«Французы – да разрушит их страну Аллах и да покроет их знамена позором – это нация упертых еретиков и конченных злодеев» — заявил турецкий султан когда узнал о высадке армии Наполеона в Египте. И с надеждой добавил – «именем Пророка армии еретиков будут повержены».

Как только армия высадилась, Наполеон приказал выступать в направлении Александрии. С учеными и исследователями сопровождавшими экспедицию Наполеон обошелся просто по свински. Им не полагалось никаких пайков и им приходилось буквально умолять корабельные команды делиться с ними сухарями. Наконец их перевезли не берег и просто выгрузили – вместе с багажом и научными инструментами. За исключением нескольких любимчиков Наполеона, за чьим устройством он лично проследил, большая часть ученых оказалась в Александрии в общем на положении бродяг и бездомных. Лучшие умы Франции в материальном плане там жили хуже чем последний из солдат.

Но и солдатам на марше из Александрии в Каир пришлось очень тяжело. О том что его солдаты будут пить на марше через пустыню, Наполеон, увлеченный наполеоновскими планами, не подумал. Стоял июль. Днем температура поднимала выше 35 градусов. Одной из причин почему англичане решили что Наполеон не отправится в Египет было то, что вести в этом регионе операции летом казалось (да и было) абсолютным безумием. Но рассчитанное безумие – пренебрежение общепринятой мудростью и здравым смыслом чтобы получить преимущество – было одной из любимых тактик Наполеона. Французские солдаты носили форму из крашеной в темный цвет шерсти, а их выкладка весила около двадцати килограмм. Не мудрено что они начали падать об обезвоживания, умирать, а многие, не в силах выносить такие страдания, пускали себе пулю в голову. Александр Дюма ненадолго задержался в Александрии, пытаясь закупить лошадей для своих кавалеристов. Но Александрия была так бедна, что лошадей там было кот наплакал. Наполеон предложил кавалеристам: или вы идете на марш, неся с собой свои седла в надежде когда-нибудь получить лошадь или переходите в пехоту и идете на марш с более легкой выкладкой, без седла. Так Александр Дюма оказался генералом без кавалерии и преодолел весь путь до Каира пешком, на общих основаниях.

Недалеко от Каира французов наконец-то встретило то что в Египте было вместо армии. В первую очередь это конечно были мамлюки. Зрелище было куда как впечатляющее. В бой мамлюки наряжались как на парад, в яркие шелка расшитые драгоценными камнями. У каждого было по паре европейских пистолетов, а так же мушкетон, кинжал и знаменитая мамлюкская сабля, которой с одного удара на скаку можно было отсечь человеку голову. (Потом на основе мамлюкской сабли была создана церемониальная сабля для парадной формы корпуса морской пехоты США).

Мамлюки французскую угрозу всерьез на рассматривали. Они еще помнили как их предшественники победили монголов, чего не сумел никто больше. Каждый мамлюкский воин с детства по многу часов оттачивал свои воинские умения, основываясь на традиции которой было почти десять веков. На французов они смотрели как на толпу слуг, которых по чьей-то прихоти одинаково нарядили.

Французов по стены Каира пришло около двадцати-пяти тысяч. Сколько было мамлюков и подчиненных им войск точно никто не знает и чаще всего историки просто повторяют цифры взятые из записей Наполеона: двенадцать тысяч мамлюков (у каждого по трое-четверо вооруженных слуг), восемь тысяч бедуинов верхом и двадцать тысяч пехотинцев-янычар. У каждого мамлюка был по крайней мере один оруженосец, который перезаряжал ему пистолеты, носил и подавал в нужный момент оружие, наподобии лакея у гольфиста. За мамлюкским войском еще неизменно таскались музыканты с барабанами и трубами наподобии среднеазиатских карнаев, а на битву с французами еще пришли смотреть женщины с детьми – всем хотелось увидеть как разобьют неверных.

Французские солдаты построились в несколько каре глубиной шесть рядов каждый. Именно такая тактика была эффективнее всего против кавалерийских атак. Каре представлял собой некое подобие крепости из человеческих тел. В центр каждого квадрата Дюма и Мюрат поместили кавалерию, вместе боеприпасами, а пушки по углам.

