Следующие восемь лет не было ни погромов, ни арабских вооруженных выступлений. Была одна вспышка в Иерусалиме 2 ноября 1921, в четвертую годовщину принятия Декларации Бальфура, когда арабское уличное шествие переросло в массовую драку. Погибло четыре еврея и один араб. Но благодаря успешным и своевременным действиям полиции насилие было пресечно в зародыше. Надо сказать, что в начале двадцатых английскую полицию в Палестине усилили те кто имел стаж и опыт наводить «закон и порядок» в вечно бунтующей Ирландии. В 1921 Ирландия стала доминионом и английские войска были оттуда выведены (кроме в основном протестантских шести графств). В первую половину двадцатых вся палестинская полиция состояла из бывших королевских констеблей на территории Ирландии. Появление полиции состоящей из таких профессионалов подвигло британские власти существенно уменьшить военное присутствие в Палестине.

Кроме появления профессиональной полиции, это спокойствие можно объяснить некоторыми процессами в арабском обществе, когда людям из истеблишмента удалось обуздать, пусть на время, молодежь и горячие головы. В 1927 по всей Палестине прошли муниципальные выборы и прошли без эксцессов. Вообще 1920-ые годы в Палестине обозначились беспрецедетным экономическим развитием, строительством и ростом населения. И нигда это не было так заметно как в трех главных мегаполисах – в Иерусалиме, Тель-Авиве и Хайфе.

Иерусалим стал центром британского палестинского проекта. Почти за век до, в 1839, Британия стала первым западным государством которое открыло в Иерусалиме консульство. Это стало отражением живейшего интереса викторианского общества к Иерусалиму и святой земле. Как это было принято у англичан, культурные и историчские интересы у них сочетались с геополитическими, имперскими и военными. Однако почитание Англией и английским обществом христианских святынь привело к тому что эта христианская держава немало сделала для сохранения культурных и духовных сокровищ Иерусалима. Английская администрация в Палестине занималась и более насущными вопросами. В Иерусалиме были построены дороги для автотранспорта, было проведено электричество, сделали уличное освещение, заложили парки и впервые с римских времен город получил постоянный и надежный запас питьевой воды.

В 1926 началось строительство одного из самых узнаваемых иерусалимских общественных зданий – здания YMCA, с его устремленной в небо башней. Проектировал YMCA архитектор Лумис Хармон и одновремнно работал над проектом Эмпайр-стейт-билдинг в Нью-Йорке. Пять лет спустя завершилось строительство еще одной архитектурной иконы – отеля «Царь Давид». Как грибы после дождя появлялись офисные здания, фабрики, магазины, религиозные здания всех конфессий и жилые кварталы.

Если Иерусалим был центром английского проекта в Палестине, то Тель-Авив стал центром проекта еврейского. В 1930 Тель-Авив поглощал 80% инвестируемого внутри страны капитала и давал 70% «валового национального продукта» ишува, если можно так сказать об общине которая еще не независимое государство. Почти две трети работающего еврейского насления работало в Тель-Авиве. Как гости Палестины, так и жители, описывали Тель-Авив словами «город мечты» и «устремленный в будущее».

Хайфа отличалась от Иерусалима и Тель-Авива. Она не была исключительно еврейским городом, там рядом жили евреи, христиане и мусульмане. Согласно переписи 1928 они жили в Хайфе в примерно равных долях. В отличии от Иерусалима, Хайфа не могла похвастаться никакими особо святыми местами ни одной из трех религий. Люди выбирали там селиться по экономическим, а не духовным или историческим причинам. Всех привлекали глубоководная гавань, сравнительно мягкий климат и просто красота окаймленного горами залива. Рабочих мест было полно – на железной дороге, в депо, в мастерских. В 1932 завершилось строительство нефтепровода Киркук-Хайфа и это создало еще больше рабочих мест. С 1918 по 1939 население Хайфы выросло в пять раз. Для англичан Хайфа была важна как порт на пути в имперские владения в Африке, южной Азии и в Тихом океане.

Один историк Ближнего Востока писал: «Современная арабская политика во многом зависит от «фактора улицы», городской толпы которую можно созвать, распалить и натравить на политических противников». В 1928-1929 муфтий Иерусалима Хадж Амин эль Хуссейни созвал именно такую толпу с именно такой задачей. Объединив феллахов и городскую бедноту, придав зарождающемуся палестинскому национализму характер религиозной войны, он смог оттеснить на обочину палестинский истеблишмент и прочие сливки (среди которых кстати было немало христиан и получивших светское образование).

