Через какое-то время пошли слухи что королевская комиссия (очередная, на этот раз комиссия Пиля, осень 1936-зима 1937) рекомендует раздел Палестины на еврейское и арабское государства. Нерешенный вопрос об объединении еврейских сил самообороны снова вернулся на повестку дня – ведь новому государству нужна будет официальная армия вместо двух подпольных организаций, которые друг друга дублируют. Техоми (глава Хаганы Бет) был с этим согласен. А вот Жаботинского требовалось уговорить. Пока Бен Гурион и Элияху Голомб переписывались с Жаботинским на предмет одобрить соглашение о слиянии Хаганы и Хаганы Бет, авторитет Техоми зашатался и стал потихоньку таять.

В середине марта 1937 произошла очередная вспышка насилия со стороны арабов. За четыре дня в четырех разных атаках было убито шесть евреев. Эти инциденты не были результатом скоординированной кампании, но послужили трагическим напоминанием как легко льется еврейская кровь и как быстро ситуация может выйти из под контроля. Недовольство зревшее в рядах Хаганы Бет с момента возвращения Техоми из Парижа оказалось плодородной почвой для партизанщины и несанкционированных сверху ответных мер. Трое рядовых бойцов Хаганы Бет решили взять инициативу в свои руки. Один из них изготовил бомбу, отдал двум другим, те поехали на мотоцикле в арабскую деревню Язур на шоссе Тель-Авив-Иерусалим и с близкого расстояния бросили бомбу в деревенскую кофейню. Никто не погиб, но несколько человек было серьезно ранено и кофейня была полностью разрушена.

15 апреля 1937 Элиягу Голомб попросил слова на заседании исполкома Гистадрута. Он говорил о том что это ненормальная ситуация когда у ишува две силы самообороны и они выполняют идентичные функции. Без контроля гражданских властей и единоначалия в сфере еврейской самообороны воцарится полный дикий запад. Но было уже поздно. Еще в начале апреля Жаботинскому были представлены условия слияния Хаганы и Хаганы Бет. Условия были такие, что он их без колебаний отверг, никакого слияния не будет. Бен Гурион ответил ультиматумом Хагане Бет – подчинитесь руководству официальных институтов ишува или пеняйте на себя. Техоми продолжал гнуть свою соглашательскую линию и это кончилось мини-путчем. 10 апреля 1937 младшие командиры Хаганы Бет выпустили коммюнике где говорилось что Авраам Техоми смещен с поста командира и формируется новая организация Иргун Цваи Леуми (Национальная Боевая Организация). В дальнейшем ее называли по ивритскому сокращению Эцель или просто Иргун.

Политические и идеологические разногласия между Хаганой и Хаганой Бет были такими что скорее всего сделали бы объединение двух организаций невозможным. Эти разногласия отражали позиции гражданского руководства обеих боевых организаций. Ходили слухи что комиссия Пиля предлагает под будущее еврейское государство еще меньшую территорию чем большинство сионистов всех политических окрасок было готово принять. После многочисленных дебатов и дискуссий Еврейское Агентство (и многие социалистические и рабочие партии под его эгидой) согласилось принять рекомендацию комиссии (когда она будет) как рамки для будущих переговоров. Однако ревизионистская партия и организации под ее «зонтом» отвергли эти планы и остались верными своему главному требованию – еврейское государство по обе стороны реки Иордан. Что касается численности новорожденного Эцеля, то она варьируется в зависимости от того кого спрашивать. Элиягу Голомб утверждал что вслед за Авраамом Техоми из Хаганы Бет ушла половина бойцов (полторы из трех тысяч) и они влились в основную Хагану. Источники в Иргуне утверждают что с Техоми ушло не более тысячи человек и многим так не понравилось в Хагане, что они вернулись обратно в Иргун.

