«Какие темные и кровавые тайны будущее скрывает от нас» — рассуждал писатель Александр Дюма описывая жизнь своего отца – «Когда они становятся явными человек может лишь благодарить провидение за то что не узнал этого раньше».

К тому времени как генерал Дюма вернулся из заключения во Францию в июне 1801 года, революция и страна находились в таком же упадке как его некогда железное здоровье. Наверное Александр Дюма ощущал себя чем-то вроде Рип Ван Винкля, пришельцем из другого времени, только Рип Ван Винкль уснул в монархии, а проснулся в республике, а вот Дюма скорее наоборот. Во Франции набирал силу новый монарх, тот самый от которого Дюма из Египта сбежал. К тому времени как Дюма высадился на берег Франции, у Наполеона уже был год чтобы обратить завоевания революции в свою пользу.

Первым шагом Наполеона стала реформа правительства. Он задумал его подчернкуто демократическим. Исполнительную власть делили три консула, как при Директории и при Конвенте (в революционной Франции никогда не было президента или премьер-министра). Но когда диктатор рядится в демократические одежды он напоминает мужчину-транвестита, которому непремнно нужно одеться сексапильнее всех окружающих женщин и их затмить. При Наполеоне появилось аж четыре законодательных органа: сенат, трибунат, легислатура и государственный совет. Там было столько сдержек и противовесов что правительство было просто парализовано. Трибунату можно было обсуждать законы, но не голосовать. Легислатуре можно было голосовать но не обсуждать. В функции Сената входило назначать членов в обе палаты. Государственный совет где преобладали сторонники и ставленники Наполеона функционировал как совещательный орган при монархе.

В это время теми немногими людьми которые по настоящему знали Наполеона (за пределами его семьи) были генералы которые с ним служили. Тут можно было увидеть целый спектр реакций – от восторга до презрения. Большинство людей вне командной структуры армии знали только одно – Бонапарт это тот самый человек деятельность которого приносит конкретные результаты. Те немногие гражданские лица которым удалось провести время с Наполеоном в неформальной обстановке записывали разные впечатления, подчас далекие от восторга. Вот что написала своему отцу мадам де Сталь: «Когда вы рядом с этим человеком, такое впечатление что своенравный ураган сбивает вас с ног».

Александр и Мария-Луиза наконец встретились в Париже, в доме старого товарища Дюма. Можно только представить себе что почуствовала Мария-Луиза увидев насколько изменился муж и как старалась скрыть свои эмоции. Но нет сомнений что оба были счастливы и что несмотря на испорченное в хлам здоровье Александр Дюма сохранил то что составляло стержень его личности. Он даже не сомневался что еще вернется на службу и принесет пользу.

Но пришлось решать более насущные проблемы. Никакого дохода пока Дюма сидел в плену его семья не получала. 22 апреля 1801 когда уже освобожденный, он приехал в Неаполь, французский посол заверил его что ему полагается компенсация от Неополитанского королевства в размере полумиллиона франков. Но, развел руками посол, деньги уже отправлены в Париж и получать их следует там, от министра иностранных дел. Надо ли говорить, что Дюма не получил ни одного франка.

Военное министерство возглавлял его старый недруг Бертье. Ответом на все письма Дюма с требованиями восстановить его в должности и заплатить даже то что было ему положено стала каменная тишина.

На момент захвата власти Наполеоном Франция уже восемь лет как предоставила свободным темнокожим мужчинам полный пакет гражданских прав и уже пять лет как отменила рабство. У первой французской республики был целый вагон недостатков, но на наш взглад, 100+ лет спустя, была одна вещь которую республика сделала правильно и обогнала свое время – она предлагала своим гражданам равные права и возможности независимо от цвета кожи. При всех своих недостатках сначала Конвент, а потом Директория принимали чернокожих депутатов и депутатов-мулатов как равных. И хотя французы продолжали называть своих темнокожих сограждан по привычке «американцами», в американском Конгрессе тех лет темнокожие появлялись исключительно ради того чтобы разносить бокалы и подметать пол.

Немалая часть поддержки Наполеона исходила от коалиции изгнанных из колоний рабовладельцев и бывших плантаторов. Они резонно полагали что утраченную собственность и статус им скорее вернет диктатор с революционной кокардой на треуголке чем собрание народных представителей, где заседали всякие там аболиционисты, бывшие рабы и прочие идеалисты с неправильными идеями в головах. Когда Наполеон посетил Нормандию, его там с почетом принимали братья Фоаш, Константин и Станислав, старые конкуренты Шарля де ла Пайетри в работорговле. Они надеялись что былые прибыли вот-вот вернутся.