Началось все с того что евреи начали приносить стулья и скамейки к Стене плача. (Дальше экскурс в историю почему это место чтят иудеи и мусульмане). В 1920 существовал некий общественный договор, а именно – Стена плача принадлежит мусульманам. Земля напротив принадлежала по документам каким-то марокканским деятелям которые обустраивали мусульманских пилигримов, что-то вроде Императорского Православного Палестинского Общества, только для мусульман. Евреев туда пускали «из милости» и «по обычаю». В принесении к Стене плача скамеек и стульев арабы увидели, ни больше, ни меньше – евреи осмелели под защитой англичан, оборзели и решили отстраивать свой Храм. Началась ругачка в газетах и в первый раз еврейские СМИ начали вслух задавать вопрос – а с какого собственно перепугу арабы решили что Стена плача находится в их эксклюсивной собственности? В центре этого шторма оказался никто иной как Зеев Жаботинский. В 1920 он оказался в числе помилованных Гербертом Самуэлем и приказ об его депортации был отменен. Но в следующем, 1921 Зеев Жаботинский был из Палестины все-таки депортирован – за призывы противостоять арабскому насилию. Потом его пустили обратно – с условием не заниматься политической деятельностью (ага, щаз). Чтобы вернуться в Палестину, Жаботинский должен был представить английским властям доказательство что у него есть рабочее место – не проблема, кто-то из сочувствующих владел страховым агентством и написал письмо что берет Жаботинского на работу. Но не для того Зеев Жаботинский вернулся в Палестину чтобы работать клерком. В ноябре 1928 он стал редактором газеты «Доар Ха Йом», самой бескомпромиссной и активно участвующей в перепалке по поводу «кому принадлежит Стена плача».

Газета предоставила Жаботинскому платформу которая именно в тот момент была ему позарез нужна. В 1923 он ушел со своего поста в исполнительном комитете Всемирной Сионистской Организации. Он считал что на англичан нужно оказывать давление чтобы они признали за евреями землю по оба берега реки Иордан и более четко оформили свою приверженность цели «еврейский национальный очаг». Однако другие члены исполнительного комитета этих его воззрений не разделяли. И уж совсем не получалось найти общий язык по вопросу взаимоотношений с арабами. В программной статье «О железной стене» написанной в 1923 Жаботинский утверждал что цели сионизма будут достигнуты только если евреи, в сотрудничестве с англичанами, простроят «железную стену которую туземному населению не пробить». Оттуда же: «… пока у арабов остается хоть проблеск надежды что они могут нас отсюда выдавить, никакие сладкие речи или соблазнительные обещания подвигнут арабов расстаться с этой надеждой, потому что они нация, а не толпа».

Чтобы добиваться этих целей, которых другие сионисты добиваться не могли или не хотели, Жаботинский в 1925 основал партию под названием Всемирный Союз Сионистских Ревизионистов, которую все стали называть просто – ревизионистская партия. Молодежное крыло это партии взяло название Гистадрут ха-Ноар ха-Циони ха-Активисти-аль-Шем-Йосеф-Трумпельдор )Организация сионистской активистской молодежи им. Йосефа Трумпельдора). Потом это длинное название сократилось до Брит Трумпельдор, потом до Бетар. Именно в месте под названием Бетар и состоялся последний бой Бар Кохбы с римлянами в 135 году. Так что название получилось не только звонким, но и символическим. Отделения Бетара стали возникать в Польше и в других европейских странах. В 1928 в Тель-Авиве открылись первые курсы по военной и политической подготовке бетарников.

23 августа 1929 пятничная молитва в мечети Аль-Акса началась как обычно. Вошел хатиб, он же проповедник, по обычаю одетый в зеленое. Перед ним вошел кавас (стражник) и ударил посохом о землю чтобы обозначить начало проповеди. Но что было не обычно – хатиб шейх Саад аль Дин был опоясан мечом. После слов хвалы и благодарности Аллаху, он обратился к пастве с призывом защитить ислам от евреев и их поползновений.

«Если мы уступим евреям по вопросу Стены плача, они захотят мечеть Аль-Акса. Если мы уступим им мечеть Аль Акса, они захотят мечеть Купол Скалы. Если мы уступим им мечеть Купол Скалы, они захотят всю Палестину, а завоевавши всю Палестину, изгонят нас отсюда. Я призываю вас поклясться Аллаху своей правой рукой что вы будете действовать ради защиты ислама и святых мест.»