Жаботинский назначил командиром Эцеля тридцатилетнего Роберта Биткера, уроженца России и бывшего командира отделения Бейтар в Шанхае. Главные должности в штабе заняли Авраам Штерн, Моше Розенберг и Давид Разиэль. По словам его биографа Йосефа Шехтмана Жаботинскому досталась роль «высшего морального авторитета по всем вопросам деятельности Иргуна». Однако на практике англичане продолжали не пускать Жаботинского в Палестину, а это означало что он не имел контроля над ежедневным планированием боевых операций, а так же назначением или продвижением командиров. Кроме того, между Эцелем и ревизионистской партией не существовало никаких открытых или официальных связей. Это было сделано специально чтобы дать Жаботинскому возможность добиваться политических целей без связей с подпольной военизированной организацией. Однако всем было ясно что Жаботинский считал Эцель боевым крылом ревизионистской партии. В этом крылось принципиальное отличие от Хаганы. Хагана подчинялась руководству ишува избираемому на общих выборах и заседавшему в Ваад Леуми. Эцель же не был подотчетен никакому выборному органу, вообще никому кроме лично Зеева Жаботинского.

25 апреля Авраам Штерн и Давид Разиэль распространили воззвание к рядовым бойцам. Вот его текст:

«Тем кто верен присяге

В стране существует две организации: одна левая и под левым командованием, к которой, к нашему глубокому несчастью, присоединилась часть наших людей. Другая это Эцель в земле Израиля. Эцель будет продолжать сражаться за честь и жизнь нации и за ее возрождение. Мы верим в то что нам под силу возрадить национальную независимость в исторических границах.

Безымянные солдаты! От каждого из вас ожидается дисциплина и самопожертвование во имя этой цели.

Из рядов только смерть нас освободит»

(Дальше про то что когда отчет комиссии Пиля с рекомендациями был опубликован, он конечно никого не устроил – ни арабов, ни ишув. Новый всплеск террора, в результате арабские боевики убили регионального комиссара Галилеи Льюиса Эндрюса и его заместителя Кристофера Пири-Гордона – в воскресенье, по дороге в церковь.)

Убийство Эндрюса и Пири-Гордона английские власти сочли объявлением войны и ответили репрессиями. Муфтия Хадж Эмина Эль Хуссейни погнали со всех официальных постов, включая пост председателя вакфа. Был выписан ордер на его арест – вместе со всем руководящим составом Высшего Арабского Комитета. Но муфтий уже два месяца безвылазно сидел в комплексе Аль Акса на Храмовой Горе – а штурмовать святое место англичане не решались. Около всех выходов с Храмовой Горы круглосуточно дежурили английские патрули. Но хитрющий муфтий переоделся (в разных версиях женщиной или бедуином) и ночью перелез через стену – а там его уже ждала машина. Хадж Эмина эль Хуссейни довезли до Яффо, а там на корабль – и в Ливан. Он больше в Палестину кроме одного короткого визита в Восточный Иерусалим, незадолго до Шестиндневной войны. Двести функционеров Высшего Арабского Комитета было арестовано, пять самых крупных депортировано в лагерь на Сейшеллы. На свободе остался брат и конфидент муфтия Джамаль Эль Хуссейни, который избежал ареста и утек в Сирию. Эти успешные массовые аресты стали возможными благодаря тому что английская администрация на 24 часа прекратила работу телефона и телеграфа и приостановила выпуск газет. Все преступления как-то связанные с применением оружия были переведены под юрисдикцию военных судов.

Тем временем Эцель планировал собственную кампанию ответа на волну арабского насилия. Зеев Жаботинский начал сомневаться в том что у него есть моральное право органичивать операции или диктовать условия применения силы в то время как он сам находится в безопасности, а иргунисты рискуют своими жизнями чтобы защитить ишув. Было выработано соглашение по которому Эцель мог заниматься наступательными операциями и операциями возмездия в режиме «смотря по обстановке». Пока эти операции рутинные, консультироваться с Жаботинским необязательно. Если понадобится резко увеличить масштаб или интенсивность этих операций, то Жаботинскому пошлют телеграмму спрашивающую его согласия. Согласием будет ответная телеграмма подписанная «Мендельсон».