Эти почтенные негоцианты убеждали Наполеона что в мире где повсеместно практикуется рабство Франция просто не может себе позволить такую недальновидную политику как эмансипация и расовое равноправие – иначе проиграет экономическую гонку. Сумма экспорта с Сан Доминго за 1799-1800 года составляла четверть суммы от экспорта 1788-1789 годов. Даже генерал Туссен Лувертюр, отец гаитянской революции, без преувеличения человек калибра Бонапарта – и тот не мог вернуть работников на плантации. Тысячи бывших рабов которые служили солдатами революции не имели ни малейшего желания возвращаться рубить тростник – даже по вольному найму.

Буквально через несколько дней после переворота Наполеон получил от рабовладельческого лобби петицию с предложением об отмене заперета на работорговлю. Еще не наступило время для столь резких шагов, но Наполеон потихонечку начал платить политические долги лобби рабовладельцев которое оказало ему немаловажную поддержку. Он выгнал известного аболициониста с поста министра флота и колоний и на все важные посты сажал сторонников рабства. Так называемая Конституция Восьмого Года Революции (декабрь 1799), политическая программа будущей диктатуры, не содержала никаких упоминаний о расе, но содержала зловещие слова «режим в колониях Франции будет диктоваться особыми законами».

Однако Наполеон вел двойную игру. В Рождество 1799 он выпустил прокламацию для населения Сан Доминго: «Помните, отважные негры, что Франция это единственная страна которая признает вашу свободу и ваши равные права». Через пять дней он принял решение снарядить армаду и отправить в Карибское море контингент из сорок тысяч солдат. Это было больше чем он брал с собой в Египет. Целью этого мероприятия было завоевать обратно самую прибыльную колонию Франции. Проведя чуть больше месяца во главе страны, Наполеон уже планировал завоевание Сан Доминго. Однако чтобы провернуть такую комбинацию, Наполеону нужен был мир с Англией, чтобы его флот пропустили через Атлантику. Так что пока он был вынужден притворяться другом цветных граждан Франции и защитником их человеческих прав.

Генерал Лувертюр оказался крепким орешком. Он заключал союзы с англичанами, с испанцами, хоть с чертом лысым, лишь бы рабство не вернулось на остров. Он был готов на сотрудничество даже с теми плантаторами кто отпустил своих рабов. Но он совершил роковую ошибку – отправил во Францию получать образование своих сыновей, Исаака и Пласида.

(Дальше про то как Наполеон пригласил этих молодых людей к себе, обласкал, расточал комплименты их отцу – и отправил вместе с экспедицией завоевывать Сан Доминго обратно. Возглавлял это войско генерал Шарль Леклерк, муж Полины Бонапарт. Еще не высадившись на берег, братья Лувертюр поняли что они тут заложники. Туссен Лувертюр пошел на переговоры к Леклерку, на него навалились, заковали в цепи и отправили во Францию, где он и умер в заключении. Про это снят замечательный биопик на французском с английскими субтитрами, ссылку я в комментарии положу)

Пленение Лувертюра не погасило сопротивление. В августе 1800 Леклерк писал Наполеону: «Изъятие Туссена Лувертюра из картины не дало результата на который мы надеялись. Следует арестовать по крайней мере две тысячи командиров повстанцев. Мне удалось конфисковать двадцать тысяч ружей, но по крайней мере столько же еще остается в руках бунтовщиков».

Наполеон дал Леклерку четкий приказ – ни один цветной офицер рангом капитан и выше не должен остаться на острове. Их надлежало либо убить, либо взять в плен и отправить во Францию. Французские солдаты устроили чернокожему населению настоящую кровавую баню. Три тысячи чернокожих солдат и офицеров не довезли до Франции, а продали в рабство на других карибских островах, а деньги в карман, соответственно, положили капитаны судов.

К 1804 жители Гаити (бывшего Сан Доминго) отстояли свою революцию. В этом бессмысленном и бесполезном конфликте погибло сорок тысяч французских солдат (половина экспедиционного корпуса), а жертв среди гаитян никто не считал. Военнопленных французы сотнями загоняли в трюмы кораблей на рейде в гавани Порт-о-Пренса – и пускали внутрь тесных трюмов пары ртути, таким образом массово умерщвляя людей. Что-то нам в двадцать-первом веке это напоминает. Гаитяне в долгу не оставались, вырезали всех белых до кого могли дотянуться очень жестокими способами. Исключение было сделано для польских легионеров которые приехали с французами, но перешли на сторону повстанцев. (В комментарии картина польского художника Януария Суходольского, «Битва на пальмовом холме» изображающая битву поляков с гаитянами. Обратите внимание на отрезанную голову).