Сотни правых рук взметнулись вверх и шейх напутствовал аудиторию так:

«Идите же, поражайте врага и убивайте ради блаженства в раю».

Немного после полудня и.о. командира палестинской полиции майор Алан Сандерс получил донесение что большая и агрессивная толпа арабов идет в направлении от Храмовой горы к Яффским воротам. Раздавались крики «эта страна наша страна и евреи наши собаки» и «вера Мохаммеда мечом сильна». Все быстро вооружились – палками, дубинками, саблями, у некоторых были даже ружья. Арабские полицейские взбунтовались и присоединились к погромщикам. В результате этого погрома погибло 29 евреев и было ранено 43. Арабов погибло 38 человек, в основном от пуль английских полицейских. Но полицейских было катастрофически мало. Власти в отчаянии телеграфировали в Египет и на Мальту – просили подкреплений. Дошло до того что пятьдесят студентов-богословов из Оксфорда, находившиеся в Иерусалиме по программе «летний семестр» были призваны в качестве ополченцев. Первое подкрепление английских солдат прибыло в Палестину вечером в субботу, 24 августа. К тому времени насилие уже расползлось за пределы Иерусалима.

Почти четыреста лет маленький еврейский анклав в Хевроне жил относительно мирной жизнью, покупая себе безопасность у местных шейхов взятками и подношениями. К концу 1920-ых там, в тени гробницы праотцов и праматерей еврейского народа, жило около пятиста евреев, ортодоксальных и аполитичных. Они жили так как будто кругом ничего не происходило. Даже когда пришли страшные новости из Иерусалима, евреи поверили заверением своих арабских соседей что «погрома в Хевроне не будет». То же самое духовные и светские главы арабского Хеврона заявили единственному в городе британскому полицейскому Рэймонду Каффератта. Через неделю после страшных событий жители Хеврона Аарон Реувен Бернцвайг и его жена Брайна описали хронологию 23-25 августа в письме своим детям. Это письмо представляет собой бесценное свидетельство и косвенно подтверждает показания которые в ноябре того же года давал следственной комиссии Рэймонд Каффератта.

В пятницу обстановка в Хевроне была напряженная, но покамест тихая. Получив известие об иерусалимских событиях, Каффератта велел евреям запереться в домах и не выходить на улицу. Из письма супругов Бернцвейг:

«Где-то за час до зажигания свечей началось невообразимое. Всюду били окна. В нашем доме выбили все окна и внутрь полетели камни. Во всех еврейских домах били окна. Мы спрятались, испытывая смертельный страх. Потом все вдруг затихло. Мы думали что пришло наше спасение.»

Каффератта собрал всех людей что у него были. Но было этих людей немного, а качество – так вообще сплошные слезы. Восемнадцать арабских конных полицейских и пятьдесят пеших – вот все, чем располагал Каффератта, причем пешие полицейские были в основном старики. Он отправил конных патрулировать еврейский квартал, а пеших – на окраину города смотреть не прется ли из Иерусалима агрессивная толпа. До субботнего утра все прошло без эксцессов. Однако наутро все началось по новой. Толпа была такая большая и агрессивная что Каффератта просто ничего не мог сделать с теми ресурсами что у него были. Например у него на глазах толпа начала бить двух йешиботников. Каффератта начал стрелять по избивающим, разрядил всю обойму, йешиботников таки убили, а его самого сшибли с коня. Все что он мог делать, это метаться по городу в одиночку и лично вмешиваться.

Это продолжалось еще два с половиной часа, пока толпа не насытилась убийствами и грабежами. Из всех городов Палестины во время событий 1929 больше всех пострадал Хеврон. Было убито 64 еврея и ранено 54. Лишь один погиб от пулевого ранения. Остальные было заколоты, зарублены, с раскроенными черепами. По словам Каффератты, если не нашлось арабов которые спасли своих еврейских соседей, в Хевроне «не осталось бы ни одной еврейской души». Именно так остались в живых супруги Бернцвейг.

Но еврейская община Хеврона перестала существовать. Оставшихся 435 эвакуировали в Иерусалим на грузовиках, чуть ли не голых и босых, потерявших всё. Рэймонд Каффератта получил медаль за отвагу. Он действительно спас некоторое количество евреев, но возможно никого бы не пришлось спасать если бы он не был столь некомпетентен.