Чернила еще не высохли на этом документе, как в руководстве Эцеля снова начались кадровые перестановки. Хотя Роберт Биткер был дисциплинированным и отважным человеком, возглавлять подпольное движение ему не хватало ни кругозора, ни харизмы. Кроме того, он только приехал, недостаточно хорошо знал иврит и специфику региона, во всяком случае недостаточно хорошо для командира. Биткер сам это понимал и сам предложил чтобы пост командира занял его заместитель и начальник штаба Моше Розенберг. Так и сделали. Давид Разиэль поднялся до положения «номер второй», сохраняя при этом командование иерусалимской ячейкой. У Иргуна не было никаких формальных связей с ревизионистской партией что развязывало Жаботинскому руки добиваться политических целей без упреков «посмотри что твои боевики вытворяют». Еврейское Агентство похожим образом не афишировало свои отношения с Хаганой, которая в глазах англичан тоже была незаконным подпольем. Разница между Иргуном и Хаганой была в том что в то время как Хагана подчинилась хоть как-то избираемому гражданскому руководству, Иргун вообще не был никому подотчетен кроме лично Зеева Жаботинского.

Ответные операции против арабов начались с ноября того же года. 11 ноября иргунисты бросили бомбу в арабское кафе в Иерусалиме – в отместку за убийство пятерых кибуцников 9 ноября. Погибло двое человек, пятеро было ранено, двое серьезно. 14 ноября Иргун фестивалил уже вовсю – одновременно несколько атак в Иерусалиме и в Хайфе. Результатом стало семь погибших арабов и восемь раненых, из них три женщины. В первый раз Иргун продемонстрировал такой уровень координации и командования – несколько атак одновременно в двух разных городах.

Нападения на гражданских столкнулись со всеобщим осуждением ишува – в первую очередь в прессе и в деловых кругах. Но от Давида Разиэля это все отскакивало как горох от стенки. Он был твердо убежден что у ишува нет другого выхода как перейти от пассивной обороны к обороне активной. Он писал: «…тот кто не хочет чтобы его победили, не имеет иного выбора кроме как нападать первым… бросаться на врага и ломать его волю к сопртивлению». Он считал что пассивность не приводит ни к чему кроме позора – и приводил в пример социал-демократов Германии и Австрии которые без боя сдали свои позиции нацистам. Не обращая внимания ни на официальное осуждение, ни на информационный шум, Иргун почувствовал себя сильнее – и все глубже уходил в подполье. Подтянулась внутренняя дисциплина организации, принимались меры по предотвращению проникновения «кротов», появилось некое подобие внутренней контр-разведки.

Подход к рекрутированию новых бойцов отражал эти изменения. Вступить в Иргун можно было только по рекомендации уже полноправного члена организации. Во внутреннем меморандуме отмечалось что в первую очередь Иргун ищет в кандидатах «дух самопожертвования и любви к стране, а так же способность думать и решать самостоятельно и проявлять инициативу». На каждого кандидата собиралось досье – характер, политические взгляды, кто родственники и друзья. Если кандидата находили приемлемым, ему (или ей) давали пароль и явку – куда и во сколько прийти. Там завязывали глаза и развязывали уже в темной комнате – и тут же светили в лицо фонариком. Несколько командиров проводили с кандидатом беседу, спрашивали понимает ли он какие риски несет членство в вооруженном подполье. Спрашивали что кандидат думает о еврейской самообороне и чем позиция Иргуна отличается от позиции Хаганы. Если кандидат и его ответы были удоволетворительны, то он клал одну руку на Тору, другую на пистолет – и приносил присягу.

(В фильме «Эскодус» Отто Премингера все это показано – если вы сможете без тошноты смотреть на Сала Минео в роли Дова Ландау. И Карен в исполнении Джилл Хауорт такая же приторная, разговаривает как умирающий лебедь или Настенька из «Морозко». Насколько ответственному за кастинг удались Ари, Китти, все семейство Бен Канаан, Акива – настолько Дов с Карен просто обнять и плакать)

Переводить я не стала, там те же слова что в воззвании, только зарифморванные. Субтитры на английском тоже есть.

Кто автор(ы) музыки и слов – не нашла.

Лицо на фото – Авраама (Яира) Штерна.