Мамелюкские всадники атаковали французских пехотинцев мощными, но неорганизованными наскоками. Каждый воин пер на французское каре как танк, по своей, понятной только ему одному траектории. Если бы им удалось отсечь от каре по пять или по десять человек, с этими отсеченными расправились бы на раз-два. Если бы атака была координирована и по единому плану, возможно мамлюкам удалось бы разбить каре наполеоновских солдат. Но по факту не случилось ни того, ни другого. Несмотря на то что французы смертельно устали, несмотря на то что они накануне битвы провели бессонную ночь на марше, они проявили фантастическую диспциплину и не начали стрелять пока мамлюки не приблизились к ним на оптимальное расстояние. Наверное очень страшно стоять и ждать правильного момента – когда на тебя во весь опор несется враг с саблей наголо. Мамлюки еще не сталкивались с ситуации когда их кавалерийские атаки не имели эффекта – а теперь столкнулись. Когда французский солдат по периметру каре был ранен или убит, его просто втаскивали внутрь и заменяли на свежего.

Наполеон нанес мамлюкам поражение от которого они уже не оправились и никогда больше не правили Египтом. По странной иронии судьбы, власть мамлюков в Египте началась с военных авантюр другого француза – крестоносца короля Людовика Святого в 1248-ом году.

* * *

Каир конца восемнадцатого века населяли примерно 250,000 человек. Но французы входили в город с абсолютно пустыми улицами. Местные власти так запугали население кровожадными неверными, что все сидели по домам. Арабский хронист Аль-Джабарти (его записи остаются самым достоверным описанием этих событий написанным кем-то кто не был французом) выражал настоящий шок от того что «французские солдаты ходили по улицам без оружия и никого не обижали». Дальше он рассказывает что французы щедро платили за свои покупки, местные учуяли возможность и начали открываться лавки и кофейни.

Как всегда, Наполеон тут же начал социальные и политические реформы. За несколько недель французы организовали централизованный вывоз мусора, открыли больницы и сделали какое-никакое уличное освещение. Французы строили мельницы и булочные и скоро египтяне познакомились со знаменитым французским кулинарным брендом – с багетом. Ученые и инженеры начали составлять карты Каира и зарисовывать его памятники. Они измерили Сфинкса и лазили в Великую Пирамиду, спугнув тысячи летучих мышей.

В то время как в Италии и на Мальте, Наполеон с наслаждением оскорблял чувства верующих и изо всех сил давал понять что католическая церковь никто, ничто и звать никак, в Египте он вел себя совсем иначе. Наполеон цинично рассчитал что управлять Египтом будет легче если местное население увидит в нем, ни много, ни мало, посланника Пророка. С этой целью он лично написал прокламацию, ее перевели на арабский и турецкий и она была отпечатана на арабском печатном станке похищенном в Ватикане. Было отпечатано четыре тысячи экземпляров, на арабском, турецком и французском языках. В тексте на все корки поносились мамлюки, как потомки рабов и узурпаторы, и рассказывалось о том что Наполеон продолжатель дела Пророка и наследник его славы.

Во французском тексте говорилось: «Скажите людям что французы… истинные друзья мусульман. Доказательством этому служит то что они побывали в Риме и лишили трона Папу, который всегда подстрекал христиан воевать с мусульманами.» Однаком в арабском переводе «истинные друзья мусульман» превратились в «истинных мусульман», что конечно вызывало у каирцев насмешку и отторжение.

Тут Наполеона подвело качество перевода. Для многих новомодных политических концепций рожденных революцией в арабском языке просто не было слов. Более того, переводами занимались знатоки арабского языка которых будущий император привез с Мальты. Мальтийский арабский развивался в изоляции от метрополии и стал анахроничным и странным диалектом. Написанное на нем для каирцев выглядело как форменная чепуха.

