсику 52 рубля. С них тоже тяжело получить. Что мне делать?

Бывало так что непутевый отец растрачивал приданое в период между свадьбой и помолвкой. Один такой пропил(!) приданое своих дочерей потому что «не имел сил противостоять злому началу… все в моем доме плачут и когда я трезв, я плАчу вместе с ними».

Особенно трудно приходилось девушкам-сиротам. Как правило, у них не было приданого и их интересы было некому защитить.

Бывали случаи когда поведение девушки навсегда закрывало ей дорогу к сватовству. Если были какие-то подозрения на связь с неевреем, у родителей был один выход – отослать дочь заграницу. Из квитла рабби Гутмахеру:

Калман бат Ривка и его жена Голда бат Ривка спрашивают не отослать ли им свою дочь Лею бат Голду в Америку потому что над ней висит подозрение в неподобающем поведении (сафек иссур) с гоями и ее брат спас ее из их рук. Другой брат хочет прислать ей билет. Вопрос – разрешить ли ей уехать, потому что в месте где ее знают никто на шидух с ней не согласится.

Если девушка беременела или крестилась, то авторы квитлов, в основном родители, не стеснялись в выражениях. «Хоть бы Господь прибрал ее поскорее, да будет стерто ее имя». «Грешница беременна, да сотрется ее имя».

Что касается разводов, то у еврейки было больше шансов развестись по собственному желанию чем у католички или у православной. По Торе инициировать развод мог только мужчина. Но с течением времени было принято множество дополнительных алахот, которые давали женщине право о разводе просить и давали религиозным властям инструменты на мужа в этом вопросе давить. Среди причин по которым бет дин мог заставить мужа дать жене развод: плохой запах как следствие профессии (например кожевник), внушает отвращение своим видом, не обеспечивает, не способен к половому акту, безумие, эпилепсия и нанесение жене побоев («ибо так не поступают в народе Израиля»). По некоторым мнениям из последнего правила есть исключение – можно ударить жену если она проклинает самого мужа или его родителей.

В коллекции квитлов рава Гутмахера огромное количество просьб от женщин помочь при разводе, что наводит на мысль что он стяжал себе репутацию человека не воспринимающего слова женщин как белый шум. Одна женщина в своем письме жаловалась на то что муж залезает на нее не спрашивая ее согласия и Гутмахер не только согласился что в этом случае развод допустим, но и привлек к делу еще трех адморов, чтобы вердикт был весомее. А вот трогательное письмо от мужчины, который три года не мог совершить с женой половой акт «ибо член мой слаб». Очень интересна терминология которую проситель использует, пишет что у него «маацор руах», психологический блок. Он надеется что молитвы рава помогут ему обрести потенцию, а заодно уважение тестя и тещи.

Фактором дестабилизирующим еврейские семьи в то время была военная служба. Очень много писем от женщин у которых мужей забрали в армию, а через несколько лет те возвращались абсолютно изменившимися людьми. (В статье не уточняется в какую именно армию. Александр II вроде как отменил институт кантонистов и призыв евреев в армию в середине 1850-ых. Значит остаются Пруссия и Австро-Венгрия.) Вот на мужа-ветерана жалуется Фейга бат Хадас: «пошел по плохой дорожке, каждый день играет в карты, скандалит и ругается грубыми словами». Если Фейга бат Хадас делала ему замечания, мог и ударить. Женщина просит «молиться чтобы его сердце повернулось к добру или помочь развестись».

В то время как женщин не пускали никуда где они могли приобрести духовный или религиозный авторитет, табу на экономическую деятельность, на собственные заработки не было никакого. Большая часть восточноевропейских евреек имели какой-то приработок, и нередко заработок. История хранит имена Гликль из Гаммельна, Темерель Сонненберг и Блюмки Виленкиной, которые делали хасидским дворам и литовским йешивам крупные пожертвования из собственных средств. В совместном бизнесе мужа и жены часто бывало что именно жена ходила во всякие официальные присутствия о чем-то просить – женщины лучше знали нееврейские языки и не так разительно отличались от неевреек, как евреи от неевреев. Женщины не носили столь ненавистных антисемитам пейсов и бород. Вдова или разведенная управляла своим бизнесом от своего имени и все воспринимали это как должное.

Очень многие квитлы раву Гутмахру упоминают женский заработок и порядка ста штук уточняют что это был за заработок. 48 заняты в торговле, либо в лавке, либо на рынке. 21 – владелицы шинков или винокурен. В последней категории только вдовы или разведенные. Если шинком или винокурней владела семейная пара, то женщина никогда не указывала себя как владелица. 16 женщин давали деньги в рост, восемь шили на дому, четыре зарабатывали тем что мы сейчас называем кейтерингом, то есть готовили на многолюдные мероприятия. Одна повитуха. Что характерно, кормилицами семьи называли себя только те женщины у которых муж учил Тору днем и ночью или не мог работать по состоянию здоровья.

Понятно, что наличие у женщины собственных доходов облегчало ей решение развестись. Но экономическая независимость женщин никак не угрожала абсолютному доминированию мужчин в духовных и общинных вопросах.