Летом 1802 французы высадились на еще одной своей «сахарной» бывшей колонии, на Гваделупе. Тут повторилось то же самое – резня, массовые изнасилования, изуверские пытки, обращение в рабство всех кого не убили. Примерно триста человек повстанцев – черных и мулатов, мужчин и женщин — окопались на плантации на склоне вулкана Ла Суфриер и устраили такую вполне себе Масаду – подпустили французов совсем близко и взорвали пороховые погреба. Командовал ими Луи Дельгре, полковник который в 1792 служил в Черном Легионе под началом Александра Дюма.

В 1790-ых годах в Париже действовал Национальный Институт Колоний где вместе учились чернокожие, мулаты и белые (понятно, только мальчики и юноши). Правительство Наполеона забрало у института финансирование и тем самым оборвало этот удивительный эксперимент. Одним из учеников там был Луи-Блэз Леша, сын чернокожего офицера с Сан Доминго. В своем письме землякам Исааку и Пласиду Лувертюр он описывает как в 1801 в институт явился ставленник Наполеона министр флота и колоний Дени Декре, тот самый который придумал всю схему с взятием Исаака и Пласида в заложники. «Министр Декре собрал всех американцев (цветных) в школьном дворе и обратился к нам с очень суровой речью. Правительство больше не будет платить за наше образование. Оно уже и так сделало для таких как мы слишком много».

К 1802 почти всех учеников разобрали родители. Осталось 22 человека, самых невезучих, сирот или тех за кем не смогли приехать родители – девять негров, шесть мулатов и семь белых. Кончилось тем что самых маленьких рассовали под детдомам, а подростков отправили в армию чтобы они там были «сыновьями полка».

Совершенно ужасная история произошла с десятилетним Фернаном Кристофом, сыном известного гаитянского генерала Анри Кристофа (Анри потом будет править северной частью острова под титулом, не смейтесь, императора Анри Первого). Они приехал в школу Национального Института Колоний как раз когда она закрывалась. Привезенные с собой деньги у него тут же украли. Фернана отправили в детдом, но он упорно отказывался учиться ремеслу и настаивал на том чтобы получить образование. Через два года в детдоме нашли убитым.

Правительство Наполеона не просто восстановило расистские законы старого режима, но и следило за их выполнением. Начали с того что запретили чернокожим солдатам и офицерам жить в определенных городах и областях. Потом последовал запрет на смешанные браки. У Жозефины была любимая камеристка-мулатка, а у той был белый жених. Благодаря заступничеству Жозефины пара получила специальное разрешение на брак в виде большого исключения.

Дюма вроде как отпустили из тюрьмы – да только весь мир стал для него тюрьмой. Его собственная страна объявила его человеком второго сорта и его жизнь была наполнена ограничениями оскорбительными для его человеческого достоинства. Меньше чем через год после своего возвращения из заключения он вынужден был просить своих боевых товарищей нажать на все педали – чтобы ему разрешили остаться жить в его же доме в Вилль-Котеретт и не депортировали.

Светлым пятном на фоне всего этого ужаса стало 24 июля 1802 года. В этот день Мари-Луиза родила сына. Последние четыре года своей жизни Александр Дюма не разлучался со своим сыном, тоже Александром. (Будем называть их для простоты Александр-большой и Александр-маленький). Им было хорошо вдвоем. Александр-большой маленького везде с собой таскал, рассказывал интересные истории про свое детство на тропическом острове и учил ничего не бояться. Александр-маленький пошел в отца – был крупным, сильным и бесстрашным ребенком, явно опережал сверстников в физическом и умственном развитии. Но отцовское счастье Александра-большого оказалось коротким. 26 февраля 1806 он умер. Последние пару месяцев его преследовали постоянные боли в животе, очевидно это было какой-то рак.

Для Александра-маленького все изменилось когда умер отец. Никакой пенсии семья генерала не получала, Мари-Луиза работала в небольшой кустарной мастерской скручивая сигары, но что это были за заработки. Следующие десять лет она обивала пороги высоких кабинетов с целью выцарапать своим детям то что им было положено – но тщетно. Образование будущий писатель получил только начальное – на большее денег не было.

Мари-Луиза дожила по тем временам до глубокой старости – почти до семидесяти лет. Она не только делилась с сыном воспоминаниями об Александре-старшем, но увидела как сын стал знаменитым и востребованным писателем. Писатель Александр Дюма часто обращался в своем творчестве к образу отца и до конца собственной жизни им гордился.