Верхушка мусульманского духовенства Каира предложила Наполеону сделку – они издают фетву провозглашающую Наполеона легитимным правителем Египта, а все французское войско в полном составе принимает ислам. Наполеон таки серьезно раздумывал над этим предложением, но решил что не получится – подвергать обрезанию столько взрослых мужчин сразу не может не ослабить армию и потом французы не поймут как это – не пить вина.

* * *

Для тысяч солдат и офицеров оккупационной армии в Каире жизнь стала совсем кислой. Никакой славы им тут не светило. Они отчаянно скучали – по Европе, по революции, по военным кампаниям в Италии, на Рейне и на Мальте. Все это было лучше чем торчать исполненном инфекционных болезней городе населенным совершенно непонятными людьми. Отрезанные от поставок вина, французы начали гнать из фиников самогон и подражая местным, наловчились курить гашиш и пить разные напитки на основе того же гашиша. Армия разлагалась и Александр Дюма не мог этого не замечать. А еще он имел неосторожность говорить об этом с другими генералами и писать в письмах. И как-то так сложилось что в кружке недовольных ситуацией генералов и высокопоставленных гражданских оказались сплошь высокие, видные люди – генералы Дюма и Клебер, ученые Деодат де Доломье и Жан Тальен. И понятно что все свои комплексы Наполеон выместил на Александре Дюма, нашел козла отпущения. Много лет спустя, уже на острове Св. Елены, Наполеон с наслаждением вспоминал (и записал в мемуарах) как устроил разнос человеку, которому головой едва-едва доставал до ключиц. «Вы подталкиваете солдат к измене» — кричал Наполеон на Дюма – «Я исполню свой долг и ваш двухметровый рост не спасет вас от расстрела через два часа». Очевидно Наполеон полагал что избавившись от Дюма, он заставит других недовольных замолчать. Но то что он вспоминал этот инцидент много лет спустя, уже когда его империя пала, наводит на мысль что Дюма на глубоко личном уровне его разозлил. Взорвался конфликт тлевший уже давно – Александр Дюма не желал менять свои республиканские идеалы на зарождавшийся культ наполеоновой личности. А Наполеону была важна одна единственная лояльность – лояльность лично ему. Он не был Луцием Цинциннатом – он был Цезарем. Причем работало это только в одном направлении. Когда Наполеону понадобилось, он, не стесняясь бросил верных ему людей в Египте – как потом бросит в России.

Мы не знаем точно что Дюма ответил Наполеону. То что мы знаем, это рассказ Дюма-сына (писателя) со слов старого боевого товарища отца, генерала Дермонкура. Вот какой между ними состоялся диалог:

Наполеон: Генерал, вы плохо ведете себя по отношению ко мне и деморализуете армию… Я расстреляю генерала так же как мальчишку-барабанщика, за мной не заржавеет.

Дюма: Возможно. Но есть люди расстреливать которых не следует, хорошенько не подумав.

Наполеон: Нет таких людей среди тех, кто мешает моим планам!

Дюма: В чем конкретно суть обвинений? Да, я сказал что ради величия и славы моей страны обойду весь мир, а ради ваших капризов и шагу не сделаю.

Наполеон: Так вы, Дюма, развели Францию и меня по разным углам…

Дюма: Я считаю что интересы Франции всегда будут больше интересов конкретного человека, даже самого великого… Судьба нации не должна подчиняться интересам одного человека.

Наполеон: Вы не хотите больше служить под моим началом?

Дюма: Диктатуре я служить не буду, ни диктатуре Суллы, ни диктатуре Цезаря. (Тут очевидно Дюма противопставляет Суллу Цезарю, намекая что каким бы великим человеком не был диктатор, диктатуре он, Дюма, служить все равно не будет).

Наполеон: И чего вы от меня хотите?

Дюма: Вернуться во Францию как можно скорее.

Наполеон (ядовито): Не смею задерживать.

Главный врач экспедиции в Египет, доктор Десеньетт, тоже записал свою беседу с Наполеоном о генерале Александре Дюма. Под конец беседы Наполеон будто бы сказал: «Пусть убирается из Египта и заберет с собой свой республиканский бред».