Лишь во вторник, 27 августа, стали прибывать подкрепления из Египта и Мальты. Они составляли 1800 солдат, роту бронированных автомобилей, небольшую эскадрилью самолетов и пять десантаных кораблей с людьми в общей сложности на батальон. Однако евреям Цфата это уже не помогло. Так же как Хеврон, это был город благочестивых людей посвятивших свою жизнь изучению Торы и молитве. Цфат был столицей еврейской мистики. 29 августа толпа арабов ворвалась в еврейский квартал и за двадцать минут убила пятнадцать человек. Так же как в Хевроне, один-единственный английский полицейский, Джей-Эм Фарадей, метался по городу, защищая евреев где это было возможно. Войска пришли через два час после пика погрома, но их пристутствие не удержало никого от грабежей и поджогов. Так же как в Хевроне, английских коронеров поразила жестокость с которой евреи были убиты – ножами, серпами, мотыгами, дубинками.

То что началось одиннадцать месяцев тому как спор из за скамеек на площади перед Стеной плача, закончилось в августе 1929 гибелью 133 евреев и 339 ранеными. Арабские жертвы тоже были – 116 убитых и 232 раненых. Но в то время как евреев убивали в основном арабские погромщики, арабов убивали в основном английские полицейские в попытке навести порядок. По меньшей мере двацдать еврейских общин в Палестине стали жертвами арабских погромов. Этот всплеск насилия стал поворотной точкой в арабско-еврейских отношениях и характере английского управления подмандатной территорией.

Англичане занялись своим любимым делом – сформировали комиссию, опубликовали отчет и разъяснили свою политику, в очередной раз за счет евреев и сионизма. Конкретно эта комиссия называлась комиссией Шоу, по имени ее главы, уважаемого судьи из министерства колоний. Отчет комиссии Шоу вышел в марте 1930. Там говорилось что арабское насилии «не спровоцировано английской администрацией и не было на нее направлено», а было вызвано страхом арабов что евреи их отовсюду вытеснят. Члены комиссии заключили что «чрезмерная» еврейская иммиграция 1925-1926 обострила эти страхи и стала одним из звеньев в цепочке событий которые привели к трагической вспышке насилия. (Дальше про рекомендованную комиссией реформу полиции, откуда потихоньку стали выдавливать арабских полицейских, как показавших полную профнепригодность. Кроме того, в палестинской полиции появилась секция Си-Ай-Ди, занятая сбором и анализом информации по политическим вопросам).

На основе отчета комиссии Шоу в октябре 1930 вышла Белая книга Пассфильда. Там содержались всякие разъяснения английских обязательств арабам и евреям. Из важного: англичане обязались устанавливать квоту на еврейскую иммиграцию так чтобы эта иммиграция не приводила к арабской безработице и разрешить работу всепалестинского законодательного органа, в котором арабы и евреи были представлены согласно своей доле в населении. (Так как арабов было сильно больше, создание такого органа лоббировало именно арабское руководство). Тем временем в Палестине перед судом за участие в погромах предстало порядка 700 человек. 55 арабам предъявили обвинения в убийстве. Из этого количества к смертной казни приговорили где-то половину. Но верховный комиссар скосил всем сроки – кроме троих. Эти трое были повешены в июле 1930. На арабской улице их прославляли как героев и жертв британского империализма.

Тем временем в Хагане наметился раскол. В апреле 1931 командир иерусалимского отделения убежденный ревизионист Авраам Техоми решил что с него хватит и взбунтовался против социалистического начальства в штабе. С ним ушла большая часть иерусалимского гарнизона (тоже в основном ревизионисты), да не просто, а с оружием. Скоро к ним начали присоединяться недовольные левым руководством бойцы из Тель-Авива, Хайфы и Цфата. Организация получила временное название Хагана-Бет.

Несмотря на то что большая часть членов Хаганы Бет были ревизионистами или бейтарниками, формально группа с Ревизионистской партией связана не была. Никакого командования Ревизионистская партия не осуществляла и никакой официальной должности Зеев Жаботинский в Хагане Бет не занимал. Было создано некое подобие военного совета из представителей всех несоциалистических партий ишува, совещательный орган при командире Аврааме Техоми. Тренировки Хаганы Бет сильно отличались от тренировок Хаганы, потому что Хагана Бет видела свою задачу не только в обороне. Наряду с физическими упражнениями, строевой подготовкой, учебными стрельбами и тактическими учениями, бойцы Хаганы Бет учились закладывать мины, изготовлять бомбы, стрелять из за угла, уходить от погони – в общем всей азбуке терроризма.

1) Газеты

2) Авраам Техоми

(кстати предполагаемый убийца Якоба Исраэля де Хана)